– Я не верю в налоги, – ответил я. – Мы на Медвежьей Речке отродясь не платили никаких налогов и впредь не собираемся этого делать.
– Да уж, – сказал Джонни. – Вы там сами в состоянии о себе позаботиться. Ведь вы никаким боком не зависите от правительства. Сами обеспечиваете себя жратвой, питьем, барахлом… Даже виски и порох делаете сами. Причем, судя по вкусу пойла, которое мне однажды довелось хлебнуть, что для него, что для пороха рецепт у вас один. Но здесь-то все не так! Здесь людям приходится платить налоги. Правда, они не спешат с этим делом, пока кто-нибудь не приедет и не соберет с них проклятые деньги. Но черт меня побери, Брек, это совсем нетрудно! Просто поезжай в Смоуквилль, он всего в десяти милях к западу отсюда, собери там эти чертовы налоги и возвращайся с наличными!
– И не подумаю! – прорычал я. – Мой дед расколошматил англичанишек у Королевской Горы как раз за то, что они хотели поиметь с нас ихние сволочные налоги! Платить налоги – самое дрянное занятие для честных людей, а уж собирать – тем более!
– Но послушай, Брекенридж, – заныл Биксби. – Людям все равно приходится платить налоги, а кому-то приходится их собирать. Если я этого не сделаю, я – конченый человек, а кроме тебя, мне некому довериться. Вспомни наши старые деньки в Неваде! Вспомни, как мы с тобой, спина к спине, отбивались от людей шерифа в Жеваном Ухе!..
– Ты врешь! – ответил я, припомнив тот случай. – Ты тогда смылся, и мне пришлось разделываться с теми пустоголовыми олухами одному!
– Как ты можешь вспоминать старые обиды в такое время, Брекенридж? – жалобно заскулил Биксби. – Когда я совсем один лежу тут, при последнем издыхании? Со слезами на глазах прошу: собери для меня эти чертовы налоги!
– Ладно, – проворчал я. – Хрен с тобой. Соберу, только кончай ныть. А сколько собирать-то?
– Вот здорово! – радостно закричал Биксби и сразу перестал стонать. – Давно бы так! Я назначаю тебя главным сборщиком налогов по всей южной части округа Чисом. Теперь ты большая шишка! По-моему, по доллару с носа каждого взрослого, будь то мужчина или женщина, выйдет примерно как раз. А если тебе попадется кто-нибудь побогаче, сдери с него за это еще несколько баксов. Езжай в Смоуквилль прямо сегодня. Думаю, за пару дней управишься. А когда вернешься, можешь сразу ехать дальше, к себе домой, если, конечно, останешься в живы… о черт! Я имел в виду, если не поднимется песчаная буря или еще что-нибудь. Будет лучше, если ты отправишься прямо сейчас!
Эх!
Вскоре я уже выезжал из Сан-Хосе верхом на Капитане Кидде, горестно размышляя о том, что коли мои родичи на Медвежьей Речке когда-нибудь прознают, что я пал так низко, чтобы собирать налоги, они до конца своих дней со стыда не смогут глаз от земли оторвать. Я прекрасно помнил, как они поступили с тем единственным сборщиком налогов, который рискнул побывать у нас на Гумбольте. После того случая население штата засыпало губернатора письмами, требуя послать на Медвежью Речку войска. Он бы, конечно, послал, но тогда у него в подчинении и пяти тысяч солдат не имелось, а даже такому дураку, как он, было ясно, что этого маловато.
Не успел я отъехать от города, как мне навстречу попался фургон, доверху набитый каким-то домашним скарбом. На козлах покуривал глиняную трубку старик. Рядом, тоже с трубкой в зубах, восседала его жена. Оба выглядели так, будто весь белый свет им не мил.
Я натянул поводья, поехал рядом и спросил:
– Вы живете в округе Чисом?
– Жили, – ответил старик, вытащив трубку изо рта. – Но больше не живем. – И снова стиснул трубку зубами.
– Отлично, – сказал я. – Я сборщик налогов. Не думаю, чтобы, покидая округ навсегда, вы совсем ничего не остались должны правительству.
В ответ старик язвительно расхохотался.
– А как же! – сказал он. – Должны. И останемся должны! Я пока еще не спятил настолько, чтобы выкладывать наличные за сомнительную привилегию быть подстреленным, как кролик. Верно, я уезжаю. А все остальное мне до фени. Но я ни разу не скажу своим мулам «тпру», пока не окажусь так далеко от Чисома, что не смогу расслышать вопли местных ослов. Как четырехногих, так и двуногих. Даже если им вдруг вздумается зареветь всем сразу!
Пожилая женщина, все это время смотревшая на меня с какой-то непонятной болезненной гримасой, вдруг заговорила:
– Бедный мальчик! Сборщик налогов! Твою мать! Какой позор! А ведь уже такой большой!
– Точно! – фыркнул старик. – Он такой большой, что эти придурки не промажут по нему, даже если очень захотят! Н-ну, м-мертвые! – И он изо всех сил вытянул мулов вожжами по костлявым спинам.
