Олнамцы переглянулись. Они слышали старинные легенды о слоняющихся ночами существах, о нежити, бросающей вызов богам и несущей зло людям.
— Но такие, как ты, давно исчезли, — неуверенно произнес Азари.
— Да, боги заключили нас под землю, — вещал покойник. Создавалось впечатление, будто он больше говорит с собой, нежели с олнамцами. — Мы пребывали там много столетий, вплавленные в скалу и глину, утратившие во тьме свои личности, потерявшие способность мыслить и двигаться.
— Каким же образом ты появился здесь? — спросил Ребири.
— Ты принес меня, — ответила ночная тварь, обратив взгляд мертвых глаз на Назакри. — Ты всосал меня из чрева земли в тот кристалл, что всегда при тебе, принес сюда и переселил в это тело.
Ребири вперился в черный кристалл.
— Неужели? Значит, у меня там скрыты и другие духи тьмы?
— Только это у тебя и есть, старик, — ответила нежить с хохотом, от которого волосы встали дыбом. — Вся та тьма, которую ты таскаешь на себе, — не что иное, как сущность таких, как я.
Ребири посмотрел на ожившего покойника и снова на черный кристалл. С искаженным от злобы лицом, он высоко поднял темный конец доски, и Азари не понял, что намерен совершить хозяин, — обрушить накопитель энергии на голову мертвеца или разбить кристалл о булыжники мостовой.
— Значит, все, что я совершил, я сотворил с помощью таких, как ты? Значит, эта тьма разумна и умеет говорить? В таком случае почему за все те годы, что я размахиваю этой деревяшкой, она не снизошла до беседы со мной?
— Да потому, что сознание наше было давным-давно уничтожено, — ответил Бредущий в нощи. — Нас вырвали из собственной оболочки, заставили все забыть, и мы существовали в бесконечных снах… до тех пор, пока ты не поместил меня в это тело. Обрывки воспоминаний, сохранившиеся в сердце и мозгу, напомнили мне о том, что такое жизнь, и возвратили личность. До этого ты ни разу не прикасался кристаллом к мертвому телу.
Какое-то время все трое молча изучали друг друга. Олнамцы стояли, Бредущий в нощи сидел. Азари переваривал то, что сказал мертвяк, и, глядя в лицо Ребири, пытался понять, как старик воспринял его слова. Увиденное ему крайне не понравилось. Физиономия старика повергала в трепет выражением одержимости, появившимся в те минуты, когда глас его Предназначения звучал особенно громко.
Бредущий в нощи тем временем начал медленно подниматься на ноги.
— Что теперь? — невольно отпрянул Азари. — Ты намерен нас убить?
— Ты считаешь, я должен сделать это? — спокойно ответил вопросом мертвяк. — Разве вы собираетесь причинить мне вред?
— Нет, нет, — поспешно ввернул Ребири, делая шаг ему навстречу. — Совсем напротив. Не хочешь ли ты вступить с нами в сделку, дух тьмы?
Азари передернуло. Ничего хорошего из подобного союза получиться не может.
— Какую сделку? — спросил монстр.
— Ты сказал, что в землю тебя заточили боги — боги Домдара.
В голосе хозяина Азари уловил безумные обертоны, которые ему уже доводилось слышать несколько раз, когда Предназначение толкало Ребири на идиотские поступки в его вечной борьбе с Империей Домдар.
— Разве ты не жаждешь отмщения, ночной дух? — загремел Ребири. — Разве не желаешь, чтобы я освободил твоих сотоварищей, заключенных, как ты утверждаешь, в моем кристалле? Разве не хочешь, чтобы я вернул к жизни и тех, кто страдает до сей поры в недрах земли?
Бредущий в нощи с любопытством уставился на колдуна. Азари в ужасе взирал на обоих. Одной такой твари достаточно, чтобы напугать человека до смерти! Неужели Ребири действительно хочет спустить с цепи ещё многих, ему подобных?
— Все, что ты предлагаешь, доставило бы мне удовольствие, — ответил монстр.
— Поклянись служить мне, и я исполню все, что сказал! — воскликнул Ребири.
— Служить тебе? Вечно? Думаю, лучше… — Он шагнул вперед.
— Ну хорошо, пусть не вечно! — остановил его Назакри. — Пусть только до падения Зейдабара!
— Хозяин, — взмолился Азари, — подумайте, что вы делаете…
— Я думаю, Азари. Я создаю себе армию! Рок на нашей стороне! Разве сможет Домдар нанести поражение войску, состоящему из мертвецов? Каждый погибший солдат Империи пополнит мою армию — армию, которая станет непобедимой!
— Но можно ли им доверять?
