Терри Дэвид Джон Пратчетт - Творцы заклинаний (сборник)

Матушка расправила плечи и попыталась напустить на себя как можно более таинственный вид.

Провожатая, которая так и не избавилась от своих прищепок, провела матушку одним из боковых коридоров в комнату, которая представляла собой лабиринт стеллажей, заполненных выстиранным бельем. В самом центре этого лабиринта сидела за столом очень толстая женщина в рыжем парике. Она совсем недавно записывала что-то в толстенную книгу учета белья – которая все еще лежала раскрытой, – но в настоящий момент женщина дотошно изучала покрытую пятнами мантию.

– А отбеливать пробовала? – спрашивала она.

– Да, госпожа, – отвечала стоящая рядом служанка.

– А как насчет отвара миррита?

– Да, госпожа. От него она только посинела, госпожа.

– Даже для меня это нечто новенькое, – призналась прачка. – А уж я-то повидала на своем веку и серу, и сажу, и кровь драконов, и кровь демонов, и не знаю даже, чего еще… – Она вывернула куртку и прочитала аккуратно пришитую внутри метку с именем. – Хм-м. Гранпонь Белый. Если не будет лучше заботиться о своем белье, то скоро станет Гранпонем Серым. Запомни, девочка, белый маг на самом деле никакой не белый – это обыкновенный черный маг, который нашел себе хорошую домоправительницу. И…

Она заметила матушку и замолчала.

– Оа охкукава в хвер, – пояснила матушкина спутница, торопливо приседая в реверансе. – Ы хкахава, хто…

– Да, да, спасибо, Ксандра, можешь идти, – перебила ее толстуха.

Поднявшись на ноги, она сияюще улыбнулась матушке и с почти слышным щелчком переместила свою манеру разговора на несколько ступенек вверх по социальной лестнице.

– Прошю нас изьвинить. У нас тют все вверх дном – сегодня большая стирка. Это визит вежьливости или же, осьмелюсь спросить… – она понизила голос, – вы принесьли извесьтье с Потусьтороннего мира?

Лицо матушки выразило недоумение – но только на долю секунды. Магические знаки на двери дали ей понять, что домоправительница доброжелательно относится к ведьмам и что ей особенно хочется узнать что-нибудь о судьбе своих четырех мужей. А еще она закидывает удочки на пятого – отсюда рыжий парик и, если матушкины уши не обманывают, скрип такого количества китового уса в корсете, что сторонники движения за сохранение окружающей среды пришли бы в ярость. Легковерна и глупа, гласили знаки. Матушка воздержалась от суждений, поскольку городские ведьмы тоже не блистали умом.

Домоправительница, должно быть, неправильно истолковала выражение ее лица.

– Не бойтесь, – успокоила она. – Мои подчиненные получили четкие инстрюкции принимать ведьм со всем ратушием, хотя, разюмеется, те, наверху, этого не одобряют. Надеюсь, вы не откажетесь от чашечьки чаю и легкой заквуски?

Матушка важно поклонилась.

– И я пригляню за тем, чьтобы для вас нашьли узелок со старой одежьдой, – обрадованно улыбнулась домоправительница.

– Старой одеждой? Ах да. Спасибо, сударыня.

Домоправительница шагнула вперед, скрипя и шурша, словно старинный чайный клипер в бурю, и подала матушке знак следовать за ней.

– Я прикажю, чьтобы чай принесьли в мои апартаменты. Чай со множесьтвом чайных лисьтьев.

Матушка тяжелой поступью направилась следом. Старые одежды? Неужели эта толстуха говорила серьезно? Какова наглость! Разумеется, если ткань не износилась…

Под Университетом, как оказалось, существовал целый мир. Это был лабиринт подвалов, ледников, кладовых, кухонь и буфетных, и каждый его обитатель либо нес что-нибудь, либо накачивал что-то, либо толкал какие-то штуки, либо просто стоял и кричал. Мимо матушки мелькали заполненные паром комнаты и огромные залы, пышущие жаром от раскаленных докрасна кухонных плит длиной во всю стену. Из пекарен тянулся аромат свежевыпеченного хлеба, а из буфетных – запах старого пива. И от всего подряд пахло потом и древесным дымом.

Домоправительница провела ее по старинной спиральной лестнице и ключом из висевшей на поясе большой связки открыла дверь.

Комната была выдержана в розовом цвете и покрыта оборочками. Оборочки присутствовали даже на таких вещах, которые ни один находящийся в здравом уме человек ни за что не стал бы ими украшать. Создавалось впечатление, будто находишься внутри сахарной ваты.

