Закончив мелкий ремонт, дар подошёл к моей двери и дал сигнал заводить. Я нажала кнопку и — о чудо! — двигатель задорно зарычал.
— Двигайся быстро, я поведу, — распорядился капитан, приоткрыв мою дверь, и я пулей перелетела на соседнее сиденье.
Замёрзнуть, конечно, не успела, но меня знобило от всего произошедшего.
— Мам, я хочу чай, — вывел меня из полушокового состояния Платон.
Я налила в кружку настоя, выхлебала его залпом сама — вообще не горячий! И только потом налила снова и протянула кружку сыну.
— Так, теперь я за рулём, поэтому ваша очередь развлекать меня, — счастливым голосом сообщил Ра, выводя автомобиль на трассу.
— А что тебе интересно? — оживился Тошка.
— А расскажите мне про своё время. Как на самом деле жили тогда люди. К чему стремились, во что верили…
— Мы жили в большом доме, в маленькой квартире, я ходил в детсад, а мама на работу. Но в нашем времени было скучно, мне только планетарий понравился, — принялся исполнять желания дара Тошка, а я крепко задумалась.
О чём вот ему рассказать? Как мы всю жизнь крутились, словно белки в колесе, пытаясь решить свои маленькие проблемки? Почему-то стало немного стыдно, что я совершенно не занималась самоусовершенствованием. Даже на йогу какую-нибудь задрипанную не ходила. А ещё за повседневной суетой совершенно некогда было думать о душе и вечном.
Глава 23
Платон по двадцать первому веку и нашей прошлой жизни совсем не скучал и поэтому с рассказом управился за две минуты — вспоминать то время сыну было совсем не интересно. А потом, к моему удовольствию, он плавненько перешёл на рассказ про планетарий и наш перенос в будущее.
— Вам показали, что могло случиться, если бы вас не забрали? — спросил дар серьёзно, повернувшись ко мне.
Почему-то он выделил из слов Тошки именно этот момент.
— Да. И это было жутко, — не стала скрывать я и даже поёжилась, вспомнив ту стеклянную остановку.
— Не очень понимаю, что могло жуткого случиться в планетарии, — не унимался капитан.
Вот что он так заинтересовался этой темой? Мне к ней совсем не хотелось возвращаться.
— А там ничего и не было. Мы с мамой оделись и пошли на остановку, — пока я раздумывала, как бы ответить, не затронув Тошкину душевную организацию, он сам совершенно беззаботно принялся рассказывать дальше, — вернее, пошли бы, если бы не оказались на орбитальной станции.
Вот! Это тоже для меня странно. Я обернулась к Тошке и посмотрела на совершенно умиротворённую моську. Мы никогда не обсуждали с Платоном момент попаданства, а он, оказывается, о нём прекрасно знает, запомнил то, что нам показали в «Гостинице», и даже выводы сделал. Разве нормальный ребёнок в пять… да даже в шесть лет на такое способен?
Я посмотрела на Ра большими глазами — дивись, мол, — но он воспринял это по-своему.
— Хм, ты права. Это странно. То есть между переносом и «тем самым» якобы моментом прошло время?
Платон задумался, поэтому пояснила я:
— Ну да. Не помню точно, но говорилось то ли про тридцать пять, то ли про тридцать семь минут...
— Мухлёвщики! Я так и знал, что у них там всё «на чёрную дыру сойдёт» делают! — возмутился Ра и даже рукой по рулю стукнул.
— А что не так? — насторожилась я.
Хоть и страшно, но интересно же знать, в чём косяк с нашим перемещением.
— А то, что по закону перенос можно совершать непосредственно из момента Х за несколько секунд, а не минут. Они показали вам одно из вероятных будущих, а не точное.
Я тут же прикинула, что бы это могло значить… То есть мы бы не точно погибли, выходит?
— Ну и что? А я рад, что нас забрали, и мама рада. Да, мам? — горячо воскликнул сын. — Нас же не отправят теперь обратно?
Признаться, я никогда не мечтала вернуться назад, потому что знала, что это невозможно. А сейчас, когда Платон спросил, задумалась и не уверена, что хотела бы этого.
— Да, Тош, рада.
