Разумеется, перед началом обучения мы как следует подкрепились. "Сытое брюхо к ученью глухо", проворчал один из Семенов — и я даже не подумал возражать! Сразу вцепился в лежащий рядом кус хлеба, подтащил к себе тарелку с окрошкой и — понеслася!
Впрочем, радушный хозяин не ограничился окрошкой. Ложки Семенов наперебой полезли в здоровенную сковороду с жареной картошечкой, лапищи хватали зеленый лучок, пузатые помидорки и пупырчатые огурчики, тыкали вареными яйцами в соль, рты беззлобно огрызались на старинные подначки вроде "Пальцами и яйцами в соль не тыкать!" и хрумкали, хрупали, хрустели, чавкали — словом, повсеместно происходил процесс поглощения. Кто не желал глупой картохи — налегал на вкусненькую рыбку. А как же можно было забыть про грибы — жареные с картошкой, моченые, соленые, всякие разные. И заливалось все это квасом, молоком, киселем — а как же, и бутылочка запотевшая пузатенькая тоже на столике имелась! Да не одна! Да не две!
Словом, момента, как последний Семен отвалился от стола, я не помню, ибо заснул за столом одним из первых. Затухающий мой глаз еще успел заметить, как в открытую ставню протянулась ветка, и гулкий голос Ореха снаружи потребовал кинуть "пару шматочков сальца, да и от картошечки не откажусь, благодарствуйте!".
А вот после всего вышеперечисленного начались странности. Не такие, как с Могильщиком — другие, но не менее странные.
Мне казалось, что я не спал — но по пробуждении выяснилось, что спал, да еще как — свез со своей стороны стола тарелку с напластованной колбаской и перевернул кружку с киселем. Но только все, что происходило, я помнил, как будто только что бодрствовал и запоминал все наставления.
Какие еще наставления? Извольте. Едва я закрыл глаза, как ко мне подошел совершенно незнакомый мне раскосый человек в халате с широкими рукавами и с женской гулькой на макушке, ото лба же до макушки — совершенно плешивый. Каковой плешивец и потребовал хамским голосом встать и следовать за ним.
— На, — сказал я и продемонстрировал незнакомцу ладно скроенный кукиш. — Как вы все любите, чтобы за вами ходили!
Человек насупился и прорычал что-то на незнакомом мне наречии.
— Не понимаю я по-тигриному, — сообщил я.
Незнакомец скрестил руки и внушительно заявил:
— Как я понимаю, ты отказываешься учиться удивительным таинствам волшебного мира?
— Учиться я не отказываюсь, — ответил я как можно более мирно. — Только не пойду никуда. Здесь будем учиться. В Рябовке. Ты тоже Семен?
— Нет, не Семен. Мое имя, — и тут незнакомец вновь произнес что-то на тигрином. — Но ты можешь меня звать просто Предпоследний Самдурлай. Вот.
— Если бы умел — я бы лучше порычал, — признался я. — Не могу же я звать тебя так длинно. Можно покороче?
— Нельзя.
— Тогда, не обессудь, звать я тебя буду ПС.
— Пэс? — возмутился незнакомец. — Никаких Пэсов! Иначе мне придется совершить сеппуку!
— Не вздумай! — испугался я. — Учти, я буду драться! Запинаю, как бобика!
— Хорошо, — покладисто согласился Пэс (ничего, что про себя я буду звать его так, верно?). — Раз ты такой тупой, придется тебя обломать.
Мгновением спустя я понял, что оказался в воздухе, лежу на невидимой коленке, об которую меня и стараются переломить.
— Жила-была… — начал было я придумывать ответную сказку, но тут же понял, что нахожусь в глупом положении — а если это не коленка? А если меня не ломают? И про мерзкого Пэса ничего придумать не могу — откуда я знаю, кто он такой?
— Вот, — со смаком сказал Пэс. — А вот если бы ты посещал занятия Самдурлайского кружка, ты бы знал, как справиться с подобной ситуацией.
— Я и так знаю, — пропыхтел я. — Вот только спущусь и накладу тебе по самые кобаяси…
— Откуда ты знаешь имя гения Самдурлайской поэзии? — оторопело спросил Пэс.
При этом он утратил контроль над коленкой, я свалился на землю и без раздумий кинулся на плешивого. Мы покатились по земле. Вернее, это я покатился, потому что Пэс уже висел в воздухе, сложив ноги кренделем, и издевательски хохотал.
— Как ты это делаешь? — отплевавшись от пыли, пропыхтел я.
— А ты хочешь посещать занятия Самдурлайского кружка? — спросило это животное.
— Да хочу, хочу, только отстань, — рыкнул я.
— Вот! — опять изрек свое любимое слово Пэс. — Ты уже начал приходить в ярость.
— С чего это мы взяли? — огрызнулся я.
— Ты только что сказал на моем языке: "Заткнись, пожалуйста!" — триумфально заявил лысый.
