— Эй-эй, давай все-таки не так близко, хорошо?
— Как будто ты не рад меня видеть, — обиженно надула она губки и щелкнула его по носу. Неожиданно. Но хотя бы отошла.
— Где я? Что это за место? И что ты здесь делаешь… И что на тебе одето? — спросил он, заворожено глядя на голые коленки вампирши, выглядывающие из-под кружевной юбки.
— Как много вопросов сразу! Это всего лишь будущее, не такое уж далекое. Сейчас 2007 год.
— Две тысячи…? — спросил он тихо. — Но это же… Другое тысячелетие! Тогда ничего удивительного, что Лондон так изменился. Его просто не узнать!
— Да уж, изменился… Только это не Лондон, а Лос-Анжелес, Соединенные Штаты Америки.
— И… как я здесь очутился? — наконец задал он вопрос, который давно (то есть последние 15 минут) волновал его.
— О, это долгая история. Пойдем ко мне, я все расскажу.
— Пойдем… куда?
— Ко мне. У меня квартира на Санта-Монике.
— Но-но, не так быстро, а чего-нибудь более вампиробезопасного не найдется?
Виктория скрипнула зубами.
— О, ну конечно, я совсем забыла, каким ты был раньше. Кафе подойдет?
Она взяла его под руку и уверенно повела прочь с площади. Впервые за время своего пребывания в аду Саймон подумал, что может быть все чуть менее плохо, чем он предполагал.
— Ты ешь мороженое? И оно не из крови? За эти 150 лет и правда многое изменилось, — Саймон лениво поковырял свое и отставил стаканчик.
Они сидели в одном из многочисленных кафе города, которое, в общем-то, не особенно отличалось от тех кафе, в которых Саймон бывал в Лондоне. Это настроило его на немного более позитивный лад.
— Ты даже не представляешь, как много, — кивнула она. — Тебе еще столько всего предстоит узнать!
Журналист огляделся и вздохнул.
— Не сказал бы, что мне очень нравится это ваше будущее, оно слишком безумно даже для меня. Я хочу вернуться.
— О, Саймон, я боюсь, это невозможно, — засмеялась Виктория.
— Что значит «невозможно»? Раз я попал сюда, то, значит, есть дорога и обратно. Должна быть!
— Не уверена. Во всяком случае, это не в нашей власти, как и твое перемещение сюда.
— И что же теперь делать? Я имею в виду, что вообще делать в этом твоем будущем, где вампиры вот так запросто ходят в кафе, а по улицам носятся эти, эти…
— Автомобили? Это не самое страшное в «моем» будущем.
— Но как же ты сюда попала? Ты ведь стояла там, вместе со всеми, ты же не перешла в круг, так? Тогда почему ты здесь?
— Все просто, милый. Я же вампир, я бессмертна. Ты переместился в будущее, а я просто дожила до него.
— И оказалась здесь ровно в том же месте и в то же время, что я переместился? Но откуда ты могла это узнать? — эта мысль не давала покоя журналисту с тех пор, как он увидел Викторию.
Она подцепила острыми ноготками вишенку и подмигнула Саймону.
— Доверься мне.
— Ладно, мистер Гринт, — серьезно произнесла она, когда мороженое было съедено, коктейли выпиты, а время приближалось скорее к «очень рано», чем «очень поздно». — Я думаю, пора побороть твою вампирофобию и поехать ко мне домой, здесь недалеко, минут десять на машине. А завтра займемся твоим гардеробом — не будешь же ты так ходить по городу. А потом… О, Саймон, пожалуйста, только не делай такое лицо!
Он сам еще не решил, чего испугался больше: вампирши, автомобиля, в который ему придется залезть, или предстоящего похода в магазин (Саймон не забыл о вчерашнем сне).
Но, наверное, стоило принять решение, и самым очевидным здесь было — довериться этой девушке с острыми зубками, пусть даже сегодня утром она думала о нем только в гастрономическом плане.
Виктория подняла бокал с мартини и лукаво на него посмотрела.
— За твое прибытие!
— Неужели ты действительно так рада меня видеть?
— Ты даже не представляешь, как.
* * *
Время: никогда.
Место: нигде.
Нигде выглядит не так уж и плохо, как можно было бы себе подумать. Это не безбрежная пустыня и не черная бездна. Нигде становится таким, каким ты хочешь его увидеть.
Сейчас это была большая мраморная зала, напоминающая греческий амфитеатр. В дали плескался прибой, луна мягко светила в окружении звезд, каменные стены и колонны уходили в бесконечность.
Корделия боязливо ступила на твердый пол, покрытый полустершейся мозаикой.
— Кэйти, это ты? Боже мой, Кэйт, я никогда не думала, что смогу вновь увидеть тебя… ты почти не изменилась…
Она видела свою подругу только со спины, но была уверена, что это она. Хотя бы потому, что в этом странном месте больше никого быть не может по определению.
