Туман на поляне зашевелился, потемнел и явил взору хромую высокую образину, какую можно увидеть разве что в самом кошмарном эротическом сне.
Узрев Степана, Лихо в нерешительности остановилось. Сам Степан ее не очень-то интересовал, а вот палка в руках кузнеца образине явно не понравилась.
— Ты кто? — осторожно спросило Лихо, чутко принюхиваясь.
— Я гроза всяческой нечисти Степан свет Колупаев, — гордо ответил кузнец, демонстративно поигрывая палкой.
Лихо осторожно оглядело окрестности:
— А где мальчики?
— Какие мальчики?
— Ну те двое красавчиков, что свататься ко мне в избу приходили?
— Чего?!! — Челюсть у Колупаева слегка отвисла.
— Дело было так, — жутковато улыбаясь, стало рассказывать Лихо. — Прихожу домой, а они, голубки, за столом обеденным сидят, меня, значит, дожидаются. Только уж больно они стеснительные попались… но ничего, я их быстро исправлю.
Колупаев ошалело переваривал услышанное. За его спиной в кустах раздался сдавленный смех Ильи Муромца.
— Экие они, оказывается, безобразники! — прошептал Степан, с тревогой оглядываясь на кусты и думая, как бы эти добры молодцы в исподнем чего плохого с Муромцем не сделали.
Лихо осторожно подковыляло ближе.
— А ну пошла отсюдова! — взревел кузнец, замахиваясь палкой. — Навье отродье.
— Не навье отродье, а суккуб! — обиделось Лихо, потрясая костяными побрякушками.
— Енто по-каковски? — опешил Степан.
— По-латыни! — огрызнулось Лихо, подойдя ближе.
— Ах, по-латыни! — взревел Колупаев. — Ну я тебе, образине, сейчас покажу.
И он неожиданно прыгнул, перетягивая Лихо палкой поперек спины.
— Уа-а-а-а… — взвыла «красотка» и нелепыми скачками понеслась по поляне.
Но Степан, войдя в раж, не отставал.
— Стой, страхолюдина! — в запале кричал он. — Стой, кому говорю! Тебе же лучше будет. Зашибу вот, и мучиться больше не станешь, свою мармызу ужасную в зеркале больше не узреешь.
— Скажи это моим двенадцати мужьям! — продолжало огрызаться на ходу Лихо.
— А где они сейчас? — орал в ответ Колупаев. — На том свете? Небось сожрала их, сварив в котле, а ну отвечай?
Сучковатая палка снова прошлась по спине «красотки».
— А-а-а-а… — завопило Лихо, но тут кузнец очень некстати обо что-то споткнулся и упал на одно колено. Скорость была потеряна.
Лихо еще раз взвизгнуло и зигзагами понеслось к краю поляны. Вот в тумане исчезла кривая спина, а затем затих и сам топот.
— Ух! — Степан утер тыльной стороной руки струящийся по челу пот. — Совсем я что-то размяк в последнее время. Надо бы пару подвигов совершить, а то и вовсе богатырскую закалку потеряю…
Взвалив палицу на плечо, Колупаев вразвалочку вернулся к брошенной на краю поляны телеге, у которой отдыхал пожевывающий травинку Муромец.
— А где лоботрясы?!! — удивленно поинтересовался кузнец, бросая палку в воз.
— А я их прогнал, — усмехнулся Илья, — одному в глаз двинул, а другому ногой под зад… как наподдал!
Степан с недоверием посмотрел на хвастающегося богатыря.
— Что, не веришь? — спросил Муромец и продемонстрировал Колупаеву ободранные костяшки на правой руке.
Хорошо хоть не в латных рукавицах добрых молодцев охаживал, а то мог и зашибить ненароком.
— Проклятые недоноски! — подвел итог всему происшедшему Илья. — Это же надо, к Лиху Одноглазому свататься?!! Тьфу ты, срамотища! Гм… Я тут давеча поразмыслил…
— Ну-ну… — Кузнец ласково погладил Буцефала. Муромец, оказывается, время от времени еще и «мыслит». Это что-то новое.
— Я тут решил, надо бы с робостью моей начать бороться.
— Трусостью, — поправил богатыря Степан. — Называй вещи своими именами.
— Ну трусостью, — тяжко вздохнул Муромец. — Негоже такому великану, как я, каждого шороха бояться.
— И что же ты решил?
— Дык надобно мне хотя бы один подвиг ратный совершить, всамделишный. Маленький, но чтобы токмо я сам все сделал. Может, предложишь что, Степан?
Колупаев задумался.
— Дятлов на Руси что-то в последнее время мало стало, — наконец сказал он. — Надо бы спасти места обитания пернатых братьев меньших от вырубки. Думаю, ты с этим заданием легко управишься. Возьмешь булатный меч да разгонишь пьяных дровосеков. Даже драться ни с кем не придется.