Фургон загромыхал по ухабистой дороге.
Какие иногда попадаются странные люди, подумал я. Может, они бывшие пастухи-овцеводы? Или еще какие психи? Я тронул коня и, миновав сильно пересеченную местность, выехал на широкую полосу ровных солончаков. Тут мне повстречался какой-то обветренный, морщинистый старый хрыч верхом на кошмарной кляче. Он приподнял свой здоровенный винчестер так, что его закопченное артиллерийское дуло оказалось в точности на уровне моего пуза и спросил:
– Эй, парень! Мир или война?
– Это как посмотреть, – не растерялся я. – Вообще-то, я собираю налоги.
Чудак так рассмеялся, что едва не выронил свою пушку.
– Едрить твою налево! – сказал он. – Не иначе как тебя послал сюда Джон Биксби!
– Послал, – согласился я.
– А я и не сомневался, – заявил старый черт. – Но вот что я скажу тебе, парень. У меня нет ничего, кроме вот этого самого одра, на котором я сижу, и кроме моей старой доброй винтовки. Но я даже не подумаю платить за них какие-то там налоги. Ни цента!
– Вряд ли правительство уже доперло до того, чтобы облагать налогами части человеческого тела, – ответил я. – Но даже, если когда-нибудь допрет, я не стану выполнять такие дурацкие распоряжения.
– Знаешь Навахо Барлоу? – вдруг спросил меня этот изрядно скукоженный малый.
– Это еще кто такой? – поинтересовался я.
– Босс. Хозяин Смоуквилля, – ответил он. – Тот человек, с которым тебе придется иметь дело.
– Джонни мне ничего про него не говорил, – признался я.
– А я и не сомневался, – заявил в ответ кожаный мешок с костями. – Наш Джонни не из тех парней, кто станет давить собственное дерьмо. Ну и хрен с ним. Что до меня, так я еду в Сан-Хосе. А эта дорога ведет в Смоуквилль. И да спасет Господь твою душу, малыш!
Он торжественно, словно гробовщик, приподнял свою черную шляпу и, удаляясь от меня, еще долго держал ее в руке.
– Неужели у всех местных крыша напрочь съехала? – сокрушенно думал я, продолжая свой путь. Вскоре я добрался до какой-то хижины. Она одиноко торчала посреди пустоши, кое-где утыканной чахлыми мескитовыми деревьями. Повсюду царило запустение, лачуга выглядела так, словно вот-вот развалится, а сидевший на крылечке малый был ей под стать. Его рубашка и широкие рабочие штаны, похоже, превратились в лохмотья еще задолго до моего рождения. В тулье измятой шляпы зияла здоровенная дыра, а пальцы дружно вышли из башмаков подышать свежим воздухом. За его спиной в дверях лачуги стояла женщина; из окон выглядывала орава чумазых детишек… И все они были точь-в-точь такие же задрипанные, как сам глава этого странного семейства.
Он смотрел на меня каким-то остановившимся, тупым и одновременно голодным взглядом.
– Привет! Я – сборщик налогов, – представился я. – Вы должны правительству по доллару с головы.
– А у меня нету денег, – безнадежно ответил малый. – У меня вообще ничего нету.
– Дерьмо собачье! – раздраженно заметил я. – Мне это надоело! Так дальше дело не пойдет. Должен же я, наконец, получить хоть с кого-нибудь хоть какие-нибудь налоги!
– Ну хорошо, – тяжело вздохнул он. – В конце концов, я не из тех парней, которые вечно пытаются облапошить собственное правительство. Вон там бегает наш последний петух. Мы сохранили ему жизнь, чтобы угостить детишек курятинкой на следующее Рождество. Можешь его забрать в счет налогов. Это все, что у нас есть, если, конечно, не считать тех тряпок, что на нас надеты. Но ведь они все в заплатах! Вряд ли правительство согласится их носить.
– Не понимаю, – сказал я. – Здесь вокруг неплохие пастбища. Значит, должны быть и зажиточные люди.
– Сомневаюсь, что ты найдешь тут много людей, которые живут сильно лучше нашего, – заверил меня малый.
– Как же вы все тут дошли до жизни такой? – изумился я.
– А ты лучше спроси у Навахо Барлоу! – злобно вмешалась в наш разговор женщина.
– Заткнись! – вдруг сильно побледнев, приказал ей муж.
– И не подумаю! – отчаянно и решительно отрезала она. – Если этот парень – человек правительства, ему следует знать, как орудует здесь, в округе Чисом, Навахо Барлоу вместе с бандой своих головорезов! Сказать, что он подлый грабитель – значит почти ничего не сказать! Он делает в Смоуквилле все, что его левая нога пожелает, а шериф со своими людьми слишком перетрусил и ни во что не вмешивается. А ты, парень, должно быть, из других мест. Или просто последний болван, раз приехал сюда собирать налоги. Когда в Смоуквилле последний раз появлялся сборщик налогов, они изловили незадачливого беднягу, поставили ему раскаленным железом на задницу именное клеймо Барлоу, а потом долго таскали голым по всему городу, верхом на мескитовом шесте.
