Ознакомительная версия.
Она даже не кричала, боясь привлечь внимание своего мужа, потому что она любила меня и просто не дождалась, когда я приду из армии, а потом кто-то из подруг ей кивнул ей на этого богатенького Буратино и она выскочила замуж…
Я долго целовал ее, а потом излился в ней всем своим существом…
Огромная вспышка миллиарда крохотных частиц устремилась в глубины ее нежного лона, в темноту ее волшебных яйцеклеток, и там зародилась новая жизнь…
А на следующий день мы сидели с ней вдвоем на холме над Окой и пили из горлышка одну бутылку на двоих «Шампанского» и смеясь, целовали друг друга…
– А ты не боишься, что он узнает, – спросила она меня, но я замотал головой, и еще крепче прижал ее к себе, а еще я оставил на ее шее предательский засос… Я как собственник пометил ее тело, назвав про себя своим…
А потом вечером рядом со мной возле сквера остановился черный джип «Бмв» сх5» и меня стали избивать четверо верзил…
Но я уже побывавший в Чечне, превратил их тела в кровавое месиво, я бил их ногами, понимая, что если это не сделаю я, то они меня просто убьют…
Через час она открыла мне дверь и я столкнулся лицом к лицу с ним, с надменным гордым и хвастливым существом, которое уже целилось в меня из пистолета, но я увильнул от пули, она лишь расцарапала чуть-чуть левое плечо, а затем я выбил у него ногой из руки пистолет и стал бить его ногами…
Я понимал, что должен убить его или он убьет нас…
А через день мы купались с ней в Средиземном море…
Я знал, что нас уже ищут, но жизнь казалась мне сказкой с ней, моей волшебной и дорогой мне женщиной…
Так мы часто рискуем всем из-за своей любви и не думаем ни о каких последствиям…
Мы просто слепо как звери хотим взять свое и берем, а если нам не дают, то мы отнимаем силой, как и в Царстве зверей, мы, самцы бьемся насмерть друг с другом из-за самок, чтобы инстинктивно продолжить свой уже заранее несчастный род…
Через месяц мы вернулись в Россию, и меня взяли прямо с трапа самолета…
Мне выкрутили руки, надели наручники, а потом долго избивали в камере…
Ее муж оказался родственником одной большого человека, и поэтому меня били смертным боем, но я все равно был по своему счастлив, что не дал ему ее, и что заронил в нее свое семя…
Пусть у нее будет другой мужчина, но он уже будет вынужден воспитывать нашего с ней ребенка, и дальше моя кровь будет поступать в сосуды нашей бесконечной Вселенной и мой род продолжит дальше свое существование, и пусть даже никто уже не вспомнит и не узнает о моей большой любви, главное, что она осталась жить в моем сердце, а остальное уже ничего не имеет значения…
Я решил свою проблему… Я полюбил, я добился любви и посеял свое семя… Аминь!…
27 лет я спасался от всех в своей келье… Молился Богу…
Молился перед иконой Божьей Матери и кадил ей… Во время сна я не знал постели и опирался на дубовые костыли, которые соорудил сам для собственных мучений…
Я спал, опираясь на них, потому что не верил ничему и никому кроме Бога… Люди были злыми и жестокими существами…
Они постоянно истребляли себя голодом, войнами и болезнями, которыми заражали себя из-за блуда…
И самое страшное, что они не верили в Бога…
Даже в храм они приходили, чтобы пустить друг другу пыль в глаза и покаяться во всех мыслимых и немыслимых грехах…
А вдруг он есть, Бог и не простит их, если не покаятся… Лицемеры…
Все живут только ради себя, а я спасаюсь от всех в келье и молюсь…
Я уже прослыл в нашем монастыре святым… Я пил одну воду и ел черствый хлеб… Я молился и спрашивал Бога, зачем я живу?! Но Бог молчал…
Тихий и мудрый, он умел таиться в темной Вечности, откуда никто и никогда не приходил… И даже наши мысли об аде и рае взяты от вечного антогонизма, конфликта вещей, о котором писал Платон…
Добро и Зло… Свет и Тьма… Мудрость и Глупость… Молчание и Речь… Смертное и Бессмертное… Тело и Душа… Мужчина и Женщина…
Луна и Солнце… Земля поделена, как и мы на две части, на приливы и отливы, на сон и бодрствование…
На молчание и крик, на Любовь и Ненависть…
Мы вечно разделены, и в этом божественная Правда и Ложь нашей Жизни… Достоевский сказал: Жизнь – Ложь и она вечна…
И с этим можно было бы согласиться, но не совсем, ибо Жизнь по божественному это и Правда, и Ложь…
Мы разделены, а поэтому несчастны, но у нас есть Бог, которому можно молиться и искать в нем спасения…