– Мило, – высказалась матушка и, почувствовав, что от нее ждут продолжения, добавила: – Чувствуется вкус.

Она оглянулась в поисках не украшенного оборочками предмета, на который можно было бы присесть, но быстро сдалась.

– О чем это я дюмаю? – прощебетала домоправительница. – Меня зовут госпожа Герпес, но, полагаю, вы, конечьно же, об этом знаете. А я имею чесьть обращаться к…

– А? О, матушка Ветровоск, – представилась матушка.

Эти оборки начинали ее доставать. Они создавали розовому цвету дурную репутацию.

– Я, есьтесьтвенно, сама обладаю провидьческими способьносьтями, – заявила госпожа Герпес.

Матушка ничего не имела против предсказания будущего – при условии, что им занимаются люди, не обладающие никакими провидческими талантами. Однако другое дело, когда предвидением занимаются люди, которым следует быть осмотрительнее. Матушка считала, что даже самое качественное будущее – вещь крайне хрупкая, и если люди будут долго таращиться на него в упор, то оно изменится. У матушки имелись довольно сложные теории о пространстве и времени и о том, почему с ними не следует баловаться, но, к счастью, хорошие предсказатели попадаются редко, да и сами люди предпочитают плохих провидцев, у которых можно гарантированно получить требуемую дозу бодрости и оптимизма.

Матушка знала все о плохом предсказании будущего. Причем плохо предсказывать будущее куда сложнее, чем предвидеть его хорошо. Здесь требуется недюжинное воображение.

Как сразу определила матушка, госпожа Герпес была прирожденной ведьмой, по какой-то причине не получившей должной подготовки. Домоправительница обложила свое будущее со всех сторон. В комнате имелись: хрустальный шар, накрытый чем-то вроде бабы-на-чайник с розовыми оборками; несколько колод игральных карт; розовый бархатный мешочек с рунами; один из этих жутких маленьких столиков на колесиках, к которым ни одна осторожная ведьма не прикоснется даже самой длинной метлой. Кроме того, матушка заметила не то специальным образом высушенные экскременты блошиной мартышки, не то сушеные испражнения мартышкиных блох, которые можно было подбросить и выявить по ним всю сумму знаний и мудрости во вселенной. Прямо скажем, унылое зрелище.

– Или, разюмееться, можно использовать чайные лисьтья, – предложила госпожа Герпес, указывая на стоящий на столике большой коричневый чайник. – Мне известно, что ведьмы зачасьтую предпочитают чайную заварку, но мне она вьсегда казалась, ну, несколько заурядной. Не примите это на свой сьчет.

«Возможно, она и правда не относила это на мой счет», – подумала матушка. Госпожа Герпес смотрела на нее таким взглядом, каким обычно смотрят щенки, когда не знают, чего ожидать дальше, и начинают опасаться, что в конце концов это будет свернутая в трубку газета.

Матушка взяла в руки чашку госпожи Герпес и принялась вглядываться в чайные листья, но тут заметила выражение разочарования, промелькнувшее на лице домоправительницы, словно тень по заснеженному полю. Матушка быстро исправилась и три раза повернула чашку противосолонь, изобразила над ней несколько неопределенных пассов и пробормотала заклятие (которым обычно пользовалась для лечения мастита у старых коз, но это неважно). Такое проявление очевидного магического таланта подбодрило госпожу Герпес сверх всякой меры.

Обычно у матушки не шло гадание на чайных листьях, но сейчас она уставилась прищуренными глазами на покрытую коркой сахара массу, оставшуюся на дне чашки, и предоставила своему разуму полную свободу. На самом деле она искала подходящую крысу или даже таракана, который находился бы где-нибудь поблизости от Эск, так чтобы можно было Позаимствовать его сознание.

Но вместо этого, к своему изумлению, она обнаружила, что у Университета тоже имеется сознание.

Тот факт, что камни могут мыслить, общеизвестен, потому что на нем основывается вся электроника, но в некоторых вселенных люди веками ищут иной разум в небесах, и им совершенно не приходит в голову посмотреть под ноги. Это оттого, что они изучают неправильный временной промежуток. С точки зрения камня, вселенная только-только образовалась, и горные цепи скачут вверх-вниз, словно клапаны органа, в то время как континенты, охваченные всеобщим хорошим настроением, ерзают из стороны в сторону, врезаясь друг в друга просто ради того, чтобы получить удовольствие от движения, и сбрасывая с себя огромные обломки скал. Пройдет немало времени, прежде чем камни заметят обезображивающую их поверхность легкую кожную болезнь и начнут чесаться, но это и к лучшему.