Ознакомительная версия.
* * *
Ом медленно полз вдоль строки. — Прекрати ходить туда-сюда. — сказал он. — Я не могу собраться. — Как люди могут говорить такое? вопрошал пустоту Брута. — Притворяться, что они рады, что не знают! Находя все больше и больше вещей, которых они не знают! Как дети, гордо показывающие свой горшок!
Ом пометил когтем место. — Но они находят. — сказал он. — Этот Абрахас был безошибочный мыслитель. Я не все это знаю. Сядь!
Брута повиновался. — Отлично. — сказал Ом. — Теперь… послушай. Знаешь ли ты, как боги обретают силу?
— Когда люди в них верят. — сказал Брута. — Миллионы людей верят в тебя. Ом колебался. “Хорошо, хорошо. Здесь и сейчас. Рано или поздно он поймет сам…” — Они не верят. — сказал Ом. — Но… — Такое случалось и прежде. — сказала черепаха. — Множество раз. Знаешь ли ты, что Абрахас нашел потерянный город И. Очень странная резьба, говорит. Он говорит, вера. Вера меняется. Люди начали с веры в богов, а кончили верой в систему. — Не понял. — сказал Брута. — Позволь объяснить это иначе. — сказала черепаха. — Я — твой Бог. Верно?
— Да. — И ты почитаешь меня?
— Да. — Хорошо. Тогда возьми камень и убей Ворбиса. Брута не сдвинулся с места. — Я уверен, что ты слышал. — сказал Ом. — Но он за это… он сейчас… Квизиция будет… — Теперь ты понял, что я имел ввиду. — сказала черепаха. — Сейчас ты боишься его больше, чем меня. Абрахас тут говорит: “Окружается Божество, яко Раковиной, Молениями, Церемониями, Строениями, Служителями и Авторитетами, покуда в конце концов Божество Умирает. И не узреть могут этого.” — Это не правда!
— Я думаю, это правда. Абрахас говорит, есть моллюск, живущий подобным же образом. Он наращивает и наращивает раковину, покуда не может сдвинуться с места и так умирает. — Но… но… это значит… вся Церковь… — Да. Брута попытался ухватить идею, но совершеннейшая ее ненормальность вырывала ее из его мысленного захвата. — Но ты же не мертв. — справился он. — Отличная новость. — сказал Ом. — И знаешь, что? Ни один маленький бог не пытается захватить мое место. Рассказывал ли я тебе о старине Ур-Гилаше? Нет? Он был богом там, где теперь Омния, до меня. Не слишком великим. Обычный бог погоды. Или змеиный бог. Словом, какой-то бог. Понадобились годы, чтобы от него избавиться. Войны и прочее. Я даже думал… Брута молчал. — Ом по-прежнему существует. — сказала черепаха. — Имею ввиду, раковину. И тебе всего — лишь надо заставить людей понять. Брута по-прежнему молчал. — Ты можешь стать следующим пророком. — сказал Ом. — Не могу! Всякий знает, что следующим пророком будет Ворбис!
— Ах, но ты будешь настоящим . — Нет!
— Нет? Я — твой Бог!
— А я мой я. Я не пророк. Я не могу даже писать. Я не умею читать. Никто не станет меня слушать. Ом оглядел его снизу вверх и обратно. — Должен заметить, ты не тот избранный, которого избрал бы я. — сказал он. — Великие пророки имеют видения. — сказал Брута. — Даже если они… даже если ты не говоришь с ними, у них есть что сказать. Что могу сказать я? Мне нечего сказать ни одному человеку. Что я могу сказать?
— Веруй в великого Бога Ома. — сказала черепаха. — И что потом?
— В смысле, и что потом?
Брута мрачно посмотрел на темнеющий двор. — Веруй в Великого Бога Ома, или будь поражен молнией. — сказал он. — По мне, так хорошо. — Так всегда и должно быть?
Последний луч солнца вспыхнули на статуе в центре двора. Она была неуловимо женской. На ее плече сидел пингвин. — Патина, богиня Мудрости, — сказал Брута. — С пингвином. Почему с пингвином?
— Понятия не имею. — поспешно ответил Ом. — Ничего мудрого в пингвинах нет, так?
— Не думай так. Разве что ты учел тот факт, что никто не повезет их в Омнию. Очень мудро. — Брута!
— Это Ворбис. — сказал Брута вставая. — Могу ли я покинуть тебя?
— Да. Здесь еще осталось немного дыни. Вернее, хлеба. Брута вышел в сумерки. Ворбис сидел на скамейке под деревом, прямой, как статуя, в полумраке. — А, Брута. Составишь мне компанию во время небольшой прогулки. Подышим вечерним воздухом. — Да, лорд. — Тебе понравилась поездка в Эфебу. Ворбис редко спрашивал, если мог сделать утверждение. — Это было… интересно. Ворбис положил одну руку на Брутино плече, а другой подтянулся к своему посоху. — И что ты думаешь? — спросил он. — У них много богов, на которых они обращают много внимания. — сказал Брута. — И они ищут неведения. — И, будь уверен, найдут его в изобилии. — сказал Ворбис. Он указал посохом в ночь. — Пошли, погуляем. — сказал он. Где-то в темноте слышался смех и звон посуды. Густой запах ночных цветов висел в воздухе. Запасенное дневное тепло, излучаемое камнями, превращало ночь в подобие благоухающего супа. — Эфеба глядит на море. — сказал Ворбис через некоторое время. — Видишь, как она построена? Все на склоне холма, со стороны моря. Но море изменчиво. Ничто постоянное не приходит с моря. В то время как наша дорогая Цитадель глядит в глубокую пустыню. М что же мы тут видим?
