От раздумий его отвлекли какие-то люди, выскочившие из темного переулка.
Первый получил удар ногой в живот, потому что зверь не привык драться честно. Ваймс отскочил в сторону и схватил второго. Почувствовал, как нож скользнул по нагруднику, наклонил голову и нанес удар шлемом.
Нападавший аккуратно свернулся калачиком на мостовой.
Ваймс быстро повернулся к первому драчуну, который корчился от боли и задыхался, но тем не менее не выпустил из рук нож и размахивал им перед собой, будто талисманом. Острие описывало в воздухе неровные восьмерки.
— Бросай нож, — велел Ваймс. — Повторять не буду.
Вздохнув, он сунул руку в задний карман. Достал кожаный чулок, набитый дробью. Он запретил офицерам своей Стражи носить такое оружие, но знал, что некоторые все равно его не послушались. Что ж, если у стражника есть голова на плечах, на подобное ослушание можно и сквозь пальцы посмотреть. Иногда нужно закончить спор быстро, а чулок с дробью далеко не самый плохой аргумент.
Он опустил кистень на руку нападавшего, тщательно рассчитав силу удара, чтобы не переборщить. Человек взвыл, и нож со звоном упал на булыжники.
— Твоего приятеля оставим здесь, сам очухается, — сказал Ваймс. — А тебе, Генри, придется обратиться к врачу. Пойдешь сам или как?
Через несколько минут доктор Газон открыл заднюю дверь и впустил в дом Ваймса с телом на плече.
— Ты оказываешь помощь всем, верно? — спросил Ваймс.
— В разумных пределах, но…
— Это один из «непоминаемых», — перебил его Ваймс. — Пытался убить меня. Нуждается в помощи.
— А почему он без сознания? — поинтересовался лекарь.
На нем был огромный резиновый фартук и резиновые же сапоги.
— Лечиться не хотел.
Газон вздохнул и махнул шваброй, приглашая Ваймса пройти.
— Неси его прямо в операционную, — сказал он. — Боюсь, приемную после господина Каустика мне еще долго убирать.
— А что он натворил?
— Взорвался.
Ваймс, подавив природную любознательность, потащил тело в святилище Газона. Ему показалось, что с прошлого раза комната несколько изменилась; впрочем, тогда ему было не до деталей. Здесь стоял стол, рядом — верстак; вдоль одной стены протянулся стеллаж с бутылками, среди которых не нашлось бы и двух одинаковых. В паре бутылок что-то плавало.
Вдоль противоположной стены были разложены инструменты.
— Когда я умру, — сказал Газон, осматривая пациента, — повесь на моей могильной плите колокольчик. В кои-то веки смогу с чистой совестью лежать и не дергаться, когда звонят. Опусти его. Похоже на сотрясение мозга.
— Это я, — услужливо подсказал Ваймс.
— А руку сломал тоже ты?
— Верно.
— И сделал это очень аккуратно. Легко вправить и наложить гипс. Что-нибудь не так?
Ваймс разглядывал инструменты.
— Ты всем этим орудуешь, когда лечишь? — спросил он.
— Да. Хотя некоторые из них еще не прошли апробацию, — ответил Газон, подготавливая стол.
— Да, не хотелось бы мне, чтобы ты использовал на мне вот это, — хмыкнул Ваймс, взяв в руки странный инструмент, похожий на две соединенные струной лопатки.
Газон вздохнул.
— Сержант, не могу представить себе обстоятельства, в которых мне пришлось бы применять сие приспособление на тебе, — сказал он, быстро работая руками. — Это для… женщин.
— Для белошвеек? — поинтересовался Ваймс, поспешно бросая щипцы на стол.
— Эти? Нет, в наше время ночные дамы гордятся тем, что никогда не прибегают к подобным услугам. Я с ними все больше профилактикой занимаюсь.
— Учишь их пользоваться наперстками и все такое? — спросил Ваймс.
— Что-то вроде. Поразительно, до каких пределов можно развить метафору, не правда ли?
Ваймс потрогал пальцем лопатки. Почему-то они вызывали у него чувство тревоги.
— Ты женат, сержант? — спросил Газон. — Рози была права?
— Э… Да. Хотя моя жена далеко отсюда.
Он снова взял инструмент в руки, но тут же выронил его. Лопатки со звоном упали на стол.
— Что ж, ты все равно должен понимать: ребенка родить — это тебе не горох лущить.
— Да уж надеюсь, черт возьми!
— Кстати, повитухи крайне неохотно посвящают меня в свои тайны. Говорят, мужчина не должен совать нос не в свое дело. Словно мы до сих пор живем в пещерах.
Газон посмотрел на пациента.
— Итак, как говорил прародитель нашего ремесла, великий философ Скептий: «А мне за это заплатят?»