Но и мы узнаем Кэйти. Мы ведь уже знаем ее, хоть и не привыкли видеть в платье XVIII века, с высокой прической по той моде, в дорогих украшениях. Она смотрит высокомерно, а ее тонкие губы улыбаются холодной улыбкой. Она красива и статна, она не похожа на то, во что превратится потом, зависнув между жизнью и смертью. Вот и Корделия узнала ее такой, какой видела последний раз около ста лет назад.
Мы знаем ее как Колдунью, но ведь и у Колдуньи должно быть имя. Даже если оно ей не очень подходит.
— Кэйти? Неужели ты все еще жива?
— Не совсем. Да и ты умерла. Много времени прошло, больше века, да? И не называй меня этим именем, ты знаешь, я его не люблю.
Они замолчали, глядя на кромку моря в отдалении.
— Я знаю это место, — вдруг сказала первая девушка. — Я уже была здесь когда-то очень-очень давно.
— Конечно, — улыбнулась Кэйти. — И это была я, кто вернула тебя из мира мертвых. Ты ведь помнишь, Корделия, помнишь?
Она помнила. Ее убили, но спросил ли кто-нибудь, хочет ли она умирать? Тогда она вернулась — пусть как призрак, но ведь даже это лучше, чем уйти насовсем, просто… исчезнуть. И в этом ей помогла Кэйти.
— Знаешь, Корделия, — продолжала ее подруга, — ты ведь могла бы вернуться живой, а не этим полупрозрачным бессильным духом, пародией на тебя настоящую.
— Ты думаешь? Но я никогда не была такой сильной ведьмой, как ты…
— Вся сила идет от уверенности, а ты была чересчур неуверенна, милая. Ты сомневалась во всем и не давала магии пойти в тебя. Слишком много вопросов и тревог, слишком много «если» и «когда» — это не идет на пользу ведьме.
— Я была плохой ведьмой, привидение из меня получилось не лучше, — вздохнула девушка.
— Мы можем это исправить.
— Правда? Но как? Я бы так мечтала вновь ожить…
— О, просто доверься мне, подружка. Я могу окончательно вернуть тебя, дать тебе настоящее тело, дать тебе жизнь!
— Но… но почему? Зачем тебе это надо?
— Просто соглашайся, Корделия Амалия! Когда еще у тебя будет такой шанс! Я готова помочь тебе, как тогда, когда вернула тебя как призрак. Ну же!
— Я… мне надо подумать. Я знаю магию — я успела изучить ее, пока была жива, — и я знаю, что просто так ничего не дается. Дай мне время, пожалуйста! И я… я должна идти, извини.
— Ты еще вернешься, — это был не вопрос, не приказ и не угроза — просто она знала.
— Да, я вернусь, — пробормотала Корделия.
Кэйти права — она слишком слаба и нерешительна, и она не может отказаться, особенно ей предлагают такое.
Лос-Анжелес, сентябрь 2007
Дверь в странный новый мир распахнулась, и Саймон решительно шагнул вперед.
Виктория щелкнула выключателем, и странный новый мир обрел краски. А также множество вещей, о предназначении которых Саймон не мог даже догадываться.
— Ну как тебе?
— Здесь очень… э… уютно. И странно. Что это?
— Телевизор.
— Нет, я имею в виду вообще — все это. Ты здесь живешь? Это так не похоже на все, что я видел раньше… И где гроб?..
— Извини, не вписался в интерьер, в IKEA не было подходящих моделей.
Саймон вновь огляделся. Ну что ж, во всяком случае, это место вполне соответствует тому, что с ним происходит: оно также безумно и нереально, как весь окружающий мир. Розовый зонтик вампирши — тому подтверждение.
— Проходи. Я думаю, это лучшее место, пока мы что-нибудь не придумаем.
— Ясно.
Они вновь замолчали.
— И как здесь? В этом времени, я имею в виду, — решил поддержать светскую беседу Саймон, опасливая изучая лэптоп. Он тоже был розовый, как и подавляющее большинство предметов в комнате. Это пугало.
— Здесь очень хорошо. Как и всегда хорошо в настоящем времени. Я понимаю, что для тебя это далекое, страшное и непонятное будущее, в которое ты попал. Но для меня — такое же настоящее, как был когда-то 1870 или 1920 или…
— Ты так долго жила, — проговорил Саймон, внимательно глядя на нее.
Виктория из его времени, даже будучи вампиром, казалась ему более понятной, чем эта женщина в короткой юбке, жившая в трех столетиях.
— К этому быстро привыкаешь. Веком больше, веком меньше… Может, чаю? Кажется, где-то завалялись пакетики.