— Издеваешься? — грустно повесил голову Илья. — А я ведь все сурьезно. Мужик я сильный, неужель ни одного подвига не в силах совершить?
— Сила есть, ума не надобно, — улыбнулся Степан, — об этом еще древние греки по поводу Херакла говаривали. Боюсь, Илья, что свой единственный ратный подвиг ты уже совершил.
— Это когда ж такое было?!!
— Тогда, — ответил кузнец, поглаживая по холке лошадь, — когда ты на печи тридцать три года в бодуне провалялся, тем на всю Русь и прославился. Это единственное, что о тебе тот летописец не наврал. Просто ни один дурак не удосужился проверить, как же ты остальные-то подвиги совершал, коль на печи все это время валялся.
— Один подвиг мало, — продолжал упрямиться Муромец. — Да и то не ратный он вовсе.
— Ну не скажи, — возразил Колупаев. — У нас на Руси никто тебя еще не смог переплюнуть. Ты у нас настоящий герой. Ведь как народ мыслит? Ежели ты Горыныча убил, это так, фигня. А вот ежели двадцать бочонков меда зараз выдул и даже глазом не моргнул, то уже герой. Песни о тебе слагают, добры девицы щупать себя дают.
— Так уж и дают? — нахмурился богатырь, вспоминая красавицу Кимку. — Значит, не поможешь мне с подвигом?
— Никаких подвигов! — отрезал Степан. — Уж извиняй, но подвиги — это по моей части. Лучше не срамись… хотя…
И кузнец вдруг подумал, что ежели Муромец в самое ближайшее время опростоволосится, то ему (кузнецу) это будет только на пользу. Пускай честной народ узнает, какой на самом деле этот богатырь непобедимый.
Просто отличная мысль, хотя и подлая.
* * *
В то утро Всеволод Ясно Солнышко проснулся раньше обычного, когда еще даже светать не начало. Тревожное чувство заставило князюшку встать с теплой кровати, одеться и отворить ставни спальни, дабы можно было оглядеть покрытые предрассветными сумерками окрестности.
Осмотр окрестностей поверг Всеволода сначала в легкое недоумение, а затем в ярость.
К княжьему терему крались живые кусты.
Медленно ползли, затем замирали на время и снова двигались, тихо шурша желтыми ветками.
Вытащив из-под подушки заокеанскую «дозорную трубу», князь решил разглядеть эти двигающиеся кустики поближе. Покрутил маленькие колесики, повернул стекла и, хищно улыбнувшись, узрел среди сухих веток раскрасневшуюся харю пьяного дровосека.
— Значит, снова штурм! — довольно проговорил Всеволод, потирая ладони. — Кто же этих супостатов из ямы-то выпустил? Узнаю, вздерну на виселице.
С этими словами князь снял со стены свой любимый охотничий лук и, сладко зевнув, выпустил в окно первую стрелу.
Раздался приглушенный крик, и один из «кустиков» сразу повалился на бок. Всеволод снова схватился за «дозорную трубу». Как он и ожидал, стрела угодила одному из дровосеков точно в торчавший кверху зад.
— У… волки позорные, — приговаривал князь, целясь в очередной «кустик».
Зазвенела тетива, взвизгнула стрела. Вторая цель была повержена. Тут-то до тупоголовых и дошло, что их тайная операция раскрыта.
— Долой! — взревели лесные труженики и, повскакивав с земли, бросились прочь от княжеского терема.
— Доло-о-о-о-ой! — гневно доносилось издалека. «Будут заходить с тыла, поганцы!» — догадался Всеволод.
— Николашка! — Тишина.
— Николашка, мать твою за пятку!!!
В спальню ворвался заспанный секретарь:
— Что случилось, князюшка, половцы?
— Нет, дровосеки!
— Опять?
— Какой-то… гм… нехороший человек помог им выбраться из волчьей ямы. Часом, не ты ли, Николашка, оказался этим добряком?
— Да что ты, князюшка, как можно?!! — Секретарь неотрывно глядел на наложенную на тетиву стрелу. — Да чтобы я… вот не сойти мне с ентого места!
В этот момент терем вздрогнул, и Николашка нелепо повалился на пол.
— Ага! — смекнул князь, бросившись вниз.
По первому этажу терема в панике метались полураздетые дружинники в исподнем да в ратных шлемах.
Позорище!!!
— Князь! — закричали славные воины. — Дровосеки тараном дверь ломают!!!
— Чем ломают?
— Бревном неотесанным!
— Все на стены! — Всеволод грозно взмахнул луком.
— Какие стены?!! — ужаснулись дружинники, заподозрив князя во внезапном помешательстве.
— Вернее, на крышу, — поправился Всеволод. — Я все забываю, что живу не в замке.
Терем снова содрогнулся, где-то на втором этаже с грохотом отвалились ставни.
— Да они мне весь заокиянский ремонт испоганят! — возмутился князь.
Кое-как напялив на себя доспехи и гулко топая, дружинники полезли по узкой лестнице на чердак.
