Терри Дэвид Джон Пратчетт - Творцы заклинаний (сборник)

Напролоум встряхнулся и поднял руку, успокаивая толпу.

– Прямо… потрясающе, – сказал он Тритлу. – Так, говоришь, он дошел до всего этого сам?

– Именно, господин.

– И никто ему не помогал?

– У него никого нет, – ответил Тритл. – Он просто ходил от деревни к деревне, творя мелкие чары. А платили ему книгами и бумагой.

Напролоум кивнул.

– Это была не иллюзия, однако он не пользовался руками. Что там он бубнил себе под нос? Ты знаешь?

– Он утверждает, что это всего лишь слова, которые заставляют его мозг работать как надо, – пожал плечами Тритл. – Я и половины не понимаю из того, что он говорит, и это факт. Он утверждает, что ему приходится изобретать, потому что в мире не существует слов для обозначения его действий.

Напролоум искоса взглянул на коллег-волшебников. Те кивнули.

– Для нас будет честью принять его в Университет, – изрек он. – Ты передашь ему это, когда он очнется?

Тут аркканцлер почувствовал, как кто-то тянет его за полу мантии, и опустил глаза.

– Ты прости, что отвлекаю… – сказала Эск.

– Здравствуй, девочка, – медоточивым голосом отозвался Напролоум. – Ты пришла посмотреть, как твоего брата будут принимать в Университет?

– Он мне не брат, – возразила Эск. У нее бывали минуты, когда ей казалось, что весь окружающий мир населен сплошь ее братьями, но сейчас она так не считала. – Ты здесь важное лицо?

Напролоум глянул на коллег и расплылся в улыбке. Мода – явление вездесущее, не обошла она своим вниманием и среду волшебников. Иногда волшебники поголовно выглядят тощими, изможденными и разговаривают с животными (животные их не слушают, но ведь главное – попытаться), а иногда модно быть смуглым, угрюмым и носить маленькую черную остроконечную бородку. Сейчас в моду входил рубенсовский стиль. Напролоум аж раздулся от скромности.

– Самое важное. Волшебник должен делать все, что в его силах, чтобы служить ближнему верой и правдой. Да. Я бы сказал, очень важное.

– Я хочу стать волшебником, – заявила Эск.

Стоящие за спиной Напролоума младшие по рангу волшебники уставились на нее так, словно увидели перед собой новую и чрезвычайно любопытную разновидность жучка обыкновенного. Лицо аркканцлера побагровело, глаза выпучились. Он смотрел на Эск и, казалось, изо всех сил старался не дышать. Наконец он не выдержал и расхохотался. Смех возник где-то в районе объемистого живота и начал пробираться наверх, отдаваясь эхом от ребер и вызывая в груди Напролоума небольшие волшебникотрясения. Наружу смех вырвался серией сдавленных похрюкиваний. Он просто зачаровывал наблюдателей, этот смех. Обладал неповторимой индивидуальностью.

Но, поймав взгляд Эск, Напролоум сразу замолчал. Если его смех был цирковым клоуном, то ее решительный прищур представлял собой быстро падающее ведро с краской.

– Волшебником? – переспросил он. – Ты хочешь стать волшебником?

– Да, – кивнула Эск, пихая полубесчувственного Саймона в неохотно подставленные руки Тритла. – Я восьмой сын восьмого сына. В смысле дочь.

Окружающие волшебники обменивались взглядами и перешептывались. Эск попыталась не обращать на них внимания.

– Что она сказала?

– Она серьезно?

– Лично я всегда считал, что дети в ее возрасте просто очаровательны, вы согласны?

– Ты – восьмой сын восьмой дочери? – уточнил Напролоум. – В самом деле?

– Все наоборот, только не совсем, – с вызовом отозвалась Эск.

Напролоум промокнул глаза носовым платком.

– Прямо-таки завораживающе. По-моему, я никогда не слышал ничего подобного. А?

Он оглянулся на быстро растущую аудиторию. Те, кто стоял сзади, не могли разглядеть Эск и вытягивали шеи, думая, что здесь вершится какое-то забавное волшебство. Напролоум пребывал в растерянности.

– Ну что ж, – буркнул он. – Ты действительно хочешь стать волшебником?

– Я неустанно повторяю это всем и каждому, но никто, похоже, не слушает, – возмутилась Эск.

– Тебе сколько лет, девочка?

– Почти девять.

– И, когда вырастешь, ты хочешь стать волшебником?

– Я хочу стать волшебником сейчас, – твердо сказала Эск. – Ведь это, если не ошибаюсь, здесь делается?

