Ознакомительная версия.
Разумеется, очевидно, что Всевышний должен быть. — говорит Куми. Но с тех пор, как вселенная перестала быть куском грязи, ясно, что Всевышний в действительности ее не создавал. Ведь если бы он ее создал, то, являясь Всевышним, он сделал бы это куда лучше, в чем можно запросто убедиться, скажем, взглянув на устройство обыкновенных ноздрей. Иначе говоря, существование плохо сделанных часов предполагает наличие слепого часовщика. Достаточно оглянуться вокруг, чтобы увидеть, что практически всюду можно бы что-нибудь усовершенствовать. Это предполагает, что Вселенная, вероятно, была в спешке собрана подчиненными из кусочков, пока Всевышний не смотрел в эту сторону, как по всей стране на копировальных машинах собираются доклады Ассоциации бойскаутов. Так что, заключал Куми, обращаться с молитвами к Всевышнему — не слишком хорошая идея. Это лишь привлечет его внимание, что может повлечь за собой массу неприятностей. Кроме того, складывается впечатление, что вокруг существует множество меньших богов. По теории Куми, они появляются, растут и процветают потому, что в них верят. Вера, сама по себе, питает богов. В начале, когда человечество жило маленькими примитивными племенами, скорее всего, существовали миллионы богов. Сейчас все идет к тому, что остаются лишь несколько важнейших: местные боги грома и любви, к примеру, склонны сливаться, подобно шарикам ртути, равно как маленькие племена, объединяясь, превращаются в огромные сильные нации с более изощренным вооружением. . Но любой бог может появиться. Любой бог может начать маленьким. Любой бог может расти, когда увеличивается количество верующих. И усыхать, когда оно уменьшается. Это похоже на большую, великолепную игру в лестницы и змеи. Боги любят игры, при условии, что они выигрывают. Теория Куми широко основывается на старой доброй Гностической ереси, которая имеет склонность возникать в любом уголке, где только человек распрямляет колени и начинает думать в течении пары минут без перерыва, хотя шок от внезапного возвышения делает это думание слегка вымученным. Однако, само наличие думания весьма огорчает священников, склонных выражать свое неудовольствие традиционными методами. Когда Омнианская Церковь узнала о Куми, она выставила его напоказ в каждом городе Церковной Империи, дабы продемонстрировать основные недостатки его аргументации. Городов было много, а потому его пришлось нарезать достаточно мелко.
* * *
Рваные облака неслись по небу. Паруса трещали под усиливающимся ветром, и Ом мог расслышать крики моряков, пытающихся обогнать шторм. Шторм надвигался большой, даже по меркам моряков. Белая пена венчала волны. Брута храпел в своем гнездышке. Ом слушал моряков. Они были не из тех, кто занимается умствованиями. Кто-то убил дельфина, и все знали, что это означает. Это означает, что будет шторм. Это означает, что корабль пойдет ко дну. Это просто причина и следствия. Это хуже, чем женщина на борту. Это хуже, чем альбатросы. Ому хотелось знать, умеют ли черепахи плавать. Он был абсолютно уверен, что морские — умеют. Но у этих тварей был специальный панцирь. Было бы явно слишком желать, (даже если бы богу было у кого попросить), чтобы у тела, приспособленного к блужданию по сухой пустыне, были какие-то гидродинамические качества, кроме необходимых, что бы пойти ко дну. Ах да. Больше ни слова об этом. Он — все еще бог. У него есть права . Он столкнул вниз моток веревки и осторожно пополз к концу раскачивающейся палубы, цепляясь панцирем за пиллерс так, чтобы мочь смотреть вниз, в бурлящую воду. Затем он заговорил голосом, неслышным ничему смертному. Некоторое время ничего не происходило. Затем одна из волн поднялась выше остальных, по ходу дела меняя форму. Вода потекла вверх, заполняя невидимую матрицу. Она была гуманоидной, но явно лишь потому, что хотела такой быть. Столь же легко это мог бы быть водяной смерч или глубинное течение. Море всегда могуче: столько народа верит в него. Но оно редко отвечает молящим. Водяная фигура поднялась до уровня палубы и помчалась наравне с Омом. Она усовершенствовала лицо и открыла рот. — Ну? — сказала она. — Привет тебе, ох , Королева…-начал Ом. Водяные глаза сфокусировались. — Но ты всего-то маленький бог. И ты осмелился воззвать ко мне?
В снастях завыл ветер. — У меня есть верующие. — сказал Ом. — Поэтому у меня есть права. За этим последовала кратчайшая из пауз. Затем Королева Моря сказала:
— Один верующий?
— Тут не важно, один или много. — сказал Ом. — У меня есть права. — И каких же прав ты требуешь, маленькая черепашка? — сказала Королева Моря. — Спаси этот корабль. — сказал Ом. Королева молчала. — Ты должна удовлетворить просьбу. — сказал Ом. — Таковы правила. — Но я могу назвать свою цену. — сказала Королева Моря. — Это тоже по правилам. — И она будет высока. — Она будет уплачена. Водяной столб начал снова распадаться на волны. — Я это обдумаю. Ом уставился на белую воду. Корабль раскачивался, бросая его вниз на палубу и обратно. Суча передними лапками, он цеплялся за пиллерс, вокруг которого вращался его панцирь, и на мгновение обе его задние лапки беспомощно задергались над водой. А затем Ом отправился в свободный полет. Нечто белое устремилось вниз, к нему, когда он закачался над краем, и он вцепился в это зубами. Брута завопил и рванул руку вверх, вместе с болтающимся на ней Омом. — Ты не должен был кусаться!
