— А о чем ты думаешь? — шепотом спросила Маша.
— Ну так мы весь вечер об этом говорили, — ухмыльнулся Раххан, и девушка поняла, что, кажется, ее подозрения оказались верны, а религиозные предрассудки взяли верх над разумом Веся. — Пойдем. Не топочи, иди за мной след в след…
Раххан передвигался очень быстро и почти бесшумно, будто ему не мешала темнота. Маша по сравнению с ним чувствовала себя неуклюжей и шумной, как лосиха в камышах. Впрочем, когда они добрались до той полянки, где светил маленький костер, девушка поняла, что могла бы шуметь сколько угодно — ее всё равно бы не услышали.
— Тише… — Раххан пригнул ее голову пониже, заставляя присесть за раскидистым кустом. — Не вздумай туда полезть!..
Маша несколько раз кивнула, подтверждая, что поняла. Это было недостойно общевистки и вообще, мелкобуржуазные страхи и предрассудки не должны были довлеть над ее сознанием, но… Следовало признать, что она боится. Боится того, что сейчас происходит на поляне перед костром, боится Веся…
Она никогда прежде не видела его таким… даже и определения сходу не подберешь! Это был не заносчивый аристократ, несправедливый к рабочему классу и очень злой на язык, не тот спутник, к которому Маша успела привыкнуть… Перед ней предстал какой-то иной человек, и познакомиться с ним поближе ей вовсе не хотелось!
Обнаженный по пояс, он стоял над костром, и змеиные знаки под блестящей от пота кожей свивались и развивались, меняя узоры, только теперь, казалось, это Веся вовсе не беспокоило. Распущенные волосы только чудом не касались языков пламени, а может и касались, только не горели, а будто переплетались с ними, вспыхивали кровавым золотом; большой змей на груди мужчины развил кольца, будто готовясь к чему-то, а в глазах Веся, обычно прозрачных и ясных, сейчас не отражалось даже пламя костра, в них царила беспросветная тьма…
Сверкнуло лезвие — Маша узнала тот самый серп, показавшийся ей окровавленным в отблесках костра.
— Жреческие ножи часто бывают такой формы, — прошелестел ей в ухо Раххан. — Вот где он выучился с ним обращаться… А я еще удивлялся…
Девушка всегда полагала, что древние жрецы читали молитвы или еще как-то обращались к своим вымышленным покровителям, но Весь молчал. И лес молчал, будто замерев в ожидании чего-то… Чего же именно?
Короткий писк — девушка зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть, когда Весь выхватил у себя из-под ног какое-то существо. Точно, зверек, один из тех, которых так умело ловил силками Раххан… Их много водилось в лесу, мясо на вкус напоминало крольчатину, и Маша, как ни жаль ей было маленьких пушистых прыгунов, смирилась с тем, что они вынуждены убивать животных. В конце концов, свиней на фермах тоже выращивают на мясо, и тут ничего не поделаешь…
Весь вздернул замершую от ужаса зверушку за шкирку над костром, сверкнул остро отточенный серп… Маша зажмурилась на секунду, чтобы не видеть, как кровь брызнет на лицо и грудь мужчины, потом осторожно приоткрыла один глаз. Странно, никаких кровавых потеков она не заметила, а зверек исчез. В костер его Весь бросил, что ли? Но тогда воняло бы паленой шерстью, а ничем таким не пахнет… И, к слову, дымом тоже не пахнет, странный какой-то огонь, разгорается всё сильнее и сильнее, а Весь ведь не подкладывает в него хворост!
А дальше случилось что-то вовсе уж странное: Весь внезапно перекинул распущенные волосы на грудь, скрутил жгутом…
Раххан стиснул руку Маши.
— Тихо, — шепнул он ей. — Не вздумай закричать!..
— Что он делает? — прошипела девушка.
— Представления не имею!..
Он врет, поняла Маша. Даже она догадалась: Весь ведь упомянул, что жрецы и жрицы с момента посвящения не обрезают волос. Это знак их служения, будто бы связь с божеством. И если они идут на подобное…
Снова сверкнул серп, пламя костра вдруг взметнулось так, что совсем заслонило фигуру мужчины, и Раххан прошептал девушке на ухо:
— Пошли отсюда!
— А Весь?..
— Да ничего с ним не сделается… Утром подберем, если что, а так… не хочу я поблизости оставаться!
Они ушли тем же путем, стараясь не трещать ветками и не шуметь особенно.
— Что он делал? Зачем это? — засыпала Маша Раххана вопросами, когда они вернулись на свою стоянку.
— Не лезь ты в это, — ответил мужчина серьезно. — Не поймешь. И я не пойму. Догадаться могу, но… Ну его к лешему! В такие дела соваться — себе дороже. Больно уж бог у него… опасный. Ты вот не веришь, тебе хорошо…
— А ты будто веришь? — прищурилась Маша.
