Но это детали. А главное в том, что…
Любое произведение НФ оказывается как бы на пересечении двух шкал:
— линия технологического развития: прогресс или регресс, успех «технологической сингулярности» или возврат в каменный век;
— культура, характерная для места действия — от ритуалов местных языческих культов до мозаики субкультур мегаполиса.
И тут мы видим крайне интересную зависимость. Далёкое прошлое и далёкое будущее не имеют обязательной географической или структурной привязки к странам или культурам — автор может взять любой образец. Желаете неофеодализм в далёком будущем? Вот вам «Дюна» Ф. Херберта. Желаете трансформации общества под самые что ни на есть развитые компьютерно-биологические технологии? Тогда возьмите «Счёт по головам» Д. Марусека.
А вот в прогностической фантастике с «ближним прицелом» такая привязка возникает.
Первой ступенью на «технической» шкале выступают деградационные сценарии.
Самый мрачный из них — это сценарий катастрофы. Японию, США, да и другие страны, регулярно затапливает наводнениями, засыпает метеоритами, там разламывается земная кора или просто топчется Годзилла.
В сюжетах-катастрофах будущее сводится к двум вариантам. «Как мы примем смерть» — тут авторы свободно ориентируются на любую фокус-группу. Например, декадентский фильм «Последний романтик планеты Земля». Другой вариант: «как мы попытаемся сохранить людей для нового начала» — построение ковчегов и продажа на них билетов в фильме «2012».
Если новое начало не наступает и продолжается деградация, то у персонажей исчезает ощущение «исторического времени». Ярче всего это показано в фильме «Безумный Макс»: герои и злодеи гоняются друг за другом по пустыне, помогают поселенцам или думают ограбить их. Казалось бы, у них кончается горючее, «умирают» двигатели — и когда высохнет последняя канистра, кутерьма остановится сама собой. Но самая серьёзная техническая деградация не поменяет их образ мысли — грабители-кочевники попытаются найти лошадей или пойдут пешком, но так и останутся грабителями. Крестьяне продолжат обрабатывать землю в своих оазисах, хоть им и придётся теперь обходиться без электричества.
Деградация вовсе не обязательно окажется тотальной. При истощении нефтяных запасов (крахе индустриальной экономики), но сохранении прогресса в генетическом программировании, отчасти в робототехнике — местная традиционная культура уже приобретает решающее значение. И если автор хорошо её знает, то у него получается великолепная зарисовка «с края мира». Таков роман П. Бачигалупи «Заводная». Основной энергоноситель в мире — пружины. В небесах транспортные дирижабли. На заводах значительную роль играют слоны. А главная цель королевства Таиланд — сохранить банк семян от воздействия транснациональных корпораций. В итоге королевство приспосабливается к новым временам, всеми силами пытаясь законсервировать себя, потому что новое несёт больше разрушения, чем созидания.
Вторая ступень на «технической» шкале — прогрессистский сценарий. Для НФ этой линии развития важно, чтобы в том месте действия, которое описывает автор, действительно могло возникнуть будущее.
Автор может попробовать описать середину XXI-го века в Заире. Но сейчас там так велика техническая отсталость, что для скачка в прогрессе, чтобы опередить остальной мир, необходимо ввести в сюжет что-то особенное, ломающее привычное течение времени — например, имеющее инопланетное происхождение. И появляется некий загадочный корабль, или зонд, от которого идёт распространение наноструктур, причём никакое земное оружие не сможет его уничтожить. Возникает торговля, чёрный рынок, силы ООН как-то пытаются сдержать всё большее распространение нелегальных «товаров», но всё идёт прахом, потому что всем выгодно использование наноструктур. Вот такой вот африканский вариант «Пикника на обочине». Это — «История Тенделео» Й. Макдональда. Перед нами катастрофический сценарий, когда будущее вытеснят прошлое, порой вместе с его обитателями.
Если представить, как развивается Заир по традиционному «пути прогресса», то мы увидим воспроизведение нашей обыденности. Будущее-для-Заира — это индустриальное общество и урбанизация, только с национальной спецификой. Реализация догоняющих проектов развития. Где там будущее-для-нас? Оно вполне возможно, только будет присутствовать в виде незначительных, чисто импортных вкраплений. Представим внука вождя племени, который стал инженером на руднике. Решая комплекс задач, характерный для советских фильмов на производственную тематику, он вполне может советоваться со «слабым искусственным интеллектом» или получать развёрнутые аналитические прогнозы из «справочных программ».
