— Не может, — ответил Весь коротко. — Это не татуировка.
— А что же? — любопытно спросил Раххан, но вопрос его остался без ответа, потому что Маша пораженно прошептала:
— Они что… шевелятся?..
Змей на груди Веся и правда будто переменил положение и воззрился на них испытующе, а мелкие змейки на руке пришли в движение, сложились в новый замысловатый узор. Весь зашипел, будто та же змея, рывком натянул рубашку на плечо.
— Шевелятся! — рявкнул он. — Что вам еще надо?
— Что это? — Раххан не скрывал изумления. — Ничего подобного никогда не видел! Если не татуировка, тогда… откуда этот рисунок?
— Это знак бога, — сквозь зубы проговорил Весь. — Он появился, когда… Когда я принял посвящение.
— Посвящение? — нахмурилась Маша. — Ты о чем?
— Ах да, я ведь не говорил… — он растянул тонкие губы в неестественной усмешке. — Мужчины моей семьи посвящают себя богу. Не все, конечно. Только те, кого он выберет. До меня это был мой дед, я должен был наследовать ему, если бы…
— Если бы не очутился здесь, — завершил Раххан. — Так ты жрец, что ли?
— Служитель культа! — сообразила Маша и посмотрела на Веся с недоумением. Как же это получается? Аристократ, угнетатель, лжец, вор, развратник, да еще и священнослужитель? В этом человеке собрались все возможные пороки!
— Как угодно, — снова скривился Весь. Кажется, этот божественный знак доставлял ему всё больше неудобств, но он терпел.
— Ты расскажи, — предложил Раххан, присаживаясь напротив. — Я так вижу, для тебя подобное внове, так вдруг что поймем? Если вместе подумаем, а?
Весь наградил его таким взглядом, что Маша бы точно устыдилась, но сказочник и не подумал смутиться. Смотрел выжидательно, и, к удивлению девушки, белобрысый сдался…
* * *
…Меньше всего Весьямиэлю хотелось делиться с попутчиками своими проблемами, но они ведь не отвяжутся, на лицах написано! Маша смотрит одновременно испуганно и возмущенно — ну да, конечно, в ее мире религий как таковых не сохранилось… Хотя что есть культ этого ее Вождя, как не самая настоящая религия? Но разве глупой девке объяснишь!
А вот Раххан, хоть и любопытствует, держится настороженно. То ли слышал что-то о подобных вещах (почему бы и нет, этот многое знает), то ли просто нюхом чует.
Ну и чем они могут помочь?..
— Мой мир, — неохотно начал мужчина, — создали два бога…
— Богов не существует! — тут же вставила Маша, но Раххан дернул ее за рукав, и рыжая обиженно замолчала.
— Не перебивай, — шикнул он на девицу. — А ты говори, Весь. Мы слушаем.
Сложно было объяснять чужакам то, что впитал с материнским молоком, что всегда было с тобой! Казалось бы — это так просто: есть Шейсет, богиня любви, жизни, та, что знаменует собой животворящее начало, и есть Раш'ял, бог смерти, мудрости, тот, кто запирает двери и хранит запретные знания. Они не брат с сестрой, не муж с женой, не союзники и не противники, они — единое целое, они всегда идут рука об руку: жизнь и смерть, начало и конец, чувство и знание, и в этой гармонии — сила их мира.
Жрицами Шейсет становятся, что вполне понятно, только женщины. Никогда — девушки, а только те, которые уже доказали, что способны давать жизнь. Чем больше детей у жрицы, тем лучше, это значит, что она отмечена милостью богини. И тем больше вероятность, что одна из ее дочерей или внучек рано или поздно примет регалии жрицы и ее обязанности.
Знак богини — золотая птица, и женщина, отмеченная этой печатью, желанна для любого, только далеко не каждому она подарит свою благосклонность!
Раш'ялу служат мужчины. Раш'ял — бог-воин, поэтому жрец обязан уметь обращаться с оружием. Он — бог мудрости, поэтому жрец должен быть образован. От жреца требуется многое, не только соблюдение правил, обычаев и отправление ритуалов. Но главное — то невидимое, что способен отметить только сам бог.
— Я проявлял склонности к служению с раннего детства, — неохотно произнес Весьямиэль, не желая вдаваться в подробности. — Разумеется, мне дали превосходное образование, у наследных принцев не бывало лучших учителей. В день моего совершеннолетия дед отвел меня в храм, и Раш'ял отметил меня своей печатью. — Он коснулся плеча. — Вот этой.
— А как это было? — поинтересовался Раххан. Кажется, от него не укрылась скептическая усмешка собеседника.
— Не помню, — хмыкнул Весьямиэль. — Мне сказали, что я потерял сознание, а когда очнулся — знак бога уже был на моем теле.
