– Зачим газечик? Нету болше газечик! Если "Звести" хочиш, слуший на 999 метры, если "Правда" хочиш, слуший на 666 метры, программа тиатр хочиш – слуший на три сто пытнацыт метры, если кушить хочиш…
Я отшвырнул его в сторону и побежал на Советскую площадь.
Колонна стояла на прежнем месте. Но почему на улице нет никого? Где те два миллиона живых людей, два миллиона копий моего собственного я?
Мне становилось невыносимо душно. Я протер глаза. Вот передо мной дом 1-й Студии Художественного театра, где я вчера еще смотрел "Двенадцатую ночь". Все, все здесь, как вчера, как год тому назад.
Лишь в окне конторы Пролеткино я неожиданно заметил поблекшее от времени:
ИЗВЕЩЕНИЕ.
Вследствие ликвидации кинотеатров радиокартины будут передаваться ежедневно от 3-х до 12-и час. на волне в 33 метра.
Я внезапно почувствовал жгучую боль в обоих висках, но собравшись с последними силами перебежал мостовую и ввалился в подъезд Моссовета.
Не успел я, однако, перешагнуть через порог, как в потолке что-то щелкнуло, сверкнуло, открылись какие-то гигантские клапаны, обнаружив чудовищных размеров, изолированные рогом, круглые очки, точь-в-точь такие, как у юноши в читальне. Какой-то далекий, но на редкость задушевный, музыкальный и в душу льющийся голос миллионом вибраций заполнил безлюдное здание насмешливым вопросом.
– Вам чего же собственно здесь надоть, гражданин? Ась?
– Власть! Где власть? Мне нужно говорить с властью! – кричал я в исступлении.
– Чудак человек! – отвечали вибрации, – нешто в наше время так можно разговаривать. Вон будка в углу, направо которая, РАДИОФОНОСКОП, автомат, там написано. Ежели, для примеру, простую осциллограму дать желаете, ставьте на 444 метра, ежели фотограмму – на 555, ежели звукопленку – на 888… Из застрявших, что ли, будете? – подтрунивал незримый часовой.
– Власть!!! Где находятся представители власти?
– Опять же, чудак вы человек. Нешто в наше время можно знать, где кто находится? Пеленгуйте. А ежели сами не умеете, милицию спросите. Вон она, кружит милиция. Чудаки человеки. Прежде бывало никак не уговоришь их припаять землю к небу, а таперича, пожалте, сказывай ему все спервоначалу. А може вы и про тихий стоячий пруд, и про лягушку, и про иное прочее не слыхали? Ась? Тогда выкидывайтесь отсель! Много тут вашего брата шляется.
Я выбежал на улицу. Над моей головой действительно кружила чудовищных размеров красная птица с надписью АЭРОМИЛИЦИЯ на остреньких крыльях и оглушительно каркала на всю площадь:
– Шестьсот туч грозовых на наковальне А Ку Кастеллатус. Шесть километров над уровнем моря. Навигация только по тракту ниже облачных образований, а то штраф!
Из нависшей над площадью огромной тучи вынырнула несметная стая летающих небоскребов, дирижаблей, гидролетов, астропоездов, авиациклов, броньавионов, грузопланов и в стройном порядке двинулась на восток в сизую дымчатую даль.
Так вот она – Москва в небоскребах! Так вот оно – продолжение недослушанной мною повести в читальне!
У меня помутилась память, и я упал без чувств на мостовую.
Из трещин в асфальте до моих ушей явственно донесся грохот восьми чудовищных примусов и густой дрожащий голос:
"ВСЕМ, ВСЕМ, ВСЕМ. Говорит Московская Центральная Радиотелефонная станция имени Коминтерна…"
Я широко открыл глаза. А там, за стеной, Джемаридзе, демонстрируя громкий радиоприем, припаивал землю к наковальне тучи грозовой.
журнал "Радиолюбитель"
Москва
1925