Автор может описать индустриальный город вполне современной страны — в «Доме дервиша», ещё одном романе Макдональда, дана впечатляющая панорама Стамбула. Там тоже есть импортированное будущее, но этот импорт уже трансформирован местной культурой, освоен ею: есть хай-тек фанатизм, когда людям удаётся навеять религиозные галлюцинации. Увлечённое собирательство антиквара переплетается с новейшим воздействием на психику человека при биржевых махинациях газом, который контрабандно доставляется по автоматизированным газопроводам вообще без участия людей. И как раз газ хотят использовать фанатики, чтобы распылить в нём нанороботов. Но «Дом дервиша» повествует не про возникновение будущего, а лишь про его укоренение. Неизбежная волна изменений накрывает очередное общество — и если оно достаточно сильно, а культура его сколько-нибудь устойчива, то волна схлынет. В языке появятся новые слова, в социуме новые структуры, в образе жизни людей — новые черты.
Фактор местной культуры может быть даже центральным для сюжета. Посмотрим на уже прошедшие «радикальные преобразования». Реформы Петра I перетряхнули Россию, создали новые промышленные районы, новый стиль жизни, новую культуру. Эти времена и события неизменно интересны россиянам, с какой бы точки зрения их не оценивали. И пока будет существовать государство, о той эпохе продолжат писать романы и снимать фильмы. Но интересны ли они потребителям в других странах? Если описывается очередной проект, то именно эта очерёдность, вторичность и ограничивает восприятие. Тут уже важней становятся не сами описываемые идеи, а насколько хорошо рассказана сама история. Примером тому многочисленные эпопеи с попаданцами, которые реализуют всё те же догоняющие проекты, исправляющие историю России. Уже сейчас ясно, что как только схлынет мода на подобные повороты событий, от всей этой гигантской пирамиды останется лишь несколько книг с типичными и хорошо поданными сюжетами.
В тех местах, где будущее проклюнется, где оно сформируется — состоится именно рождение. Даже если перед нами исторический роман о становлении будущего — об уже прошедшей, состоявшейся научной революции, — впечатление новизны чрезвычайно велико хотя бы потому, что показано, как из архаичных и для нас полузабытых, малоизвестных моментов, из капризов, фанатизма, предрассудков и вороха смешных заблуждений — рождается то, что сейчас воспринимается азбучной истиной. Подобная трансформация — наиболее интересное и ценное, что есть в прогностической фантастике.
«Барочная трилогия» или «Криптономикон» Н. Стивенсона основаны именно на этом эффекте. «Машина различий» Б. Стерлинга и У. Гибсона — научно-техническая революция ХХ-го века, которую переносят в викторианскую Британию. Мы видим рыцарство и пороки тех людей, не родившийся ещё марксизм и умерший луддизм, причудливое сочетание религиозности, жадности и научного прагматизма. Переплетаясь, они дают начало компьютерной эре «на шестерёнках».
Если автор на материале культуры/среды показывает такое рождение будущего, то и среда, которая служила гумусом, уходит в бессмертие. Она становится своего рода «осевым временем», теми годами в начале эпохи, по которым «сверяют часы», пока эпоха длится.
«Нейромант» У. Гибсона на двадцать лет задал для фантастов эпоху: Япония с её фантастическим хайтеком, периферийный Маракеш, усыхающая Европа, пронырливые хакеры, уличные самураи. И, самое главное — единая для мира Сеть. Виртуальность. Только сейчас эта эпоха стала дополняться новыми образами биотехнологической революции, да и то…
Разумеется, можно сказать, что в том же «Нейроманте» присутствует смесь культур. Настоящий фейерверк из уличных предрассудков, корпоративных норм семейной жизни, религиозных практик, литературных традиций. Место действия перемещается по планете и даже переносится в космос. Географическая и культурная привязка «колыбели будущего» с одной стороны размывается, но с другой — очерчиваются контуры той сети городов, или же сайтов, или клубов, в которой это будущее зарождается. Европейская научная революция случилась не только в Баварии или Париже. «Республика учёных» — сеть переписки XVII-го века — включала в себя сотни корреспондентов в десятке стран.