— Да? Тогда вот тебе еще, — и я, для пущей убедительности встав на карачки, проревел что-то, на редкость непереводимое, но весьма убедительно злобное.
Пэс побелел.
— И это его я буду учить прошибать кулаками толстенные доски? — заорал он в воздух.
— Будешь, — неожиданно сказали ему в ответ. — Но не ты, а Скарапея. От тебя другой педагогический план требуется.
— Во! — прямо как давеча я, показал в воздух кукиш Пэс. — Сам пусть учится! А главное Самдурлайское искусство вовсе не в этом.
— Все мы учили понемногу, — и прямо из воздуха соткался призрак Кащея. — Он нам нужен, ты же прекрасно знаешь!
— Я ничего не знаю, я никого не учу. Ты слышал, как он меня назвал?
— А то. Но, поверьте наставнику, это он не со зла.
— Нечаянно, да? Поверь самдурлаю — такое нечаянно никто не скажет!
— А вот он сказал. Потому что Сказочник. Знания в него уже просто просачиваются. Он открыт к учению. Вот и займись.
Кащей обернулся ко мне.
— А ты, Глым, последи за своим языком. Этот господин со странной прической, между прочим, последний оплот Самдурлайства в нашем Царстве.
— Предпоследний, — напомнил я.
— Ах, да, я забыл. Последнего недавно погубили.
— Антисказочник?
— Нет, Рыба-Фугас. На диво вкусная, но приблизительно каждый сотый кусочек рыбки взрывается во рту ее поедающего. А теперь Последним Самдурлаем можешь стать ты.
— Не сможет, — проворчал плешивый. — Он не сможет. У него нет задатков.
— У меня нет? Да у меня навалом задатков!
— Он негибкий.
— Это кто это тут негибкий? Я?
— Ты, ты, — скорбно кивал Пэс.
— Я, между прочим, очень даже гибкий! А вот ты — просто воплощение негибкости!
— В смысле?
— В смысле — мог бы проявить похвальное терпение в общении с новичком.
— Может, мне еще тебе спасибо сказать за то, что учиться у меня решил?
— Неплохо бы. И ничего я не решал. За меня все решили.
— Как… то есть… Кащееееееей!!!
Начавший уже было развоплощаться призрак вновь сгустился.
— Это ты его прислал?
— Ну, я… А чего, Ррраурырырр (клянусь, я услышал имя Пэса именно так!), он же не болен ничем, у него и справки есть. И потом, какой же Сказочник без Самдурлайской мудрости?
Ох, Кащеище! Просто мастер! У Пэса даже лысина покраснела от удовольствия.
— Ладно! — проскрежетал он. — Иди сюда, убоище. Будем твердить первую заповедь самдурлая.
— И какова же она?
— Весьма проста.
Пэс вытянул губы дудкой, и я невольно подался вперед, чтобы лучше услышать и проникнуться таинством момента.
— НОГУ УБЕРИ!!!
— Ничего себе! А при чем тут нога? Какое она имеет отношение к древнему и могущественному самдурлайскому…
— Да ногу убери, паразит! Все пальцы к чертям собачьим отдавил!
Предпоследний Самдурлай, подобно цапле, скакал на одной ножке и дул на покрасневшие пальцы другой, задрав ее к самому носу.
— Ну я же не знал, что вы босиком ходите…
— Все настоящие сандурлаи ходят босиком! Ибо первая заповедь кодекса гласит: "Никакие материи не в состоянии скрыть бодрости духа".
Никакие материи… Это так он меня голяком в толпу зевак отправит — чисто проверить, не угас ли во мне самдурлайский дух.
— А как же, — сказал Пэс. — Непременно отправлю. И не раз. Но потом.
И как я мог забыть про местную подлую привычку подслушивать мысли! Каждая собака, понимаешь… Ничего, вот как обучусь всему, что знает этот плешак — сам его об коленку согну!
— Ха-ха, — выразительно сказал Самдурлай.
— Ладно, с материями мы прояснили, — проворчал я, невольно провожая взглядом летящий по небу и курлыкающий клин. — Ого! Что это — напильники?
— Понятия не имею, — терпеливо сказал Самдурлай. — Это так важно?
— Я просто никогда…
— Это же сон! Во сне не только напильники — слоны пролетят, а ты не отвлекайся! Вот тебе и вторая заповедь: "Ничто не заставит самдурлая свернуть с пути Воина Света".
— А если он — Воин Тьмы?
— Тогда никакой он не самдурлай, и его нужно мочить в сортире! Башкой об умывальник.
— Ой, — сказал я. — Много там еще заповедей? Мне уже просыпаться пора.
— Осталась одна, но самая главная. Содержащая, так сказать, самую суть самдурлайства.
Мой виртуальный наставник поджал под себя ноги, повиснув в воздухе, и начал нараспев:
