А мой грандиозный план заключался в том, чтобы перессорить всю нечисть, да ещё желательно так, чтобы она до людей не доколупывалась. Нет, может, кому-то и плевать на беременную девушку, уведённую в болото, а мне — нет. И на деток похищенных — тоже нет. Как и на заманенных в речной омут добрых молодцев.
Может, у Влада Кощеевичаи есть симпатии к нечисти, у меня их нет совершенно. И пусть сама я ведьма, но ведьма я не просто человеческая, а человечная, на том и буду стоять. Князь сам виноват — назначил не очень мудрое наказание. Думал, кикиморы меня своим верещанием измордуют до головной боли и мушек в глазах? Что ж, надо было думать лучше! И формулировать чётче.
Именно с такими мыслями я собиралась вечером в баню. Взяла с собой тончайшую чистую рубашку, накинула душегрейку и пошла отпаривать свои косточки. Если честно, ещё одна причина мутить воду среди нечисти была отнюдь не альтруистического характера.
Хотелось подразнить князя.
Почему? Вопрос, конечно, интересный. Но вот было во Владе — а особенно в его ледяном спокойствии — нечто такое, что бесило неимоверно. А чего стоило этого его «твоя красота на меня не действует»? Ладно бы он сказал, что я жирная и тупая. Я бы нарекла его козлом безрогим и смирилась бы. А вот так, когда красота вроде бы есть, но она не действует, это ж провокация чистейшей воды. Хочется красоту активировать так, чтобы она не просто подействовала, а прям пробрала основательно. Или на то и был расчёт? Да вроде нет…
В общем, пока я парилась в бане, мои мысли занимал исключительно князь, что само по себе напрягало. И выкинуть его из головы никак не получалось. Казалось, будто чёрные глаза смотрят прямо в душу даже тогда, когда самого их обладателя рядом нет. И не знаю, что в них цепляло сильнее всего: холод, уверенность в себе или затаённая тоска.
Отмывшись до скрипа, оделась в чистую батистовую рубашку, накинула душегрейку, вдела ноги в валенки и побежала по заснеженному двору в терем. От кожи сразу же повалил пар, разгорячённое тело обдало приятным морозцем, а настроение взметнулось на недосягаемую высоту.
Влетев в терем, я на входе столкнулась с князем. Он удивлённо воззрился в вырез моей рубашки, который я не удосужилась застегнуть: думала, шмыгну к себе в светлицу и спать лягу. А теперь путь наверх перегораживал Влад.
— Ой, извините! — попыталась я пройти мимо.
Но не тут-то было!
— На меня ваши уловки не действуют, — сурово, с чуть заметной хрипотцой в голосе заявил князь.
Так как смотрел он при этом мне на грудь, то я решила, что он к грудям и обращается. Мол, нет, проказницы, не действуют на меня ваши уловки, можете сколько угодно под рубашкой колыхаться, буду на это смотреть полчаса безотрывно, но равноду-у-ушно...
— Какие уловки? — весело спросила я, сводя прямые опущенные руки перед собой и сцепляя пальцы в замок. Ну что б Владу точно было на что посмотреть.
Уловки почуяли чужой взгляд и заинтересованным краешком выглянули из выреза. Князь шумно сглотнул.
Нельзя его винить. В плане груди у меня было на что посмотреть. И что потрогать. Князь наконец оторвался от созерцания моих прелестей, поднял бурлящий негодованием взгляд и ожёг им лицо.
— Я запрещаю вам в таком виде ходить по дому, — выдохнул он.
— Почему? Моя красота на вас же всё равно не действует, — фыркнула я. — А так — вы сами в рубашке ходите, почему мне нельзя? Жарко же.
В тереме действительно было натоплено, но уловки-то с мороза… В общем, предстали во всей стоячей красе, не подвели.
— Вы ведёте себя… неприлично, — угрожающе проговорил Влад.
— Я в светлицу шла. А вы мне дорогу перегородили и смотрите теперь на меня. И кто ещё ведёт себя неприлично? — резонно спросила я, но в чёрных глазах никакого проблеска раскаяния не было.
Князь шагнул ближе, и пришлось отступить, уперевшись спиной в дверь.
— Я вам запрещаю в таком виде разгуливать по дому. Не подчинитесь — я вас накажу, — прорычал он, видимо, снова имея в виду не только меня, но и уловки.