Когда в наш монастырь потянулся народ, я ушел в лес и поселился в дупле многовекового дуба… И там в дупле я тоже молился и спасался…
И даже туда к дубу стали приходить люди, зеваки, и смотрели на меня, и улыбались… Кто думал, что я святой, а кто думал, что я сумасшедший…
Люди не могли понять меня, и я бежал из дупла…
В глухом и диком лесу я нашел на дереве заброшенное орлиное гнездо и поселился в нем…
Я питался лесными травами, орехами и рябиной, и пил родниковую воду…
Я спасался и молился, и меня никто не знал, и я тоже никого не знал…
Я жил один на один с Богом и нам с ним было хорошо…
Я ему молился, а он тихо мудро и благоговейно молчал…
Было ощущение, что он что-то ждал от меня, но чего… Я ведь молился, я постился, я голодал и мучал себя своими костылями…
Я спал на них постоянно просыпаясь, иногда костыли проваливались сквозь гнездо и я падал на ветки, иногда с дерева…
Так однажды я свернул себе шею…
И с тех пор я гляжу только в одну правую сторону, и смеюсь, и плачу, не понимая, зачем я искал себе в этой жизни лишения, неужто для того, чтобы быть святым, или чтобы увековечить свою веру в Бога…
Так, я понял, что Богу достаточно одной только веры…
А спасаться от кого и от чего, ведь мы все равно умрем, и только после смерти можем войти в Царство Божие…
Так Бог наказал меня за мое же тщеславие…
Теперь я уже не прятался и не спасался от людей, но был им совершенно не нужен, как впрочем, и они мне… И только встретив однажды женщину и навсегда поселившись в ее дьявольском лоне, я неожиданно понял, за какое наслаждение и счастье нас карает Бог… И почему карает…
Ведь погружаясь в женщину, мы совершенно позабываем о Боге…
И не молимся ему… А он обижается и поэтому карает нас…
А поэтому молитесь ему хоть иногда и думайте о нем, и он вас обязательно простит, а если и покарает, то не так строго…
Главное, верьте и вам воздастся по вере вашей…
А не верите, все равно Он вас за все простит, простит и пожалеет…
Главное, любите друг друга, любите и размножайтесь…
Охота на любовников моей жены
У нее были роскошные ноги, но я не писатель и не мог их описать и поэтому я в нее постоянно проникал. Я не смог бы описать эти безумные проникновения. Не смог бы передать те самые вечные, страстные ощущения, всплески бурного океана во время шторма, этот несущий нас в абсолютную неизвестность ветер.
Я не чувствую себя обязанным продолжать описание нашего ночного полета в небо, в бездну, во Вселенную, куда угодно, даже на тот свет, ибо и там в ней, в ее лоне я был везде сразу, ибо ничего не видел и видел сразу все, только в виде одной ослепительной вспышки с небесным громом, криком, стоном и даже странным тонким писком.
Этот писк очень испугал ее, я даже не хотел о нем писать, но я не пишу выдуманных вещей и не пытаюсь врать и тем более об этом.
Все, что я пишу, это правда.
Я пискнул как мышка и это ее испугало, и развеселило одновременно.
Она смеялась с испуганными глазами, а потом я читал ей вслух Библию, Песню песней Соломона…
И она светилась как Суламита, Суламифь, словно я читал ей не признание Соломона, а свое признание…
И она даже плакала, а я опять с крика переходил на писк, как будто я – великий писатель неожиданно для себя превращался в графомана, но это ее веселило, а в меня вселяло надежду на то, что мы будем вместе всегда…
Так мы и поженились, но неожиданно у нее появилось болезненное влечение, кошмарное пристрастие к алкоголю и она каждый день напивалась, а я ее бил и ненавидел себя…
Со временем она из мести стала мне изменять, и тогда я отлавливал у нас в доме ее любовников и избивал их вместе.
Обычно любовники плакали раньше, чем она.
Она была сильной женщиной.
Многих любовников я делал инвалидами, одного даже выбросил в окно и он переломал себе ноги, но никто из них не жаловался ни на ноги, ни на челюсти и другие разбитые части тела, ибо все были женаты и боялись огласки…
Некоторые из них даже приносили мне деньги как плату за молчание, даже тот, который на костылях, и тот приперся, и я спокойно брал у них деньги, и всегда, когда брал, ужасно глупо переходил с крика на тоненький девичий писк, чем немало удивлял этих идиотов, идиотов, которые проливали свое семя в ее лоно, и я после этого должен был любить ее, постоянно пьяную, беззаботную и равнодушную ко всему, потому что у нее были роскошные ноги, а я не писатель, и никак не мог их описать, как и наше ночное безумие…
Ознакомительная версия.
