сколько ж ты рому выпила?
— Ой, да будет тебе, Эсме, — махнула рукой нянюшка. — Помнишь пословицу? Если не можешь славно повеселиться в Орлее, то скорее всего ты уже мертв. — Но тут она вспомнила про Субботу. — Впрочем, возможно, в Орлее даже мертвым перепадает чуток веселья.
— А может, нам лучше остаться здесь, — предложила Маграт. — На всякий случай?
Матушка Ветровоск задумалась.
— Ты что, Эсме, считаешь, ее могут отправить на бал в тыкве? — спросила нянюшка Ягг. — А кого запрягать-то будут? Мышей? Хе-хе-хе!
Перед мысленным взором матушки Ветровоск возникли две женщины-змеи, и она снова засомневалась. Но день и в самом деле выдался долгим. Кроме того, если подумать, это действительно смешно…
— Ну ладно, — решилась она. — Но запомни: гулять от твоей души я ни в жизнь не стану!
— Там танцуют и все такое прочее… — вкрадчиво промолвила нянюшка.
— И еще, наверное, продают всякие банановые напитки, — добавила Маграт.
— Ставлю миллион против одного, что так оно и есть! — радостно воскликнула нянюшка Ягг.
Лилит де Темпскир улыбнулась сама себе в двойном зеркале.
— Ну надо же, — сказала она. — Ни кареты, ни платья, ни лошадей. И что тут делать старенькой крестной? Бедная я, разнесчастная. В общем, ой-ой-ой, как говорится.
Она открыла небольшой кожаный футляр, похожий на те, в которых музыканты обычно носят свою любимую флейту.
В футляре оказалась палочка — точная копия волшебной палочки, что была у Маграт. Лилит вытащила ее и переставила серебряные и золотые кольца в новые положения.
Послышался щелчок, который издают затворы самых зловещих ружей.
— Придется работать с тыквой, — сказала Лилит.
Основная разница между разумными и неразумными объектами заключается в том, что изменить вид первых хоть и трудно, но все же не так уж невозможно. Главное здесь — ментальные настройки. В то время как для превращения неразумного объекта вроде тыквы — а трудно себе представить объект более неразумный, чем тыква, — требуется волшебство и только волшебство.
Но если его молекулы помнят то время, когда они еще не были тыквой…
Она рассмеялась, и мириады отражений Лилит, населяющие зеркальную вселенную, рассмеялись вместе с ней.
Центр Орлеи уже отпраздновал свой Сытый Вторник, и сейчас темные и освещенные светом факелов церемонии разворачивались в бедных предместьях, окружающих высокие белые здания. Тут были фейерверки. Были танцоры и пожиратели огня, были перья и блестки. Ведьмы, представления которых о народном гулянье ограничивались пляской вокруг костра, разинув рты, смотрели с запруженного зеваками тротуара на проходящие мимо праздничные процессии.
— Да это ж танцующие скелеты! — воскликнула нянюшка, когда по улице прошествовала толпа костлявых фигур.
— Ага, сейчас, — отозвалась Маграт. — Обычные люди в черных трико с нарисованными на них костями.
Кто-то толкнул матушку Ветровоск. Она обернулась и увидела перед собой широкое улыбающееся лицо темнокожего человека. Он протягивал ей какую-то бутыль.
— Угостись-ка, милашка.
Матушка взяла бутыль, поколебалась, но затем отхлебнула. Толкнула Маграт и передала бутылку ей.
— Бр-р-р! У-у-у-ух! — с трудом выговорила она.
— Что? — крикнула Маграт, стараясь перекрыть грохот марширующего мимо оркестра.
— Какой-то тип хочет, чтобы мы попробовали.
Маграт оглядела горлышко бутылки и попыталась незаметно вытереть его об платье — несмотря на тот самоочевидный факт, что все микробы в окрестностях бутыли давным-давно сдохли. Опасливо сделав небольшой глоток, Маграт в свою очередь толкнула матушку Ягг.