Если честно, прозвучало даже немного заманчиво. И почему-то было совсем-совсем не страшно. Всё-таки если угрожает старый неприятный мужик, то это противно. А если молодой и горячий, как князь, да ещё и с такой страстью в глазах — даже немного увлекательно.
— Если вы меня накажете, я вообще голая по дому начну ходить, — азартно заявила я, с вызовом глядя на него.
Клянусь, он растерялся! Нет, вы посмотрите, какая щепетильность! Неужто голых баб не видел?
— Если ты считаешь, что можешь таким образом меня на себе женить… — процедил князь, внезапно переходя обратно на «ты», но я закончить ценнейшую мысль не дала.
— Что? С ума сошли? На кой вы мне нужны в мужья? — абсолютно искренне возмутилась я. — Женитесь на болотнице какой-нибудь местной, а я вообще домой, обратно в свой мир хочу.
Мои слова внезапно охладили пыл Влада. Он несколько раз моргнул, посмотрел на меня слегка удивлённо и отпрянул.
— Новое правило: такие рубашки не носить, — проговорил он, освобождая мне дорогу.
— Ну, знаете ли, Ваше Темнейшество. Какие есть, такие и ношу! У меня там не склад рубашек, чтобы выбирать. Могу вообще без рубашки ходить, если вам от этого легче станет.
Судя по разъярённому взгляду, легче не стало бы.
— Просто наденьте нечто более… целомудренное, как и положено незамужней девице.
— А я навомирянка, мы нецеломудренные. Особенно если незамужние. Живите теперь с этим. Не устраивает? Можете меня обратно в мой мир вернуть. Или отпустить.
На самом деле никуда отпускаться из терема я уже не хотела. Мало ли какая там новая беда? А тут тепло, чисто и кормят хорошо. Да и пророчество сбываться пока не торопится, а у меня ещё осталось как минимум одно желание, нужно просто уговорить зеркальце его исполнить.
Я демонстративно нагнулась, снимая валенки. Попыталась, конечно, сделать это эротично. Но снимать валенки — это как пить из проруби, не всем дано делать это сексуально. А кому дано, тот в валенках и не ходит. Но я старалась. Даже душегрейку скинула, и, идя по лестнице, виляла всем тем, на чём так отчаянно не хотел жениться князь.
И даже оборачиваться не стала, чтоб посмотреть, не обернулся ли он, чтоб посмотреть, не обернулась ли я. И без того чувствовала горячий взгляд пониже спины.
Пха! Не действует на него моя красота! Как же!
В свете последних событий легла спать пораньше, довольная собой и преисполненная планами различной степени каверзности.
Утром проснулась рано и решила продолжить наводить марафет. А раз я вчера так удачно почистила пёрышки, то сегодня — самое время их пощипать.
Денег у нас в семье всегда было мало, поэтому ни о какой салонной эпиляции воском для подрастающего и стремительно волосеющего поколения речи не шло. Вот я и приноровилась варить сахарную карамель для шугаринга сама, а потом успешно её применять. Помнится, мама всегда бесилась:
— Куда ты в таких количествах деваешь сахар? Неужели ты его ложками ешь? Задницу-то вон какую уже наела!
— Нет, мам, я его сверху на себя намазываю, — честно отвечала я, но мне никто не верил.
— Поговори мне тут, — цедила мать и устраивала кухонные репрессии.
Вот и сейчас я загорелась идеей сделать себе сначала больно, а потом сладко. Ведь чем хорош шугаринг — что на себя не намазала, то можно и съесть! Жаль только, что лимонной кислоты у них тут нет, но можно и уксусом обойтись. Другая проблема, что варить карамель я привыкла на плите, а тут плиты нет, только печь.
Но что если привлечь к делу домового?
Надела сарафан на голое тело, чтобы не смущать Его Темнейшество наличием рубашки, и спустилась вниз. Но в тёмной кухне было пусто.
— Дед Постень, — позвала я. — Вы ещё спите?
— Чевой-то мне спать? — возмутился он откуда-то из-за печи. — Ян-то енто, того, крупу перебираю.
— Давайте я вам помогу? — предложила я.
— Ну давай… — благосклонно согласился он.
В четыре руки мы закончили быстро.
— Какой вы всё-таки молодец, — от души похвалила я. — А до чего вкусный у вас медовик… Слушайте, а что если нам карамели наварить? Да не простой, а особой? Понадобятся уксус, мёд, сахар и соль.