— Я много во что верю, — спокойно сказал Раххан. — Доводилось всякое видать, так что… — он усмехнулся. — Хорошо, когда можешь быть уверен: такого не может быть просто потому, что не может быть! А увидишь одно диво, другое, а там и подумаешь — почему бы и третьему не случиться? Понимаешь?
— Ну, вроде… — кивнула девушка.
Этой ночью она увидела что-то такое, что не поддавалось разумному объяснению. Или просто она слишком плохо образована, чтобы понять? Всего лишь школа да три класса училища, ну фабрика еще… Образование у нее хорошее, но ведь в процессе обучения не рассматривали разные суеверия и прочее в том же роде! Только упоминали, когда нужно было осудить мракобесие… Как же многого она еще не знает!
С этой мыслью Маша и уснула, хотя собиралась сидеть у костра до утра и ждать Веся — вдруг ему потребуется помощь? Хотя, признаться, теперь она его опасалась: достаточно было вспомнить лицо мужчины в тот момент, когда он перерезал серпом горло беззащитному зверьку! Что, если на этом он не остановится?.. Одна надежда оставалась на Раххана, который, наверно, сумеет удержать Веся, если тот пойдет вразнос!
Снились ей сплошь кошмары: то дерево говорило с ней голосом Вождя, то заветная книга сама собой открывалась на какой-нибудь странице и Маша против воли начинала читать ее с этого места (она давно заучила всё наизусть, так что даже во сне проблем не возникало), то Весь с окровавленным серпом наклонялся над ней, скаля мелкие острые зубы, то Зорька вставала на дыбы и отчаянно ржала, а на горле у нее зияла ужасная кровавая рана, а Раххан почему-то смеялся и велел не шуметь, чтобы страшный бог не услышал и не пришел за ними…
Проснулась девушка еще до рассвета, совершенно разбитая. Ничего будто не изменилось: Зорька стояла, свесив голову, похрапывал Раххан…
Маша приподнялась, заглянула на телегу. Весь оказался на месте. Так может, ей всё это приснилось? Не было никаких вылазок в ночной лес, никакого жертвоприношения?
Девушка встала, подошла поближе, присмотрелась к Весю повнимательнее. Спит, как младенец, дыхание ровное, глубокое. С лица пропали пугающие тени, даже легкий румянец на щеках появился, и от него больше не пышет жаром. И коса… Маша вытянула шею, заглядывая мужчине за спину. Коса не скручена узлом на затылке, свободно лежит, и видно, что она стала намного короче, чем была. И вот еще пятнышко золы на щеке… и еще одно пятнышко — на рубашке. Только это не зола. Кровь, похоже.
Значит, не приснилось. Маша невольно поежилась. Снова присмотрелась: серп, обмотанный тряпицей, заткнут у Веся за пояс. И не боится же порезаться! Может, забрать у него опасную вещь? Мало ли, что взбредет ему в голову!
Девушка тихонько протянула руку, уже почти коснулась рукояти серпа, но ее запястье перехватили и сдавили так, что она невольно ойкнула.
— Куда лапы тянешь? — недобро прищурившись, поинтересовался Весь. Будто и не спал вовсе — глаза ясные, взгляд осмысленный.
— Я…
— Не трогай, — мужчина отбросил ее руку. Сел, ухмыльнулся: — Испугалась, что ли? Не трусь. Тебя Раш'ял в жертву не примет, и не мечтай…
— Я не!.. — начала Маша гневно, но тут к ним присоединился Раххан.
— Ну и ночка, — зевнул он во весь рот. — Какой только дряни мне не снилось!.. Вы-то как?
— Превосходно, — ответил Весь. Смерил Раххана взглядом, подумал и добавил загадочно: — Хорошо силки ставишь.
— Сноровка, — усмехнулся тот в ответ, и Маше показалось, будто эти двое знают о чем-то, но ей сообщать не намерены. — Ты сам как? Змейки всё шебуршат?
— Перестали, — Весь оттянул ворот, взглянул на свое плечо. — Говорил же я, глупые предрассудки…
— Ну-ну, — Раххан прищурился. — Научить силки ставить, что ли, а, священнослужитель? Вдруг пригодится?
— Научи, — неожиданно покладисто согласился тот. — Чего не бывает…
Мужчины ушли в лес, коротко переговариваясь на ходу, а Маша заново развела костер, надела Зорьке торбу с овсом, погладила лошадь по умной морде…
Что дальше-то делать? Как быть? Одного попутчика она не знает вовсе, ну, веселый парень, вроде добрый, а так — не разберешь! Слишком много всего знает, а откуда? А второй… Второй сперва был понятен — капиталист и угнетатель, а потом сделался страшен. Как знать, что на него найдет завтра!