Ваймс проверил содержимое кошелька на поясе жертвы.
— Шести долларов хватит?
— Зачем «непоминаемым» понадобилось нападать на тебя, сержант? Ты ведь стражник.
— Я-то стражник, а вот они — нет. Знаешь, кто они такие?
— Приходилось заштопывать некоторых их гостей, — ответил Газон, и Ваймс уловил нотки тревоги в его голосе. В этом городе вредно знать слишком много. — У одних были занятные вывихи, у других — ожоги от горячего воска… Всякое такое…
— Ночью я немного повздорил с капитаном Загорло, — пояснил Ваймс. — Он вел себя подчеркнуто вежливо, но я готов поспорить на собственные башмаки, он знает, что этот парень с приятелем отправились проучить меня. Это было бы вполне в его стиле. Вероятно, решил посмотреть, как я справлюсь.
— Не только он тобой интересуется, — сказал Газон. — Мне сообщили, что Рози Лада хочет с тобой поговорить. То есть я думаю, что под «неблагодарной сволочью» она подразумевала именно тебя.
— Похоже, я ей должен, — кивнул Ваймс. — Но понятия не имею сколько.
— Меня не спрашивай, — пожал плечами Газон, разглаживая ладонью гипс. — Обычно она сама называет цену.
— Я имел в виду вознаграждение нашедшему, или как оно там называется!
— Понимаю, но, боюсь, ничем не могу помочь, — сказал Газон.
Ваймс наблюдал за тем, как работает лекарь.
— Что можешь сказать об этой девице, Батье? — спросил он.
— Белошвейке? Она недавно здесь появилась.
— Она и в правду белошвейка?
— Лучше называть ее рукодельницей, во избежание путаницы. Хотя признаю, звучит тоже достаточно двусмысленно. Услышала, наверное, что в большом городе много работы для белошвеек, приехала сюда. Пару раз попала в неловкое положение, прежде чем кто-то объяснил ей, что к чему. На прошлой неделе, к примеру, мне пришлось извлекать вязальный крючок из уха одного бедолаги. Но ничего, прижилась. Общается с остальными девушками.
— Прижилась? Как это?
— Благодаря бешеным деньгам, которые стала зарабатывать, — усмехнулся лекарь. — Сержант, тебе никогда не приходило в голову, что иногда люди приходят в массажный салон только ради массажа? В городе масса дамочек работает под скромными вывесками типа «Ремонт штанов в присутствии клиента», и иногда, хотя не так уж и редко, к ним стучатся клиенты, совершившие ту же ошибку, что и Сандра. Множество мужчин приехали сюда на заработки, оставив своих жен дома, и порой у них возникают… желания. Например, надеть носки без дырок или рубашку, на которой больше одной пуговицы. Дамы передают работу ей. Очевидно, в этом городе крайне трудно найти хорошую рукодельницу. Многих отпугивает то, что их постоянно путают с, э-э, белошвейками.
— Просто интересно, зачем она болталась по улицам после наступления комендантского часа с огромной корзиной для рукоделия…
Газон пожал плечами.
— Здесь я ничем не могу помочь. Все, с этим господином я закончил. Будет лучше, если некоторое время он полежит неподвижно. — Он кивнул на стеллажи с бутылками. — На какое время мне его отключить?
— А ты и это можешь?
— Конечно. Официальная медицина Анк-Морпорка считает такой метод ненаучным, но, думаю, он не будет возражать, потому что официально признанный местный способ — это треснуть его по голове киянкой.
— Но ведь лекарь вроде не должен причинять вред пациенту?
— Разве что в результате естественной некомпетентности. Однако я с удовольствием отправлю твоего друга в страну снов минут на двадцать. Конечно, я не смогу тебя остановить, если ты решишь треснуть его по башке киянкой. У последнего гостя Загорло, которого я лечил, некоторые пальцы на руках смотрели не в ту сторону. Поэтому, если ты возжелаешь хорошенько отдубасить его на дорожку, я могу показать наиболее чувствительные места на теле…
— Нет, спасибо. Я просто вынесу его через заднюю дверь и брошу в каком-нибудь темном переулке.
— И все?
— Нет. Потом… я напишу свое имя на гипсе. Чтобы он увидел его, когда очнется. Огромными буквами, чтобы не стерлись.
— Вот это я и называю чувствительным местом, — одобрил Газон. — Интересный ты человек, сержант. Настоящий мастер по части наживания врагов.
— Знаешь, я никогда не увлекался рукоделием… — прокряхтел Ваймс, взваливая тело на плечо. — Что носят рукодельницы в корзинах, как ты думаешь?
— Ну, не знаю… Иголки, нитки, ножницы, пряжу… Все такое прочее, — ответил Лишай Газон.