— Клянусь, — произнес Бредущий в нощи, — что до падения Зейдабара я буду верно служить тебе и клятвы своей не нарушу.
Азари нервно покосился на него, но все же произнес:
— Но, хозяин, эти ночные твари несут зло.
— Неужели ты полагаешь, что это меня волнует? — напыжился Ребири, а Бредущий в нощи лишь улыбнулся.
— Если верить легендам, они не могут двигаться днем… — напомнил Азари.
Назакри бросил вопросительный взгляд на ожившего жмурика.
— Легенды говорят правду, — признался он. — Солнечный свет богов возвращает нас в небытие.
Ребири помрачнел, но тут же снова повеселел, найдя нужный ответ.
— Мы соберем армию, которая будет их охранять в дневное время, — молвил он. — Когда олнамцы и другие народы увидят, кто выступает на нашей стороне, они толпами ринутся под наши знамена! В ближайшие дни мы сможем предложить всем гораздо больше того, что не совсем уверенно обещаем сейчас. А пока мы станем готовиться к маршу на Зейдабар, Бредущие в нощи выступят в роли убийц, и мне больше не придется таранить охрану. Все стражники в ужасе разбегутся!
— А если они этого не сделают, — хладнокровно прибавил Бредущий в нощи, — мы их убьем.
Азари переводил взгляд с монстра на колдуна и обратно, понимая, что не в силах предотвратить тот ужас, который вот-вот обрушится на людей.
Более того, он вдруг ясно осознал, что против своей воли становится участником этого союза нечестивых. Глядя на Ребири и на оживший труп солдата, он не мог бы сказать, кто из них выглядит менее человечным.
Лорд Дузон смахнул невидимую пылинку с бархатного рукава камзола и, приняв изящную, но тем не менее удобную позу, стал наблюдать за тем, что происходит в Палате Совета. Широкополая шляпа в левой руке служила элегантной драпировкой его бедра, а дорогой плюмаж, свисая завитками, обрамлял ногу ниже колена.
Перед восседавшими за дугообразным столом членами Имперского Совета, нервно теребя отвратительную шляпу из крашеной соломы, переминался с ноги на ногу низкорослый матуанец. Несчастный с надеждой поглядывал на своего шефа, Лорда Горнира, избегая встречаться взглядом с Председателем Совета Принцем Гранзером.
Дузон улыбался про себя: матуанец так сильно волновался, потому что знал, Принц Гранзер не только Председатель Совета, но по счастливому стечению обстоятельств и супруг Даризеи — старшей дочери Ее Императорского Величества Беретрис. Таким образом, у Гранзера были все шансы со временем превратиться из обычного Принца в правящего.
Принц Гранзер восседал в центре стола, залитый солнечным светом, в то время как остальные члены Совета оставались в тени; это создавало впечатление, что он — почти небожитель, а не простой смертный. Дузон предположил, будто архитекторы добивались этого эффекта специально, стараясь подчеркнуть значение Председателя. Лорд был уверен, семейные связи Гранзера влияли на поведение маленького матуанца сильнее, чем необходимость отвечать на вопросы Совета. Большинство людей, будь то матуанцы, домдарцы или иные, испытывали суеверный трепет перед членами Императорской семьи, так как те могли, по их мнению, обратить гнев покровительствующих им богов на наглецов, осмелившихся обращаться с просьбами к любимцам небес.
Все это было страшно глупо, поскольку Империей на самом деле управляли шестнадцать членов Совета, а боги не оказывали видимой поддержки Императрице и её близким с того самого момента, как умолкли оракулы. Дузону все это было прекрасно известно, хотя бедный провинциал, топчущийся перед столом, мог пребывать в полном неведении. Зная об истинной роли Совета, Дузон приложил немало сил, чтобы получить разрешение присутствовать на одном из заседаний. К изумлению своих друзей, он ради скучной Сессии пожертвовал возможностью провести время в обществе прекрасной Леди Возуа.
Конечно, при других обстоятельствах он с наслаждением посвятил бы ей много часов, и предпочтительно в уединении. Он до сих пор мысленно представлял зеленый бархатный наряд, в котором видел её последний раз, и ласковую улыбку…
Но получить место наблюдателя в Совете было, пожалуй, труднее, чем право провести ночь с первой красавицей Зейдабара, и Дузон сделал свой выбор. Теперь он здесь, под знаменитым золоченым куполом, с шестнадцатью устремленными в небо окнами, а Леди Возуа как-нибудь переживет один вечер и без него.
Большинство его приятелей решили бы по-иному. Им было ровным счетом наплевать на Совет с его Сессиями, их не интересовали дела государства — всю эту скучищу они перекладывали на плечи богов или Императрицы.