— Нет, конечно, Платон, вы теперь жители коалиции, — успокоил нас даурианец. — Просто меня возмущает халатность работников «Гостиницы» и НИИ. Наверняка они и с братом напортачили, потому и не дают мне полного отчёта по тому эксперименту.
Кто про что, а он о своём, о наболевшем… И, кстати, это очень странно.
— Ра, а вот я у тебя недавно спрашивала про события, и ты ответил, что все они — глобальный замысел, ничего не происходит просто так. И даже подтвердил, что и переселение тоже этот самый замысел. Я тебя правильно поняла?
— Да, верно.
— А чего же ты тогда возмущаешься? Почему ненавидишь программу переселения? Да и зачем тогда так настойчиво разыскиваешь информацию о брате? У меня просто не сочетается в голове твой фатализм и стремление переть против системы.
— Так, может, и это тоже предрешено?
Б-р-р-р… Мороз по коже от его мировоззрения. Мне больше нравится думать, что мы сами творцы своей судьбы.
— Знаешь, я склонна с тобой согласиться в том, что древняя и дремучая, потому что очень плохо тебя понимаю, — вздохнув, созналась я.
— Я попробую объяснить. Я не могу успокоиться, потому что мы с братом близнецы и между нами всегда существовала энергетическая связь. Соответственно, если бы он погиб, как утверждают власти, то она бы разорвалась. А связь продолжает существовать, но в искажённой форме. Примерно так я чувствовал Хаамна, когда он отправился в твоё время. Только сейчас эта связь чувствуется как оборванная жила. Мой край разрыва саднит и ноет, но зарубцеваться не может, потому что чувствует другой родственный край. Хочет с ним соприкоснуться и срастись, а дотянуться не может. Понимаешь?
— Нет, не понимаю, прости, — развела я руками. — Давай о чём-то более простом, пожалуйста.
Я понимала, о чём он, слова понимала и даже верила в существование этой связи.
— О, смотрите, смотрите, а там уже трава и солнце! — очень вовремя сменил тему сын.
Указатель сообщал, что нам ехать ещё десять километров, но солнышко и яркие краски мигом подняли настроение.
— Поменяемся местами, как только доберёмся до тепла? — спросила дара, прислушавшись к своему организму.
Остановка не помешала бы. Ноги размять, вещи убрать, в кустики сбегать... Да и вообще, в снежной зимней мгле я не переживала за то, что Ра кто-то увидит. Мало того что в арктической полосе видимость плохая, так мы и ни одной машины не встретили. Ну а в нормальной климатической зоне хоть и редко, но другие машины мелькали.
— Нет, не будем меняться, — заявил капитан, — до привала поведу сам, а остановимся, не доезжая до города.
Здрасти вам, я чего-то не знаю?
— Зачем? Мы же всё распланировали! Ночёвка в Лесхе, возьмём гостиницу. К чему рисковать? Лучше придерживаться плана, что мы с сыном путешествуем вдвоём, а ты передвигаешься под отводом глаз.
— Нет, Тая. К сожалению, не выйдет.
— Почему? Что случилось? — забеспокоилась я.
— Пока ничего, но анализ прошедших часов пути и потраченной за них силы показал, что мне лучше не использовать отвод глаз на постоянной основе. А ещё сохранение тепла потребовало больше энергии, чем обычно. И не только у меня, но и у аккумулятора.
Плохие новости. Что-то мне уже не нравится, как началось наше путешествие.
— Но если тебя увидят?
— Не волнуйся. Я замаскирую внешние отличия от человека, и мы будем передвигаться как семья. Тут тебя уже никто не знает, и на нас даже не обратят внимания.
Семья…
Сердце стукнуло, трепыхнулось, и странная волна прокатилась от кончиков волос до самых пальцев ног, оставив лёгкий гул в ушах.
— Изменишь глаза и уберёшь рисунки? — спросила дрогнувшим голосом.
Надеюсь, дар подумает, что это он от страха дрожит.
— Верно. Это будет сделать проще и менее энергозатратно.
— Ура, ура! Мне надо будет называть тебя папа? — вообще не проникся проблемой Тошка.
Ох, мой бедный малыш. Так обрадовался даже краткой возможности называть кого-то папой, что у меня слёзы на глаза навернулись. Оказывается, сын всё время мечтал об отце. А мне и не говорил.
