Хрупкий, похожий на эльфа подросток глубоко, не по-детски, вздохнул и сказал чуточку укоряющим голосом:
— Вот вы тут смеётесь, а я вчера в лесу хоббита видел…
И удалился неспешным шагом. Дивноликий маленький принц, скользящий мимоходом сквозь шизо-крызо-глюки объективной реальности, на бесконечном пути из Вечности в Вечность.
Через минуту подрулила машина майора. Феликс взглянул через боковое стекло и открыл дверцу. Смотрел, как Фридрих садится, а потом сам захлопнул дверцу, накинул на пассажира ремень безопасности и отметил цепким взглядом:
— Эк вас угораздило. В гроб краше кладут.
Эти слова вызвали у Фридриха новый приступ истерического беззвучного смеха.
— Пивка? — спросил майор, протягивая бутылочку «Миллер».
Фридрих даже не удивился. Взял, сорвал кольцом пробку, выкинул её в окно, жадно припал к ячменному источнику. Зубы лязгнули о стекло. Майор покачал головой и тронулся с места. Вёл машину спокойно, изредка поглядывал на пассажира в зеркало заднего вида.
Ни о чём не расспрашивал.
— Скажите, майор, я сильно сошёл с ума?
Феликс бросил быстрый взгляд в зеркало на лицо немца.
— Это из-за нас?
Фридрих посмотрел на пустую бутылочку и вздохнул:
— Не знаю…
— Там, сзади, есть ещё, если хотите.
— Хочу. Я изменил пиву. А за измену принято расплачиваться.
Майор сдержанно хмыкнул.
— Судя по запаху, вы вонзили себе шило и по самую рукоятку?
Фридрих достал из сумки ещё одну бутылочку пива «Миллер» и внезапно в его голову пришла ещё одна сумасшедшая мысль:
— Вы тоже любите «Миллер» или это специально для меня?
— Для вас, — не стал отпираться майор. — Мы же вас всё равно хотели пригласить в баньку. Настоящую. Деревенскую. В виде извинения, если хотите.
Фридрих хмыкнул и промолчал. Но молчание в машине носило теперь дружеский характер. Разность нервных потенциалов, грозящая молниями ссор, отсутствовала
Полковник встретил их у распахнутых ворот. Подождал, пока машина проедет, закрыл ворота, подошёл к автомобилю. Взглянул в глаза Фридриху, молча, со значением, встряхивая, пожал ему руку. Потом указал на небольшое строение рядом с домом.
— Нам туда. Прошу, господин Ингер.
Деревенская баня была намного меньше и скромнее городских номеров, но ощущение уюта и какой-то трогательной, милой домашности расслабило нервную систему Фридриха до такой степени, что нервная дрожь покинула его тело. А когда он разделся и прошёл в парную, она же помывочная, единственное отапливаемое место в бане, предбанник обогревался разве что вырывающимся из открывающейся двери в парное отделение теплом, — тело его покинула и дрожь от холода. Наконец-то он согрелся.
Полковник и майор поддавали на каменку русским квасом. Отчего всё внутреннее пространство бани пропиталось сильным хлебным духом. Несколько странно, непривычно, но мило. По-домашнему. Уютно.
Оба русских старательно пропарили Фридриха сначала берёзовыми вениками, потом дубовыми, вениками из крапивы с какими-то ещё растениями, и под конец — снова берёзовыми. В промежутках немец выходил во двор, ложился на лавку и его с двух сторон окатывали из вёдер холодной водой. Это оказалось приятнее, чем прыгать в бассейн.
В конце концов Фридрих был распарен до того, что его подошвы, казалось, горели, а всё тело пропиталось жаром и над облачённым в халат телом гостя, его обвязанной полотенцем головой колыхалось марево тёплого воздуха.
В доме Фридриха усадили по-турецки, со скрещенными ногами, во внушающее уважение своими размерами кресло, накинули на ноги нечто вроде пледа или покрывала, на мощные подлокотники кресла водрузили широкую сосновую доску, а уже на неё поставили глубокую тарелку с огненным борщом, приправленным доброй ложкой густой сметаны и налили стопку кристально прозрачной водки.
— Не пьянства ради окаянного, а дабы восстановить баланс между головой и телом. Пиво ты уже из себя выпарил, а во-вторых, пивом не опохмеляются. Это другая разновидность спирта. Ещё древние учили нас, что подобное излечивается только и исключительно подобным.
Эту сентенцию выдал полковник Мороз, удобно расположившись в кресле напротив. В перерывах между парением немца, пока Фридрих отлёживался в предбаннике, господа милиционеры попарились всласть и сами. С обеих рук нещадно побивая себя берёзовыми вениками и рыча при этом деянии на разные голоса. Железные люди.