Корабль зарылся в волну и его швырнуло на палубу. Ом освободился и покатился прочь. Когда Брута встал на ноги, а вернее на руки и колени, он увидел стоящих вокруг членов экипажа. Двое подхватили его под локти, когда на корабль с грохотом обрушилась следующая волна. — Что вы делаете?
Они, избегая смотреть ему в лицо, тащили его к борту. Где-то на шпагатах Ом кричал Морской Королеве:
— Это правила! Правила!
Теперь Брутой занялись четверо моряков. Ом слышал сквозь рев шторма тишину пустыни. — Подождите. — сказал Брута. — Это не личные счеты. — сказал один из моряков. — Мы не хотим этого делать. — Я тоже не хочу. — сказал Брута. — Это поможет?
— Море требует жизни. — сказал старший из моряков. — Твоя — ближайшая. ОК, возьмите его за… — Я могу примириться с моим Богом?
— Что?
— Если вы собираетесь меня убить, могу ли я перед этим помолиться моему Богу?
— Не мы убиваем тебя, сказал моряк, а море. — “Рука, совершающая это, виновна в преступлении”. — сказал Брута. — Оссори, глава 56, стих 93. Моряки переглянулись. В данной ситуации было, пожалуй, не разумно настраивать против себя любого бога. Корабль черпнул бортом. — У тебя 10 секунд. — сказал старший матрос. — Это на 10 секунд больше, чем у многих. Брута лег ничком на палубу, отчасти с помощью загремевшей о тимберс следующей волны. К своему удивлению, Ом смутно ощущал молящегося. Он не мог разобрать слов, но само его присутствие вызывало зуд в глубине его разума. — Не проси меня. Я лишен возможностей… Корабль шлепнулся вниз… …в спокойную воду. Шторм все еще шумел, но лишь вокруг расширяющегося кольца с кораблем в середине. Молния, вонзившаяся в море, огородила их, как тюремная решетка. Кольцо растягивалось перед ними. Теперь корабль двигался низом по узкому каналу спокойствия среди серых стен шторма в милю высотой. Над головой трещало электрическое пламя. А потом пропало. Позади них серая гора опустилась на море. Они услышали затихающий в отдалении гром. Брута неуверенно поднялся на ноги, дико раскачиваясь, чтобы компенсировать уже не существующее движение. — Сейчас я…
Он был один. Моряки разбежались. — Ом? — сказал Брута. — Туточа. Брута выудил своего Бога из водорослей. — Ты говорил, что ничего не можешь! — обвиняюще сказал Брута. — Это было не… — Ом остановился. “Будет расплата. " — подумал он. “Это будет не дешево. Это не может быть дешево. Королева Моря — богиня. Я низверг несколько городов в свое время. Святой огонь и тому подобное. Если цена не высока, как добиться людского почтения?"
— Я заключил соглашение. — сказал он. Приливные волны. Потонувшие суда. Город — другой, исчезающие под водой. Это будет чем-то вроде этого. Если люди не уважают, они перестают бояться, а если они не боятся, как заставить их верить?
Это как-то не справедливо, верно? Один человек убил дельфина. Конечно, Королеве не важно, кого выбросят за борт, как и тому не важно, какого дельфина он убил. И это не справедливо, потому, что это сделал Ворбис. Он заставляет людей совершать поступки, которых они совершать не должны… О чем я думаю? Прежде, до того как стал черепахой, я даже не знал, что значит несправедливость…
* * *
Открыты люки. Люди выходят на палубу и свешиваются с бортов. Торчание на палубе во время шторма всегда грозит опасностью быть смытым за борт, но после нескольких часов под палубой вместе с испуганными лошадьми и страдающими морской болезнью пассажирами, это предстает в розовом свете. Больше штормов не было. Корабль рассекал волны под благоприятными ветрами, под ясным небом, по морю столь же безжизненному, как раскаленная пустыня. Проходили дни, лишенные всяких событий. Ворбис большую часть времени оставался под палубой. Команда относилась к Бруте с опасливым почтением. Такие новости, как Брута, распространяются быстро. Здешнее побережье состояло из дюн со случайными бесплодными соляными болотами. Горячее марево висело над землей. Это был тот тип берега, где высадиться в случае кораблекрушения куда страшнее, чем утонуть. Здесь не было морских птиц. Пропали даже птицы, следовавшие за кораблем в ожидании объедков. — Орлов нет. — сказал Ом. Что и следовало сказать по этому поводу. Ввечеру четвертого дня однообразная панорама была отмечена блесткой света высоко в дюнном море. Она вспыхивала с определенными интервалами. Капитан, чье лицо выглядело так, словно сон не каждую ночь составлял ему компанию, позвал Бруту наверх. — Этот… твой… дьякон велел мне высматривать это. сказал он. — Пойди и приведи его теперь. Каюта Ворбиса была где-то у самого трюма, где воздух был густ, как жидкий суп. Брута постучал. — Зайди. (Слова — лакмус мыслей. Если вы оказываетесь во власти кого-то, кто хладнокровно употребляет слово “пройдите”, уходите оттуда, и как можно скорее; но если говорят “Зайди ”, то не задерживайтесь, чтобы собрать вещи. Так низко не было иллюминаторов. Ворбис сидел в темноте. — Да, Брута?
Ознакомительная версия.
