Тот, кто никогда не выходил на свиданье задолго до назначенного срока, достоин сожаления. Настоящая любовь прошла мимо, не задев его даже краем своих белоснежных одежд.
…Наступал час, когда белая ночь отдает беззащитный город во власть колдовских чар.
По остывающему асфальту скользили на шабаш юные ведьмы в коротких распашонках. Изнывающие от сладостного томления чертенята подтанцовывали в подворотнях, повесив на грудь транзисторные приемники, старый греховодник в лихо сдвинутом берете, под которым угадывались элегантные рожки, припадая на левое копыто, тащил тяжелый магнитофон. Скрюченная карга с клюкой несла под мышкой полупотрошеного петуха в цветастом пластиковом мешочке.
Марципановые ростральные колонны подпирали бело-розовую пастилу неба, сахарный пароходик резал леденцовую гладь Невы, оставляя за кормой пенистую струю шампанского. Над противнями крыш вечерний бриз гнал на заклание белых пушистых ягнят, и надраенный шампур Адмиралтейства уже сверкал отблеском подвешенного на западе мангала. А там, где хмельные запахи лились в реку из горлышка Сенатской площади, маячила исполинская водочная этикетка с Медным Всадником на вздыбленном коне.
Все готовилось к свадебному пиру.
Кларнет шел по ковру тополиного пуха, и на шелковых подушках клумб навстречу ему раскрывались лепестки фиалок, доверчиво, как глаза любимой.
Предчувствую Тебя. Года проходят мимо — Все в облике одном предчувствую Тебя.
Основательное знакомство с творчеством Блока определенно пошло на пользу моему герою.
…Тот, кто не простаивал на месте свидания, когда уже все мыслимые сроки прошли, не знает, что такое муки любви.
Она обманула… Нет горше этих слов на свете. Тоскливо дождливым утром в Ленинграде, ох, как тоскливо! Все кажется мерзким: и злобный оскал лошади, и самодовольная рожа всадника, и насмешливые крики чаек, и сгорбленные фигуры первых пешеходов, и плюющийся черным дымом буксир, волокущий грязную баржу, и покрытая коростой дождя река, и похожие на свежие могильные холмы клумбы с небрежно набросанными мокрыми цветами, и нелепые столбы, у подножья которых сидят голые мужики с дурацкими веслами Тошно с опустошенной душой возвращаться в одинокое свое жилье, где подготовлен ужин на двоих и вянут уже никому не нужные розы, — трудно сказать, до чего тошно!
Торговец! В твоих руках секрет забвенья, нацеди мне из той бочки добрую кружку вина! Ах, еще не продаете? Простите, я вечно путаю эпохи.
…Сколько же раз можно нажимать кнопку вызова, пока тебе ответят?! Ну вот, слава богу!
На экране проявилась физиономия вихрастого юноши.
— Ну? — спросил он, неприязненно взглянув на Кларнета. Очевидно, это и был тот самый Федя.
— Где Маша?
— Вам лучше знать.
— Она не прибыла.
— Не может быть, — нахмурился юноша. — Я сам составлял программу. Максимальный разброс по времени не должен превышать пяти минут.
— Все-таки ее нет. Я прождал десять часов. Федя недоуменно почесал затылок.
— Сейчас проверю. Какой у вас вчера был день?
— Суббота двадцать девятого июня, вот поглядите! — Кларнет поднес к экрану календарь, на котором красным карандашом была отмечена вожделенная дата.
— А год?
— Тысяча девятьсот шестьдесят девятый.
Федя уткнул нос в какие-то записи. Когда он наконец поднял голову, его лицо было перекошено.
— Идиот! — сказал он тихо и злобно. — Прозевал свое счастье, дубина! Суббота двадцать девятого июня! Ищи ее теперь во вчерашнем дне. Понятно? Каждый день — во вчерашнем.
Изображение на экране исчезло.
Кларнет растерянно взглянул на картонный прямоугольник, который все еще вертел в руках, и обмер. Это был прошлогодний календарь!
* * *
С тех пор в Ленинграде каждый вечер можно видеть обросшего бородой, небрежно одетого человека, который внимательно вглядывается в лица встречных женщин. Он идет всегда одной дорогой, мимо Биржи на Васильевском острове, через Дворцовый мост, вдоль фасада Адмиралтейства, и выходит к памятнику. Там он стоит некоторое время, а потом возвращается назад тем же маршрутом.
По утрам, когда он просыпается, ему кажется, что вчера она была здесь. Нет, не кажется. Он помнит ее поцелуи, наконец, есть десятки примет, свидетельствующих, что это не сон. И так — каждое утро. Он плачет, и слезы капают в стакан с чаем, который он проглатывает, торопясь на работу.