Инстинктивно обернувшись, Брута взглянул через верхушки крыш в черный провал пустыни на фоне неба. — Я вижу вспышку света. — сказал он. — И снова. На склоне. — А. Свет истины. — сказал Ворбис. — Так пойдем вперед встретить его. Проведи меня ко входу в лабиринт, Брута. Ты знаешь дорогу. — Лорд? — сказал Брута. — Да, Брута?
— Я хочу вас спросить. — Спрашивай. — Что случилось с Братом Мардаком. В ритме палки Ворбиса по камням послышался едва заметный намек на замешательство. Потом эксквизитор сказал: “Правда, милый Брута, подобна свету. Ты знаешь про свет?” — Он… приходит от солнца. И луны. И звезд. И свечей. И ламп. — И так далее, — сказал Ворбис, кивая. — Конечно. Но есть иной свет. Свет, наполняющий даже самые темные места. Так должно быть. Если бы этот мета-свет не существовал, как бы мы видели тьму?. Брута ничего не сказал. Это было слишком похоже на философию. — Так же и с истиной. — сказал Ворбис. — Есть вещи, которые кажутся истиной, обладают всеми признаками истины, но не являются истиной в действительности. В действительности истину иногда приходится защищать лабиринтом лжи. Он повернулся к Бруте. — Ты понял меня?
— Нет, лорд Ворбис. — Я имею ввиду, то, что воспринимают наши органы чувств, не является фундаментальной истиной. Видимые, слышимые и сделанные воплоти вещи есть не что иное, как тени более глубокой реальности. Вот что ты должен усвоить по мере продвижения в Церкви. — Но на данный момент, я знаю лишь тривиальную истину, доступную снаружи. — сказал Брута. Он чувствовал себя так, словно находился на краю бездны. — Мы все начинали с этого. — мягко сказал Ворбис. — Так убили ли эфебцы Брата Мардака? — настаивал Брута. Он медленно продвигался в темноте. — Говорю тебе, что в глубинном понимании истины, они убили его. Своей неспособностью воспринять его слов, порожденной их закостенелостью, они несомненно убили его. — Но в обычном понимании истины, сказал Брута, подбирая каждое слово с тщательностью, с какой обхаживают своих пациентов в глубинах Цитадели инквизиторы, в обычном понимании истины, Брат Мардак умер, не правда ли, в Омнии, потому, что он не умер в Эфебе, где был лишь осмеян, но было опасно, что в Церкви могут не понять этой, этой глубинной истины, а потому было сделано так, словно эфебцы убили его в, в обычном понимании, что дало вам, и тем, кто узрел истину о зле Эфебы надлежащий повод пустить в ход… праведное возмездие. Они прошли мимо фонтана. Железный наконечник посоха дьякона звякал в ночи. — Я предвижу твое великое будущее в лоне Церкви. — наконец сказал Ворбис. — Приближается время восьмого Пророка. Время экспансии и великих возможностей для тех, кто воистину служит Ому. Брута заглянул в бездну. Если Ворбис прав, и существовал свет, делающий видимой тьму, здесь была как раз его противоположность: темнота, очерняющая свет. Он подумал о слепом Дидактилосе и его пустом фонаре. Он услышал свой голос: “И с людьми вроде Эфебцев, не может быть перемирия. Не одно обязательство не может связывать людей вроде эфебцев и тех, кто следует глубинной истине?
Ворбис кивнул. “Когда Великий Бог с нами , — сказал он, кто встанет против нас? Ты произвел на меня впечатление, Брута.” В темноте раздавалось больше смеха и бренчание струнного инструмента. Пир, — фыркнул Ворбис. — Тиран пригласил нас на пир! Я послал некоторых на прием, конечно. Там находятся даже их генералы! Они считают, что в безопасности в своем лабиринте, как черепаха считает себя в безопасности внутри своего панциря, не понимая, что это — тюрьма. Вперед. Внутренняя стена лабиринта неясно вырисовывалась в темноте. Брута оперся о нее. С верху из далека слышался звон металла о металл, когда часовые совершали свой обход. Ворота лабиринта были широко открыты. Эфебцы никогда не видели смысла в том, чтобы препятствовать людям входить. В коротком боковом туннеле дремал на скамейке проводник по первой шестой части пути, около него оплывал светильник. Над его альковом висел бронзовый звонок, при помощи которого его вызывали будущие посетители. Брута проскользнул мимо. — Брута?
Ознакомительная версия.
