— Два дня! — догадался он. — Ты умеешь считать!? (положительный кивок) А сколько тебе лет?
Она показала ему четыре пальца.
— Как четыре?!?! Ты же выглядишь максимум на три!!!!
Пока эльф приходил в чувство ребенок с интересом рассматривал его округлившиеся глаза и некрасиво отвисшую челюсть.
— Кто же ты такая?
Вопрос остался без ответа. Точнее, ответ был, и, весьма развернутый, но опять на непонятном языке. Оллавиэль крепко задумался, даже не замечая, что отдельные разы бормочет в голос.
— Послушай, малышка… — неожиданно он прервал сам себя. — Нет, не могу же я обращаться к тебе малышка. Хочешь я дам тебе имя?
Девочка надолго умолкла. На лице её отразилась напряженная работа мысли. Уж о чем она там думала непонятно, но несколько раз поглядывала на него с сомнением. Все же, явно взвесив все за и против, дала ему положительный ответ.
На этот раз задумался Оллавиэль. Как, оказалось, дать девочке имя не такая простая задача, как показалось в начале. Он знал только эльфийские женские имена, но назвать таким именем замухрышку из лесу?! Позвольте, это кощунство!
— Ну, и как мне тебя назвать? — он оглянулся вокруг. — Я слышал, что люди бывает, называют своих детей как цветы. Назовем тебя…назовем… ну, ромашка там… я не знаю…Хочешь быть Ромашкой?
Девочка отрицательно покачала головой.
— Ну, а кем ты хочешь быть? Елка, липа береза, дуб, клен, сосна…
Он перечислял и перечислял все виды деревьев и растений, а ей все не нравилось.
— Ладно, — в конце-концов махнул рукой он, — если по дороге ты увидишь какой- нибудь цветок или дерево которые тебе понравятся, то так мы тебя и назовем. Идет?
Ребенок подумал и кивнул.
— Ну, вот и договорились! — почти обрадовался эльф. — А теперь будем отсюда выбираться. Мне нужно домой.
— Домой, — эхом откликнулась девчушка и на её личико легла тень.
— Ты тоже хочешь домой? — понял он и сочувственно погладил малышку по голове.
Она только коротко кивнула, не поднимая на него глаза.
— Ну, тогда поехали со мной, я выберусь из леса и найду твой дом, — сам поразился своему неслыханному великодушию светлый эльф.
Оллавиэль уже сидел на лошади когда наклонился и подхватил испугано пискнувшего ребенка.
— Ты мне веришь? — спросил её эльф.
Девочка задумалась и ничего не ответила. Сказать, что он удивился, это ничего не сказать. Недоверять эльфу, светлому! Да если бы ему сейчас сказали, что его жена беременна третьим ребенком, то он бы удивился меньше!
Девочка тем временем повернула к нему ясные и очень умные глаза. Оллавиэль только сейчас впервые посмотрел ей прямо в глаза. Что он там увидел, повергло его в ещё больший ступор, чем он перебывал. Взгляд, которым она на него посмотрела, был отнюдь не детский! Так даже эльфы смотреть не умеют! Ясный, чистый взгляд, который будто смотрит не на тебя, а сквозь тебя, видит твою суть, и от него ничего не спрячешь…
— Домой? — уточнила "малышка".
— Домой, — подтвердил ей Оллавиэль, ловя себя на том, что отвел взгляд, хотя ему вроде и нечего скрывать, и стыдиться нечего.
Тогда она взяла в руки поводья и направила лошадь совсем в другую сторону, чем собирался ехать Оллавиэль.
Первые минут сорок она правила лошадью, пока они не добрались до какой-то поляны. На ней они почему-то задержались. Малышка все не решалась вывести на неё лошадь. Она просто сидел на лошади, и думала о чем-то своем. На лице у неё отразилась такая внутренняя борьба, что Оллавиэль не решался даже дышать в полную силу. Она боролась сама с собой, не зная, какое, решение принять. В таких случаях и взрослому не поможешь, а тут ребенок…
Да еще, какой ребенок!
Он взрослый эльф, блуждал по лесу четыре дня! А она за пятнадцать минут вывела его из непроходимой чащобы в более объезженные места!
Причем все эти пятнадцать минут он до последнего думал, что она знает дорогу и хотел намылить ей шею за то, что не показала её раньше. Но присмотревшись к ней, при более-менее нормальном освещении он ещё раз некрасиво выпучил глаза. Она ехала, полагаясь на чутье! Просто чувствовала, куда нужно свернуть, как правильно пройти…
И вот теперь, на поляне он нутром чувствовал, что происходит что-то важное, но не мог понять, что именно. Поэтому, старался не лезть и не мешать.