Напролоум посмотрел на Тритла и подмигнул ему.

– Я все вижу, – предупредила Эск.

– Дело в том, что раньше женщин-волшебников никогда не было, – попытался объясниться Напролоум. – Поэтому мне кажется, что твои требования идут вразрез с существующими обычаями. А может, ты станешь ведьмой? По-моему, прекрасная карьера для девочки.

Один из стоящих у него за спиной второстепенных волшебников расхохотался. Эск смерила весельчака презрительным взглядом.

– Быть ведьмой неплохо, – признала она. – Но я считаю, что волшебникам живется куда веселей. А ты как думаешь?

– Я думаю, что ты единственная в своем роде, – признался Напролоум.

– Что это значит?

– Это значит, что ты всего одна такая и во всем Плоском мире, – объяснил Тритл.

– Вот именно, – подтвердила Эск, – и я по-прежнему желаю стать волшебником.

У Напролоума иссяк словарный запас.

– Ну, в общем, ты не можешь, – промямлил он. – Одна мысль об этом!..

Он выпрямился во всю свою ширину и повернулся, намереваясь уйти. Что-то потянуло его за полу мантии.

– Почему не могу? – спросил чей-то голос.

Он обернулся и медленно, с расстановкой проговорил:

– Потому что… потому что… твоя затея просто смехотворна, вот почему. И она полностью противоречит законам!

– Но я могу творить чары не хуже волшебников! – в голосе Эск прозвучал едва уловимый намек на дрожь.

Напролоум нагнулся так, что его лицо оказалось напротив ее носа.

– Нет, не можешь, – прошипел он. – Потому что ты не волшебник. Женщины не бывают волшебниками. Я ясно выражаюсь?

– А ты сам убедись, – предложила Эск.

Она вытянула вперед правую руку с растопыренными пальцами и, как бы прицеливаясь, поворачивалась, пока в поле ее зрения не попала статуя Малиха Мудрейшего, основателя Университета. Волшебники, стоящие между ней и статуей, инстинктивно шарахнулись в сторону, после чего почувствовали себя довольно глупо.

– Я ведь серьезно, – предупредила она.

– Уходи, девочка, – посоветовал Напролоум.

– Ну ладно… – отозвалась Эск.

Не сводя со статуи глаз, она сощурилась, сосредоточилась…

Огромные двери Незримого Университета сделаны из октирона, настолько нестабильного металла, что он может существовать только во вселенной, насыщенной сырой магией. Эти двери неуязвимы для любой силы, за исключением волшебства: никакой огонь, никакой таран, никакая армия не способны пробить в них брешь.

Именно поэтому большинство обычных посетителей Университета пользуются черным ходом, дверь которого сделана из совершенно нормального дерева и не ставит целью своей жизни запугивание мирных людей. В отличие от тех, октироновых, дверей она вообще никому ничего не ставит, мирно стоит на месте, и все. У нее даже имеются обычный дверной молоток и прочая присущая нормальным дверям атрибутика.

Матушка внимательно осмотрела косяк и удовлетворенно крякнула, обнаружив то, что искала. Она не сомневалась в том, что этот знак будет здесь, хитроумно замаскированный естественной структурой дерева.

Она взялась за дверной молоток, выкованный в форме драконьей головы, и уверенно стукнула три раза. Через некоторое время дверь открылась – на пороге стояла молодая женщина, держащая во рту множество прищепок для белья.

– Уо ау ао? – осведомилась она.

Матушка поклонилась, демонстрируя остроконечную черную шляпу с булавками в виде крыльев летучих мышей. Шляпа произвела впечатление: девушка залилась краской, оглядела тихий, спокойный переулок и торопливо сделала матушке знак зайти.

По другую сторону стены лежал просторный, заросший мхом двор, прочерченный крест-накрест бельевыми веревками. Матушке выпала уникальная возможность стать одной из немногих женщин, которые знают, что в действительности носят волшебники под своими мантиями. Однако пожилая ведьма скромно отвела глаза и последовала за девушкой вниз по широкой лестнице.

Лестница вела в длинную галерею с высоким потолком и арочными проемами по обеим сторонам, в данный момент заполненную паром. В прилегающих помещениях матушка мельком увидела бесконечные ряды корыт. В воздухе висел теплый, густой запах раскаленных утюгов.

Стайка девушек, несущих корзины с бельем, протолкалась мимо матушки и торопливо взлетела по ступенькам до половины лестницы – после чего остановилась и обернулась, дабы повнимательнее рассмотреть незнакомую гостью.