Такая приятная ладошка исчезает. Ой, нет, не надо, не надо, не надо, куда, я вас спрашиваю?! Тянусь за ладонью вперед и вверх. Сажусь. Открываю глаза.
Ллевеллин.
Сидит на краешке кровати, рядом с такой бедной несчастной мною. И глаза у Рыцаря такие испуганные. Можно подумать, я сейчас кинусь на него и загрызу к чертовой бабушке. Пусть не надеется. Не будет этого. Я добрая и ласковая.
Как я понимаю, я упала в обморок (интересно, какой раз за то время, что я в Замке?), Ллевеллин умудрился куда-то меня дотащить, уложить и попытался привести в чувства. Успешно.
Так, ладно, Геллочка, хватит глазками хлопать, пора хоть что-то сказать! А то Ллевеллин уже сообразил, что сидеть с вытянутой рукой как-то неудобно и поспешно спрятал ладошку за спину. Нет, точно боится, что загрызу.
— Вам лучше, миледи? — Рыцарь, все-таки, пришел в себя раньше, чем я. Или по крайней мере, прикинулся, что пришел в себя. А на самом деле его-то нету?! Ой, какие ужасы в голову лезут.
— Да, спасибо, — вздохнула я. А что еще тут можно ответить? Нет, мне очень плохо, но я успешно прикидываюсь?
— Я взял на себя смелость предположить, что голова таоте вам больше не понадобится, и убрал ее.
Слава богу. А то еще пяти минут лицезрения этого, мягко говоря, странного предмета я бы просто не пережила.
А в голосе юноши вдруг проклюнулся страх:
— Я не прав, миледи?
— Нет-нет, все в порядке, — вздохнула я, потерев лоб. — Только… С чего ты вообще взял, что мне нужен эта тойота?!
— Таоте, миледи, — осторожно поправили меня. — И не эта, а этот… Вы сами приказали мне привезти вам его голову.
— Когда???
Не помню я такого, не помню, не помню, не помню! А раз не помню, значит, не было.
— Мы находились в деревне, — напомнил парень. Если бы учтивость была материальна, вежливость Ллевеллина можно было бы упаковывать в цистерны и продавать на запад. Или на юг. В общем, туда, где купят. — Я рассказал вам об этом чудовище, способном уничтожить целое селение, — что-то я не припомню таких подробностей, — и вы приказали, чтобы я привез вам его голову.
Чудненько, с каждым днем узнаю, о себе все больше нового и интересного.
— И ты…
— Я отправился выполнять ваш приказ, миледи. Приехал в деревню, узнал у той девушки, как ее, Хайны, где логово чудовища, приехал к нему. — Рыцарь запнулся, опустил глаза.
Ой, мама, только не говорите мне…
— …Оно меня убило.
Я же просила не говорить!
— …Потом победил я, — с какой-то мрачной иронией закончил свою речь Рыцарь.
О, Господи, умница, Гелла. За языком вообще следить не можешь. Или не хочешь. Купи себе медаль «Я – идиотка» и повесь на шею.
Ллевеллин медленно встал и, поймав мой испуганный взгляд, усмехнулся:
— Можете, не беспокоиться, миледи. На этот раз крови на рубашке не будет. — Я. Я же не этого боялась! Я за него! — Я переоделся. Да и прошло уже более трех суток.
Не поняла?!
— Трое суток?!
Юноша непонимающе покосился на меня:
— В Замке прошло меньше?
— Всего несколько часов, — судорожно кивнула я.
— Замок любит шутить со временем. Тогда. Вы простите меня за то, что я вас усыпил несколько часов назад? Вы отдохнули?
Я только вздохнула: как я могу его — и не простить? Особенно, если он на меня еще раз глянет.
Так и не дождавшись моего ответа, Рыцарь осторожно поинтересовался:
— Я вам нужен, миледи? Или могу идти?
Конечно, можешь, что я с тобой делать буду?
Мое молчание было понято совершенно верно.
Рыцарь ушел с полчаса назад, оставив меня в гордом одиночестве. Ветер лениво перебирал какие-то бумаги, рассыпанные по столу. Вышивка на небольшой подушечке, в которую я, полулежа, упиралась локтем, оставила на коже отпечаток, а я все не могла определиться, что же мне делать.
Период угрызений совести уже минут десять как закончился. Да, я такая-сякая послала человека к черту на кулички, но, извините, у него ж своя голова на плечах! Не хотел бы — не ходил. И я за него отвечать не обязана.
Загнав таким образом совесть куда-то на задворки сознания, я попыталась поймать за хвост какую-то странную идею, крутящуюся в голове. Вот было что-то неоформившееся, несложившееся…
Все! До меня, наконец, дошло, что же так тревожило меня.