Майор раздувал сапогом древний самовар, помещавшийся сбоку от небольшого камина, в котором неспешно горели несколько извилистых коряг: не ради тепла, а ради живого огня. Что великолепно завершало картину домашнего уюта.
Феликс раздул пламя в жаровой трубе, снял с горловины самовара сапог, повернул и подсоединил металлическое колено вытяжной трубы, уходящей в дымоход камина. Похлопал по начищенному боку ведёрное русское чудо и сел в третье кресло. Чайный набор, то есть чашки, блюдечки, варенье, нарезанный лимон и много что ещё размещались на двух этажах передвижного столика возле камина, по ту сторону от самовара.
Фридрих с глубоким вздохом облизал деревянную расписную ложку. Он родился заново. Natürlich, в переносном смысле этого слова. Но от этого ему не было менее хорошо.
— Премного благодарен, господа. Право, мне даже не совсем понятно, почему вы так хорошо относитесь ко мне.
— Так, а чего же тут понимать, — благодушно ответил полковник, — ты к нам по-человечески, и мы к тебе по-человечески. Завтра будешь писать отчёт в свой банк, напиши просто, что всё в порядке, церковь ваша восстанавливается, кладбище восстанавливается, работы идут полным ходом. Завтра вы с майором съездите туда, или в понедельник, без разницы. Майор вам всё там сфотографирует, приложите фотографии к отчёту.
Фридрих удивился. Но выразить удивление не успел. Полковник продолжал:
— Деньги ваши никуда не делись, никто их не украл. Крутить, да, крутили. Куда же без этого? На одну зарплату в наши дни жить нельзя. А то дети, насмотревшись телевизора, будут говорить: «Папа, зачем тебе охранять тех, у кого много денег? Убей их, а деньги принеси нам, потому что мы хотим кушать». И нет никакой гарантии, что ты их однажды не послушаешь. В наши дни, если есть возможность прокрутить наличные, их надо крутить. Это практически единственный источник реального заработка для таких, как мы. И вся разница только в том, что и мёртвые, и здание каменное подождут, никуда не денутся. Те, кто крутят зарплаты врачей и учителей, пенсии пенсионеров и пособия инвалидов, поступают намного хуже нас, господин Ингер.
И приказ на подготовку компромата на вас, извините уж за прямоту, пришёл ко мне сверху. Если бы прокруткой ваших денег занимался лично я, всё обошлось бы и так. Но я, при всём своём чине, тоже только пешка в более крупной игре. Я даже не знаю: где крутили эти бабки, — здесь или в Москве. Скорее всего, в Москве. Весь крутёж и вся крутизна сконцентрировались сейчас там.
Вы нам не мешали. Более того. Вы могли сразу по приезде отослать отчёт, что ничего нет, и у нас могли бы быть неприятности. Я уж тут, извините, приказал отслеживать все ваши контакты. Вы этого не сделали. Я не буду углубляться в причины. Главное, что всё было именно так, как я сказал. Поэтому извольте получить вашу честно заработанную долю.
И перед ошеломлённым Фридрихом, прямо на ту же доску, на которой он только что вкушал вкуснейший борщ, выложили несколько пачек денежных купюр крупного достоинства
Оглядев кучу наличных, Фридрих отрицательно покачал головой.
— Я не могу, вот так, взять эти деньги…
— Мы вас понимаем. Везти всё это через две таможни, да, это понятно. Тогда вы завтра же, перед тем как навестить строительные объекты или после этого, — отправитесь с майором в банк и всю сумму в марках перечислите на ваш счёт, посмотрите, тут всё правильно?
И с этими словами полковник положил поверх денег бумагу с номером счёта. Того самого, о котором Ингер, простите, Ганс Мюллер договаривался со своей сестрой Эльзой перед отъездом в Россию.
Уж что-что, а профессиональная память банкира…
— Откуда у вас это? — спросил Фридрих, едва лишь справился с шоком.
Полковник скромно улыбнулся.
— Работаем понемногу…
— У вас в России что, все бывшие сотрудники КГБ ушли в милицию?
Полковник усмехнулся.
— Это вряд ли. Просто, как сказал классик, всё перемешалось в доме Облонских.
— Я вижу, ваша милиция способна сделать всё, — не переставал изумляться Фридрих.
— Это вряд ли, — ненавязчиво вмешался в беседу майор.
А потом они с огромным удовольствием весь вечер пили чай из самовара у камина. И разговаривали о пустяках. Фридрих научился пить чай из блюдечка. О деньгах, равно как и о других делах, они в тот вечер больше не говорили.