— Хр-р-бр-р-эх! — выдавила она и утерла покатившиеся из глаз слезы.
Нянюшка запрокинула бутылку. Спустя некоторое время Маграт снова толкнула нянюшку в бок.
— Мне показалось, мы пустили ее по кругу! — укоризненно сказала она.
Нянюшка вытерла губы и передала заметно полегчавшую бутылку своему соседу слева.
— Эй, господин, здесь угощают, — сказала она.
— БЛАГОДАРЮ.
— Симпатичный ты себе наряд отхватил. Кости прям как настоящие.
Нянюшка снова переключилась на процессию жонглирующих факелами огнеглотателей. Затем у нее в подсознании что-то щелкнуло. Она снова взглянула налево. Но сосед уже удалился.
Нянюшка пожала плечами.
— Интересно, что будет дальше? — пробормотала она.
Матушка Ветровоск впилась глазами в группу танцоров беспритяжательного лимбо. У многих во время парадов есть одна общая черта: они недвусмысленно выражают то, на что шутки вроде майского шеста лишь намекают. Правда, танцы прикрывают все это блестками.
— Да уж, в следующий раз, заходя в уборную, сто раз подумаешь, а в таком ли ты уединении, как тебе кажется… — хмыкнула нянюшка Ягг, ткнув пальцем в танцоров, которые без видимой причины вертелись в воздухе.
Грибо сидел у ее ног, пристально наблюдая за танцующими женщинами, на которых не было ничего, кроме перьев. Он тщетно пытался понять, что это за странные твари и как с ними стоит обойтись.
— Я сейчас кое о чем думаю. О том… как работают сказки. Но, по-моему, стоит перекусить, — слабым голосом промолвила матушка. Однако тут же подавила секундную слабость. — Я имею в виду настоящую еду, а не то, что выскребли со дна пруда. Слышать больше не желаю ни о каких там гастрономиях!
— Как же ты все-таки не любишь приключения, матушка, — укоризненно произнесла Маграт.
— Вообще-то, я не против приключений, если они, конечно, не опасные, — парировала матушка. — Но только не с едой.
— Тут неподалеку есть заведение, где делают бутерброды с аллигаторами, — объявила нянюшка, отворачиваясь от парада. — Представляете? Настоящий аллигатор на бутерброде!
— Это напомнило мне один анекдот… — сказала матушка Ветровоск.
В ее сознании назойливо свербила какая-то мысль.
Нянюшка Ягг надрывно закашляла, но это не сработало.
— Заходит, значит, один в харчевню, — начала матушка Ветровоск, пытаясь не обращать внимания на все усиливающееся беспокойство. — И вдруг видит объявление. А там: «Любые бутерброды на любой вкус». Ну он и говорит: «Сделайте-ка мне аллигаторский бутербродик — да побыстрее!»
— Интересно, что думают сами аллигаторы по поводу этих бутербродов? — с упреком промолвила Маграт.
За этим замечанием последовала поистине свинцовая пауза.
— А вот я всегда говорю: посмеяться вдоволь — это ж только на пользу! — наконец заявила нянюшка.
Глядя на Эллу, с безнадежным видом стоящую между змееженщинами, Лилит улыбнулась.
— Надо же, что с платьем-то случилось! — покачала головой она. — И дверь была заперта. Вот так раз! Как же такое могло случиться?
Элла упорно смотрела себе под ноги.
Тогда Лилит взглянула на сестер.
— Что ж, — сказала она, — значит, придется воспользоваться тем, что есть. Так? Принесите-ка мне… двух крыс и двух мышей. Уж я-то знаю, крыс и мышей вы всегда отыщете. Да, и захватите тыкву побольше.
Она рассмеялась. Нет, не тем безумным пронзительным смехом, которым смеются побежденные злые волшебницы, а скорее довольно приятным смехом человека, который ценит удачную шутку.
После чего задумчиво взглянула на палочку.
— Но сначала, — промолвила она, переводя взгляд на бледное лицо Эллы, —
