— Почему никого нет? — глупо спросил у него Орех.
— Жители Рябовки уже там, в лучшем из миров, — вздохнув, поведал нам юноша. Вытянув шею, он огляделся и добавил. — Еще пока не все. Но динамика положительная.
— Вы — Могильщик? — догадался я.
Юноша приподнял с головы воображаемую кепочку и помахал ею в воздухе.
— За что же вы их всех убили? — продолжал допрос я.
— Вы меня с кем-то путаете, — слабо улыбнулся Могильщик, — я просто убедил их, что здесь уже делать нечего. Сырость, мерзость, грязь и запустение. И сквозняки, конечно. Как же я про них-то забыл…
Он, не отрываясь, глядел на нас прозрачными голубыми глазами. Мне показалось, или вправду солнца свет чуть померк и пахнуло тленом?
— Это уж, простите, дудки! — встрял Орех. — Где тут запустение? И сырость? И сквозняки где-то нашел, надо же… Прекрасная, ухоженная деревня! Жирный чернозем. На хлебушек бы мазал!
— С вами препираться — себя не уважать, — молвил Могильщик. — Говорящее и ходящее дерево, какая пошлость! Все это уже было триста раз — Древень, Бирнамский лес, и др, и пр…
Орех как-то жалобно заскрипел, накренился и сбросил охапку желтеющих на глазах листьев.
— Я вспомнил! — прошептал Семен. — Это — Могильщик Постмодернизма!
— А чего с вами цацкаться, тарантины хреновы, — равнодушно признал Могильщик. — Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…
— Вот, вы же сами!..
— Да, — с удовольствием признал Могильщик, поудобнее устраиваясь на плетне. — Это еще раз доказывает, что в мире ничего нового уже не произойдет, он себя исчерпал, а значит — подлежит безжалостному уничтожению…
Он говорил, и все меркло на глазах. Меня как будто опутывало серой паутиной, которую я вдыхал и в которой задыхался.
— Что же делать? — полузадушенным голосом вскрикнул Семен.
— Как — что? — удивился Могильщик, и широким жестом указал на дорогу. — Накрываться и ползти, чем все успешно и занимаются.
Семен судорожно зашарил вокруг себя в поисках савана.
— Можно и не накрываться, — подумав, разрешил юноша. — Но ползти — обязательно. Я вот тоже решил: как только сгинет весь этот вторичный и насквозь прогнивший мир — тут же поползу.
— Ползи сейчас, — борясь с мороком, сквозь зубы приказал я. — Я — Сказочник.
— О, нет! — юноша театральным жестом приложил запястье ко лбу. — Меня сейчас заговорят до смерти скучнейшими в мире сказками! Во, глядите! Еще один проникся.
Из дальней избы выползла обернутая в белое фигура и попресмыкалась к погосту. Это меня доконало. Серая паутина, опутавшая мир, стала наливаться красным.
— Жили-были… — начал я.
— Свеженькое начальце, — хихикнув, одобрил Могильщик.
— Дед да ба…
— Баба, ну конечно. Красивая хоть, надеюсь?
— …ран! Дед да Баран.
Из-за угла ближайшей избы вывернули, ошеломленно озираясь, старик с бородой и в лаптях, ведущий за рога здоровенного косматого барана.
— И баран наверняка говорящий, — подковырнул меня Могильщик. Стараясь не обращать на него внимания, я продолжил:
— И была у них ку…
— …рочка ряба, — зевнув, сказал Могильщик. — Отчего бы эта деревня Рябовкой зовется, интересно?
— Ку… Куча золота! И акций нефтедобывающих компаний!
Дед в мгновение ока приоделся в багряные шелка и бархат, а баран заблагоухал, закурчавился и обзавелся золотым ошейником.
— Без мышки? — несколько озадачился Могильщик. — И мышка никуда не бежала? И ничем не махала? Очень странно.
— Была у них мышка!
— Волшебная?
— Компьютерная! Оптическая! Сама щелкала, трещала, по ночам в Интернете на бирже играла!
На холке барана тут же возникла толстая и несколько плоская светло-серая мышь с одним, воспаленно-красным глазом.
— На чем? — переспросил Могильщик, и даже ноги с плетня спустил.
— На бирже! Это такой волшебный музыкальный инструмент — восемь палочек и девять дырочек! По…
— Знаю! — воскликнул с обидой Могильщик. — Было! Поиграешь на нем…
— Не-а! Позвонишь ему…
— По телефону?
— В колокольчик! В полночь! И инструмент сам запоет, заиграет, других мышек созывает! Мышки кликают, мировой капитал все напитал, на рынке — обвал, как в горах, а дед…
— А дед — уже олигарх! — перекрикивая меня, завопил Могильщик.
— А дед спал в это время, как все нормальные люди по ночам спят. Но увидел волшебную мышку сосед, заслонила она ему белый свет! И укра…
— Украл мышку, знаю! — заорал Могильщик. — Себе взял!