Хайна. Это ведь та девушка, что на Ллевеллина вешалась. Это точно она, сто процентов. Я это имя только в той деревушке, где Рыцаря отравить пытались, слышала. Других Хайночек я не знаю.
И странно ведь получается: только приехал в городок — и сразу же столкнулся именно с этой пошлячкой. Странно это, странно. Можно объяснить только тем, что он искал ее!
Это что ж получается: прикрываясь моими приказами, он шастает к каким-то там Хайночкам! Глядишь, он так вообще, раз уж из Замка уезжает, найдет себе какую-нибудь макитру, женится, детишек нарожает, а я так и останусь старой девой?!
Нужно что-то делать, нужно что-то делать, нужно.
Так, стоп! Это же МОЙ Рыцарь! Почему я должна его кому-то уступать?!
Пора действовать. Надо ж, в конце концов, сделать хоть что-нибудь, а то действительно, с Ханочкой этой свяжется, а я так и буду…
А раз так — вперед!
Ну надо же! Я уж и не надеялся.
Пудру, помаду, тени и духи я нашла быстро. В ящике стола с бумагами. И кто только их туда сложил? Румяна пришлось поискать подольще. Они обнаружились, как ни странно, под той софой, где я очнулась. Так, теперь — во что будем одеваться.
На этот раз шкаф обнаружился в комнате за небольшой дверкой в дальнем углу. Путем долгих раскопок было извлечено платье с хорошим таким декольте и пышными рукавами с разрезами, из которых выглядывала тонкая батистовая рубашка с оборкой на запястье. Юбка была со множеством складок.
Волосы я оставила распущенными, хотя что там распускать — мое каре? Бантики да заколочки смотрелись бы еще хуже.
Итак. Вперед?
Господи, и почему меня так трясет?
А почему мне кажется, что ответа никто не ждет?
Ллевеллина я нашла на вершине башни. Кажется, той самой, где он рассказывал мне легенду о Замке, Хозяйке и Рыцаре.
Юноша сидел в кресле спиною к выходу и смотрел куда-то вперед, на безграничный туман, расстилающийся во все стороны. Я осторожно сделала шаг, второй. Рыцарь не обернулся.
Господи, мне сейчас дурно будет…
Спокойно, Гелла, спокойно. Подойди еще чуть-чуть ближе.
Я наклонилась к Рыцарю, осторожно провела кончиками пальцев по его волосам, склонилась, собираясь поцеловать его сзади.
По телу Ллевеллина прошла волна дрожи, а в следующий миг он, не оборачиваясь и не пытаясь даже пошевелиться, обреченно произнес:
— Да свершится предначертанное.
Я, как стояла с вытянутыми в трубочку губами, так и замерла. Я, конечно, понимаю, что мой опыт в данном вопросе ограничивается прочитанными лет в пятнадцать любовными романами, но мне вот почему-то кажется, что парень, когда его целует красивая (ну ладно, ладно, как минимум, симпатичная!) девушка, должен говорить что-то другое!
Рыцарь не шевелился.
Я тоже.
Так спокойно, Гелла, спокойно. Осторожно отступаем на шаг. Еще один.
Рыцарь не шевелится.
Еще шаг.
Рыцарь не оборачивается.
Я буквально кубарем скатилась по лестнице.
Забавно. Раньше такого никогда не случалось.
Серый камень стен. Мелькают расставленные в нишах вазы. Я бегу, и по щекам катятся злые слезы. Ну, почему он так, почему?!
Я бы поняла, если бы он попросту наорал на меня, послал куда-нибудь подальше, но это безразличие…
Хлопает закрывающаяся за спиной дверь. Я обессилено опускаюсь на пол, буквально стекая спиной по стенке, прячу лицо в ладонях.
Почему?
Странная она какая-то, странная. Ей уже сто раз буквально на пальцах все объясняли, а она в упор ничего не понимает. Пробуем в последний раз.
Выплакавшись, я разочарованно опустила руки. Все неправильно, все неверно. Почему все это происходит именно со мною? Как все легко и просто в книжках. Если кто и попадает в параллельные миры, так это комсомолки, спортсменки и просто красавицы, что и коня на скаку остановят, и в избу войдут, а я — все у меня не так.
Пальцы скользнули по шершавому листу. Я равнодушно покосилась на лежащую подле моих ног распахнутую книгу. Надо же перевертыш. И как он здесь оказался?
А в принципе, какая разница? Читать я его не буду. Я вообще уже ничего не хочу.
Безразличный взгляд скользнул по каллиграфически выписанным строчкам и зацепился за первую же фразу. «…образом, история о Рыцаре и Хозяйке, проживающих в каком-то «разумном» Замке — не более, чем вымысел».
Та-а-ак. И что это такое?