Спустя несколько долгих минут, которые показались ему вечностью, девочка приняла решение.
— Домой, — не по-детски твердым голосом велела она лошади и пустила её в галоп.
"Ей четыре года, четыре года…" — как мантру твердил себе светлый эльф.
Пока он так себя успокаивал (четыре часа к ряду), они выехали на проселочную дорогу, которую он узнал. Отсюда до его замка три-четыре часа пути.
Уставший ребенок вернул, наконец, ему поводья и. свернувшись калачиком, насколько это было возможно, уснул сладким сном.
. . .
Оллавиэль гнал лошадь во весь опор, но все равно его не покидало чувство безысходности.
Неужели он опоздал?
Не может быть! По его подсчетам только-только должны были начаться схватки. Или это связанно с ребенком, который так мирно сопит у него под боком?
Вряд ли. Кому могла помешать такая малышка? Сплошь кожа да кости. Это где же такое видано, что бы ребенок в четыре года выглядел так, словно ему едва ли есть три?! Нет, положительно, когда все успокоится, обязательно найдет её родителей и глянет этим нелюдям в глаза. Чем должен был провиниться ребенок, что бы его одного бросили в не проходимой чаще?!
Ему вспомнился взгляд, которым она одарила его в лесу и его невольно передернуло. Он подумал, каково это родителям каждый день смотреть в такие глаза. И решил, что это, конечно, ужасно, но все равно не повод, что бы бросить собственное дитя.
А может она просто потерялась и родители ищут её уже который месяц не находя себе места?
Оллавиэль поймал себя на мысли, что сейчас впервые задумался серьезно о своей невольной попутчице. Он ведь даже имени её не знает. Как он будет искать её родителей?
От раздумий его отвлекли башни родового замка, показавшиеся в дали. Он пустил коня скакать ещё быстрее и остановился уже у самых замковых ворот, которые перед ним спешно открывали.
Девочка почувствовала, что лошадь остановилась, и вылезла из-под плаща. Оглянувшись вокруг сонным любопытным личиком, она задала вопрос:
— Домой?
— Да, вот мы и дома, — сам не зная, почему так тепло ей улыбнулся эльф.
Девочка улыбнулась в ответ, и, будь он проклят, но в этот момент у неё в глазах что-то сверкнуло!
— Господин! Господин!
Слуги сбежались, как саранча на последний метр пшеничного поля! Каждый пытался ему что-то объяснить и в итоге получался полный бедлам.
Его маленькая спутница очень испугалась такого шума, и он чувствовал, как она дрожит всем телом у него под плащом.
— Молчать! — рявкнул он лишь бы прекратить этот бедлам.
Девочка под плащом вздрогнула и затихла. "Испугалась" — сообразил Оллавиэль.
— Лиаминиэль, — обратился он к своему дворецкому и остановился, увидев, как вытянулось его лицо. Проследив за его взглядом, он увидел два зеленых глаза, с интересом изучающие все округ и невольно улыбнулся. Снова.
Нет, определенно, эта девочка плохо на него влияет!
— Лиаминиэль, — спокойным голосом снова привлек к себе внимание хозяин замка. — Тебе есть, что мне сказать?
— Госпожа Аллистериэль. Она очень волновалась за вас… Вы пропали без вести, и никто не знал, что и думать…
— Благодаря этой молодой особе, которую вы все так сверлите взглядами, я таки вернулся домой вовремя! — перебил его Оллавиэль, уже стоя на твердой земле и одной рукой держа малышку за руку.
— Но господин! Простите великодушно, что приношу вам дурные известия, но госпожа…
Его снова самым наглым образом перебили. На этот раз для разнообразия истошный женский крик.
— Снова схватки, — сказала старая кухарка, а сердобольная горничная, стоящая рядом расплакалась.
Оллавиэль не помнил, как оказался на верхних этажах, как вломился в комнату жены, до смерти перепугав врачей и акушерок, и точно не смог бы объяснить, какого лешего он приволок с собой подмышкой девчонку.
Да и не думал он об этом. Там, в страшных муках умирали его жена и ещё не родившаяся дочь. Аллистериэль, его любимая прекрасная жена, сейчас не была похожа даже на бледную копию самой себя.
Она переволновалась, пока его не было, и схватки начались преждевременно. Ни она, ни ребенок не были готовы. И вот, ребенок выходил вперед ногами, и это практически разорвало её пополам.
Врач объяснил, что ребенок уже мертв. Сколько ещё осталось его супруге — неизвестно. Но смерть станет для неё избавлением. К сожалению, семья не сможет с ней проститься. Аллистериэль уже практически совсем обезумела от боли, и только чудо смогло бы вернуть ей рассудок хоть ненадолго. К сожалению, медицина такого чуда сотворить пока не может.