А вечером он снова отправляется на бесплодные поиски.
Иногда его видят в компании пожилого тучного человека.
— Ты понимаешь, Будилов, — говорит он, — человек не может жить вчерашним днем. Нельзя быть сытым от обеда, который съел накануне. Что толку, что она тебя целовала вчера? Человеку все нужно сегодня. Чтобы каждый день было сегодня. Ты понял?
— Ладно, пойдем домой, фантазер. Смотри, не споткнись!
Будилов берет его под руку и бережно ведет, пока тот заплетающимся языком бормочет стихи:
Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века — Все будет так. Исхода нет…
И тогда Будилову тоже почему-то хочется плакать.
Тонкая песчаная коса далеко вдавалась в море. Человек, лежавший на песке, слышал шорох волн, подкатывающихся к самым ногам. Воспаленные от бессонницы глаза глядели на меркнувшие звезды. Нужно было бежать, потому что там в неумолимо светлевшем небе таилась смертельная опасность.
Человек приподнялся на локти и тут же со стоном вновь упал на спину. Он увидел бесформенные неуклюжие туловища, выползавшие из моря. Похожие на змей щупальцы извивались на мокром песке.
Он еще раз с надеждой взглянул вверх. Поздно! Темный силуэт исполинской птицы кружил над местом, где лежал беглец. Поздно! Сейчас тонкие, как паутина, антенны на крыльях птицы передают все, что она видит, в крохотные приемники, упрятанные в мозгу тех, со щупальцами.
Человек закрыл глаза руками и перевернулся на живот. Ночной кошмар развеялся вместе с клочьями предрассветного тумана.
Еще несколько минут человек лежал, уткнувшись лицом в подушку. Затем, повернувшись на бок, он протянул руку.
Следившие за ним всю ночь глаза гремучей змеи вспыхнули во мраке зеленоватым блеском. Где-то в глубинах подсознания родилась команда "напасть!", Крохотный всплеск напряжения в змеином мозгу был подан на сетку триода. В ответ по направлению к кровати метнулась металлическая рука с пачкой сигарет. Комната осветилась голубоватым огоньком зажигалки.
Человек закурил.
Сейчас он уже спокойно пытался проанализировать свой сон. Что ж, пожалуй, во всем этом есть доля здравого смысла. Конечно, спруты — это чушь, порождение расстроенного воображения, однако сама по себе мысль использовать зрение хищной птицы, скажем для поисков чего-то, заслуживает внимания. Нужно только…
На подоконнике заключенная в стеклянный контейнер голова петуха почувствовала рассвет. Беззвучно раскрылся клюв, приветствуя восходящее солнце. Сейчас же металлический паучок, соединенный проводом с мозгом птицы, начал быстро перебирать лапками, поднимая штору.
Человек спустил ноги с кровати и начал одеваться.
Его звали Альфа 312. Конечно, у него было и настоящее имя, данное ему при рождении, но одно дело, как вас звали в детстве, когда никто еще толком не мог сказать, что из вас получится, а другое — индекс, в который вложено все, чего вы добились в жизни.
Альфа 312. Достаточно поглядеть в карманный справочник, чтобы сразу определить, что под номером 312 числится Институт Бионики, тот самый институт, которому человечество обязано полным переворотом в технике.
Что же касается обозначения Альфа, то любой карапуз в детском садике знает, что это высшая власть в пределах своего учреждения. Экземпляр Альфа повсюду только один. Могут быть три экземпляра Бета, десятки экземпляров Тау, наконец, неограниченное количество экземпляров Пси и Омега, но Альфа, олицетворяющий руководство, всегда один. Поэтому перед своим индексом он никогда не имеет числовой приставки. В иерархии, где, например, работник 3 Ламбда 312 неизбежно подчинен работнику 2 Ламбда 312, один лишь Альфа не имеет ни начальника, ни равных себе. Отличная организация, заимствованная у самой природы. Потому что, черт побери, если уж мы начали учиться у нее, то почему бы и в области субординации не воспользоваться проверенной веками иерархией стада? Что же касается несколько усложненной системы индексов с приставками, то виноваты в этом прежде всего древние греки, которые почему-то ограничили свой алфавит всего двадцатью четырьмя буквами.
Альфа сунул ноги в комнатные туфли и подошел к окну.
Счетно-решающее устройство, анализировавшее всю ночь поведение лягушки, которая жила на крыше в специальном бассейне, предсказывало сегодня погоду без дождя.
