Подземный ход, которым продвигался Негоро, закончился небольшим залом с довольно высокими для подземелья потолками. Негоро воткнул факел в щель между камнями и огляделся по сторонам. Через несколько минут усердных поисков ему удалось обнаружить в одной из стен нечто смутно похожее на дверь.
Тронная палата княжеского терема в Триодиннадцатом царстве была забита народом так, что не то что яблоку, желудю упасть было негде. Многие хотели поприсутствовать на справедливом суде, который князь Владимир Верный Путь вершил над зловредным старикашкой Кащеем.
Подсудимый, закованный в цепи, сидел на специально предназначенной для него дубовой скамье. По бокам от него стояли двое былинных богатырей — Алеша Попович и Добрыня Никитич, руки обоих лежали на рукоятях мечей. Старший богатырь, Илья Муромец, стоял поодаль, недвусмысленно поигрывая своей страшной боевой палицей, с которой он никогда не расставался.
Шел четвертый час допроса подсудимого.
— Насильничал ли ты красных девиц? — в который раз интересовался князь Владимир.
— Таки посмотрите на меня и скажите, кого вы видите перед собой, — отвечал Кащей, выбрав линию защиты, именуемую «полной несознанкой». — Вы видите перед собой старого и больного человека. Что такому человеку может быть нужно от красных девиц, кроме доброго слова и уважения к его сединам? Красные девицы сейчас не те, что раньше. Вы их видели? Чтоб такую снасильничать, дружина богатырей нужна, и то силенок может не хватить.
— Отпираешься, значит? Ладно, к допросу свидетелей мы можем приступить позже. А не замышлял ли ты козни супротив земли нашей вообще и правления моего в частности?
— Обижаете, гражданин начальник. Я, может быть, и нежить, но я своя, славянская нежить. Нельзя априори обвинять меня в отсутствии патриотизма. Сколько раз я мог продать вас хазарам, печенегам, кипчакам, половцам или татаро-монголам? Лучше не спрашивайте, сколько. Я бы уже олигархом был, даже если бы за каждый раз, когда я отклонял такие предложения, мне заплатили хотя бы по одной монете. И вообще, я рассматриваю этот суд как попытку опорочить мое честное имя, и в том случае, если меня не устроит вынесенный приговор, я оставляю за собой право обжаловать его в вышестоящей инстанции вплоть до суда по правам человека в Гааге.
— Где? — уточнил князь.
— В Гааге. Это в Европе.
— Европейские суды нам не указ, — отрезал князь. — В Триодиннадцатом царстве есть только одна высшая инстанция — я. Государство — это я. Закон — это я. И мои приговоры у меня обжалованию не подлежат.
— Произвол! — заявил Кащей. — Вижу, что в нашей стране до сих пор имеет место диктатура и культ личности. Очень неприятная тенденция, доложу я вам. Что же, как хотите. Душите свободу слова, сажайте политзаключенных вместе с уголовниками. Грядущие поколения нас рассудят.
Дверь была настолько древняя, что выглядела как часть стены, в которой находилась. Петель и дверных ручек в наличии не имелось, очевидно, дверь не предназначалась для частого использования.
Замка Негоро также, не нашел. Дверь явно отпиралась магическим способом.
«Допустим, яйцо — это ключ, — подумал Негоро. — Куда его тут вставлять и как поворачивать?»
Негоро в очередной раз подосадовал, что не унаследовал от родителя никакой магической силы. Скотина он был, этот родитель, Темный Владыка Негориус. Не зря его герой на зачарованный нож поставил.
Магия… Кто, кроме волшебника, сможет с ней разобраться?
Никаких указаний. Вот вам дверь, вот вам ключ, и делайте, что хотите.
Негоро смахнул с двери пыль и поднес факел поближе. На двери обнаружился рисунок, изображавший очень худого человека с огромным мечом. Человек отбивался от наседавших на него бородатых громил, один из которых размахивал чем-то вроде здоровенной дубины, закрывая своим телом…
Яйцо. Похоже, то самое яйцо, которое держал в руке Негоро.
«Что ж, — подумал Негоро. — Если человечество и придумало что-нибудь путное, вне всякого сомнения, этим чем-то является метод научного тыка».
Терять-то все равно нечего, решил Негоро и с размаху швырнул яйцо в дверь.
В далеком Триодиннадцатом царстве Кащей Бессмертный схватился руками за грудь и с предсмертным воплем рухнул на пол.
Часть первая
Главный рубильник
Пришло время расставить точки над «ё».
Сергей Шнуров.