Рядом с дедом-барановладельцем возник обалделого вида коренастый мужик. Оскалив зубы, он хищно потянулся к мышке.
— …Украсил он бараний хлев цветами невиданными, дарами неслыханными! И дед ему дал волшебной мышкой попользоваться, просто так. Просто так!
У барана в пасти тут же обнаружился пук цветов, которыми он тут же и захрустел. Коренастый сосед, как по мановению волшебной палочки, расцвел, заблистал златой цепью вокруг шеи и обзавелся новым армяком и лаптями. Дед же подхватил соседа под локоток, и они вприпрыжку стали носиться по траве и, время от времени нагибаясь, срывать одуванчики. Могильщик же, наоборот, как-то съежился и пожух. Кажется. И мир потихоньку начал возвращать себе свои краски.
— Это абсурд! Нонсенс! — крикнул обиженно Могильщик. — На него все можно списать, любое идиотство! Хватит, больше не играю! Мы так не договаривались! Тоже мне, бекет вшивый!
— А мы вообще никак не договаривались, — сказал я. — Хватит или продолжать? На ту беду появился в деревне Могильщик — да как появился, так и испарился!
Могильщик одарил нас на прощание полным вселенской скорби взглядом и — совершенно верно, дорогие друзья! — послушно испарился. В прямом смысле слова. Когда морок растаял — солнце засияло с прежней силой, а посреди деревни остались стоять донельзя обалделые Дед, кормящий Барана сорванными одуванами, и Сосед, гладящий по спинке волшебную Мышку.
Я вздохнул и сел.
— Отдыхайте, Глым Харитоныч, — откашлявшись, сказал Семен. — Щас я ребятишек из леса кликну — все в один миг доделаем. Вы только не забудьте сказать"… и жили они, не тужили, долго и счастливо", ага?
Конечно, ага! Сказал я все положенные слова, ни одного не пропустил. Остальные Семены, в мгновение ока появившиеся из-за деревьев, принялись гоняться за ползущими крестьянами и, с криками: "Неправильным путем идете, товарищи!", возвращать их на путь истинный. Парочка Семенов осталась подгонять отстающих прутиками, а остальные подошли к нам и принялись наперебой благодарить меня за помощь.
Верите ли — я покраснел!
— Глым Харитоныч, — пробасил здоровенный Семен Семеныч, сильно упирая на "о". — Не подумайте обо мне плохо! Колобок с Кащеем тогда, видать, шибко гневливые были, вот мы вас и попужали! Не знали мы, что вы эдак-то, с первых дней, сказительством займетесь!
— Я и сам не знал! — похвастал я. — Так что, ребята, теперь мы — одна команда!
В нескольких словах я поведал Додельщикам о своем новом задании. Семены, как по команде, приуныли.
— Значит, вы еще ни в чем не разбираетесь? — вздохнул не представленный мне ранее, несколько сутулый, интеллигентного вида Семен Евсеич. — А мы-то понадеялись, что нам полноценного помощника дали.
— Я и буду полноценным, — пообещал я. — С небольшой помощью моих друзей.
— А где они? — Семен Игнатьич закрутил рыжей башкой. — Вы же один пожаловали!
Орех тут же наподдал ему кряжистым корнем.
— Вдвоем, вдвоем, конечно! И это все?
— Как — все? А вы? Вы же тоже имеете знания? Неужели не поделитесь?
Семены подобрались и принялись солидно разглаживать бороды и животы.
— Ну, кое-что мы, конечно, знаем, — сыто сказал Семен Семеныч. — Чем смогём — помогём.
— Не смогём, а смОгем, — поправил я.
— И это тоже, — не растерялся Семен-старший.
Делиться знаниями решили в одном из ближайших домиков, выбрав предварительно тот, что побольше, попросторнее. Хотя обрадованные жители Рябовки наперебой тащили нас каждый в свою хату, даже чуть до драки не дошло. Хорошо, Семен Семеныч вмешался, закатал паре драчунов в лоб, а остальным пообещал, что непременно заглянет в гости к каждому и проверит, не осталось ли какого негодяйства от окаянного Могильщика.
Мало-помалу народ рассосался, и в нашем распоряжении остался один-единственный мужичок — тот, чью хату мы выбрали для совещания, по прозванью Безносков. Он тут же засуетился, заметался, по-петушиному хлопая руками по бокам, и вскоре мне стало казаться, что этих самых Безносковых по меньшей мере человек пятнадцать. Мгновение назад он, надрываясь, тащил охапку сена для коней приехавших Семенов — глядь, он же, вопя на лезущих ему под ноги гусей, уже несется с кувшином молока и ломтем сала из сарая. Вид описанных продуктов живо напомнил мне, что я, вообще-то, набивал живот довольно давно, еще в приснопамятном ресторанчике, где говорящее дерево поглощало омерзительные ккатлетки.