У него было вполне определенное мнение об этом таинстве: просто ему подмешали что-то в питье, а потом каким-то образом нанесли рисунок на кожу. Что он и изложил.
— И ты стал жрецом? — допытывался Раххан.
— Не сразу. Пока что им остается мой дед, но он уже стар, и я был готов в любой момент принять его обязанности, — холодно ответил он. — Я ношу фамилию зи'Настуэрже, я пользуюсь всеми привилегиями нашего рода, но я… хм… нахожусь как бы вне семьи, так вам будет понятно. Я давно владею всеми необходимыми знаниями, и мне не раз случалось заменять деда на церемониях.
— А как же теперь? — подала голос Маша. — Если ты здесь, то кто же будет вместо тебя?
Вопрос резонный, девка все-таки далеко не так глупа, как может показаться на первый взгляд. Он тоже думал об этом.
— Кто-то из моих младших братьев или племянников, — равнодушно ответил Весьямиэль. — Среди них есть двое или трое, кто тоже проявлял склонность к служению.
— Видно, ты не очень-то ревностный приверженец религии, — хмыкнул Раххан.
— Я не верю в богов, — сухо сказал Весьямиэль.
— Но… — начала было Маша, однако осеклась.
Что он должен был им объяснить? Что звание жреца Раш'яла открывает такие перспективы, какие и не снились обычному высокорожденному? Он неуязвим, на него даже императрица вряд ли осмелится поднять руку, дабы не прогневать божество! А главное — его будут слушать. Его будут слушать сильные мира сего, потому что устами жреца глаголет сам бог, и Весьямиэль не сомневался — его дед неоднократно произносил именно те пророчества, что были выгодны их семье и союзникам. Вряд ли уж Раш'ял оказался так благосклонен к своему служителю! Нет, дед мошенничал, и Весьямиэль не видел в этом ничего предосудительного. Если кто-то и владеет умами людей, пусть это будет человек умный и дальновидный, способный думать не только о личном благе… Конечно, семья превыше всего, но дед, как знал Весьямиэль, отменно разбирался в политике, к нему прислушивались…
— Это отвратительно! — сказала Маша возмущенно. — Ладно, когда служители культа сами верят в то, что говорят, это еще можно понять… А так — выходит, простых людей обманывают, и всё! Какая гадость!
— Эта гадость называется высокой политикой, — усмехнулся Раххан. Вот его явно не шокировали откровения. — Так значит, ты собирался сознательно говорить неправду?
— Если люди желают слышать ложь, почему бы не удовлетворить их желания? — приподнял бровь Весьямиэль.
— Ну да, ты прав, — хмыкнул тот. — И ты был уверен, что богов на самом деле нет?
Весьямиэль молча кивнул. Он не верил в них. Не верил в то, что высшим сущностям, если даже они и существуют, может быть дело до человеческих букашек! Может быть, в стародавние времена Раш'ял и Шейсет сходили на землю, чтобы даровать свои откровения людям, но не теперь.
— Зря, — коротко сказал Раххан, и показалось, будто в глазах его отразилось пламя костра. — Даже если не веришь в своих богов, не надо так явно давать это понять. Никогда не знаешь, чем обернется…
— Думаешь, честнее было бы притворяться, будто я истинно верующий? — усмехнулся Весьямиэль. — Если боги существуют, они прочтут в моем сердце, а слова не значат ничего!
Раххан опустил голову, молчаливо соглашаясь.
Весьямиэль снова солгал. Слова значили очень многое: императрица вызвала его в свою резиденцию, чтобы вопросить Раш'яла. Этого делать не полагалось: задавать вопросы богу разрешалось не всякий раз, как того пожелаешь, а лишь по большим праздникам, дважды в год, во время ритуального жертвоприношения. Нет, в случае большой нужды позволялось нарушить это обыкновение, и императрица приготовила богатую жертву, Весьямиэль знал наверняка. И призвала именно его, а не деда, потому что была уверена в нем, в его лояльности ее режиму. Весьямиэль долго воспитывал в ней такую уверенность, и вот, наконец, его старания увенчались успехом… Оставалось только провести церемонию и проговорить то, что желала слышать властолюбивая женщина… и кое-кто еще. И тогда его семья была бы обласкана, сам он стал бы особой, приближенной к императрице, а курс правления немного изменился бы. Самую малость, но так, что стране это принесло бы только благо…
— То есть ты собирался обмануть вашу… вашего Вождя? — удивленно спросила Маша.
— Не вижу в этом ничего странного, — поджал губы Весьямиэль. — Мать-императрица желала подтверждения своим идеям. Придворные хотели знать, не злоупотребляет ли она властью. Она устраивает нашу семью и многих других как сильный и умелый правитель, поэтому я сказал бы лишь то, что должен был!