Содержимое котелка кипело на медленном фиолетовом пламени. Гарри помешивал варево с задумчивым видом, мысленно подсчитывая количество желчи вампира, которое надо добавить в эликсир, и прикидывая, стоит ли вообще что-то туда добавлять.
Справедливо рассудив, что декокт желчью не испортишь, Гарри снял с полки маленькую бутылочку, осторожно скрутил крышку и капнул в котелок. Варево тут же приняло коричнево-желтоватый окрас и загустело так, что перемешивать его пришлось уже двумя руками. Ложка, которой орудовал Гарри, грозила согнуться под прямым углом.
Гарри бросил взгляд на настенный хронометр. Еще пара минут, и все будет готово.
Прошло уже две недели с тех пор, как Гарри и стрелок, известный в миру под именем Джека Смит-Вессона, вернулись с задания по ликвидации Темного Властелина Негориуса и предавались заслуженному отдыху. Гарри обживал построенные в его отсутствие нижние этажи строения, которое в итоге должно было стать его личной волшебной башней, а стрелок, будучи не в состоянии и дня просидеть на одном месте, без устали шнырял по окрестностям в поисках приключений. Он уже перестрелял всех местных хищников, выследил и уничтожил семейство вурдалаков, и теперь с каждым рейдом ему приходилось отходить от башни все дальше и дальше.
Гарри снял варево с огня, остудил его магическим способом и посмотрел на результаты трудов. Цвет был похож на тот, который описывался в книге, однако плотность явно превышала эталонную.
Гарри подошел к стеллажу у противоположной стены, вытащил из клетки белую мышь, притащил ее на лабораторный стол и капнул декоктом у нее под носом. Мышь повиляла хвостом и отказалась слизывать образец творчества молодого волшебника.
Гарри схватил ее в кулак и ткнул в декокт носом. Мышь нехотя высунула язык и лизнула стол.
Гарри посадил ее в коробку и принялся наблюдать. Спустя три секунды мышь захрипела, перевернулась на спину, судорожно задрыгала лапками и сдохла.
— Бракованный экземпляр, наверное, — пробормотал Гарри и отправился за следующей мышью.
Грызуны бегали по клетке и не давались волшебнику в руки, словно предчувствуя, что ничего хорошего от этого индивидуума ждать не приходится. Наконец Гарри удалось загнать одного из них в угол.
Грызун оказался матерым самцом, который царапался, кусался и отбивался отчаянно, но высшая форма разума в очередной раз победила, и самец тоже отправился на лабораторный стол.
Там он попытался учинить погром, перевернул две колбы и попытался скрыться в лесу из пробирок, но был схвачен и сунут носом в котелок с декоктом. Гарри надоело церемониться.
Рожа у самца оказалась перепачканной магическим варевом, однако дохнуть он категорически отказывался. Наверное, научился задерживать дыхание. Желание выжить творит с лабораторными грызунами самые невообразимые вещи.
— Не хочешь по-хорошему, готовься к неприятностям, — сказал Гарри самцу и решил применить способ, который вовсю практиковал наставник по зельеварению в альма-матер молодого волшебника.
Волшебники часто применяют этот способ к несговорчивым грызунам.
Гарри выдвинул ящик стола и вынул на свет мышиную клизму.
Увидев пыточный агрегат, самец заметался по коробке, но, увы, деваться ему было некуда.
Гарри наполнил клизму декоктом, надел хирургические перчатки, поймал самца и устроил ему экзекуцию. Как и следовало ожидать, не прошло и нескольких секунд, как самец издох.
— Ага, — сказал Гарри. — Для чистоты любого эксперимента надо повторить его три раза.
Третья мышь поняла, что сопротивление бесполезно, и глотнула варева с достоинством Сократа.
Гарри занес результаты эксперимента в журнал, уселся в кресло и закурил сигарету. Ему было хорошо и спокойно.
Именно так Гарри и мечтал прожить все отведенные ему годы. Просыпаться не раньше полудня, расхаживать по башне в тапочках и домашнем халате, ставить опыты, читать книги и следить за жизнью издалека, узнавая последние новости с опозданием лет этак на пятьдесят. К сожалению, такой образ жизни могут позволить себе только старые волшебники, разменявшие как минимум первую тысячу лет. Старым волшебникам кажется, что молодые волшебники созданы исключительно для того, чтобы они, старые, могли вести именно такой образ жизни.
Такой подход к молодежи исповедовал Горлогориус Хруподианис, личный куратор Гарри. Мои проблемы, говорил Горлогориус Гарри, это твои проблемы. А твои проблемы — это твои проблемы. Только твои и ничьи больше.
