«Медведь с меня шкуру сдерёт за то, что я оставила пост, – думала лиса. – А там ещё двое недотёп остались. Наверняка это они заваруху устроили! Колючего надо наизнанку вывернуть. А я, кулёма, ему доверилась!»
Навстречу Василисе вырулили ёж и скунс.
– Быстрей к Михайле и к послам! – пропыхтел, не останавливаясь, Колючий.
Лисёна развернулась, пристроилась:
– Что случилось?
– В нас стреляли, – сказал Вонючка Сэм. – И я знаю кто.
– Ясно, что не Колючий, – рассердилась рыжая.
– Некогда, Лисёна, – пробормотал ёж. – Пожалуйста, приведи послов на поляну Ломоносыча.
– Я покинула пост, прошляпила важное. Отмажешь меня? – Лиса тут же принялась торговаться.
– Ладно, не дрейфь, – успокоил её шпанёнок.
Василиса побежала к шалашу. Когда она скрылась, Сэм сбавил обороты:
– Колючий, погоди.
– Чего? – Ёж рад был замедлиться. Не с его короткими лапками носиться по пересечённой местности.
– Как же с нами?
– В смысле?
– Ну, с тем, что мы здесь не на работе, а в бегах?
– Ах, с этим! Да ничего. Я – могила.
– Спасибо, ты настоящий друг.
Зверьки показались на поляне плечом к плечу.
– Что? – коротко прорычал Михайло.
Серёга, стоявший рядом с губернатором, сохранял молчание.
– Беда! – «порадовал» начальника ёж. – Троица бритоголовых – давние враги наших послов.
– Рассказывай, – совсем недипломатично велел Ломоносыч скунсу.
– Мы уже встречались с этими людьми, когда ехали к вам, – сказал Вонючка Сэм. – Давайте подождём моих коллег. Их зовёт Лисёна.
– А возле озера кто остался? – спросил Михайло, упирая лапы в бока.
– Да никого! – зло ответил Колючий. – Там стрельба была, еле ноги унесли! Нужна разведка? Засылай канюка.
Ломоносыч хотел изречь что-то гневное и не терпящее возражений, но пожаловали встревоженные циркачи и лиса.
– Я хочу знать всё в мельчайших подробностях, – заявил медведь-губернатор.
Прохор уверенно шагал к месту, где минуту назад раздались выстрелы. Павел Гришечкин семенил за лесником, испытывая неслабое волнение.
– Послушайте, может быть, нам стоит позвонить в милицию? – робко спросил корреспондент.
– Чтой-то ты, мил-человек, совсем струхнул, – усмехнулся Прохор. – Это мой долг – пресекать незаконную охоту или вырубку, опять же… Не дрейфь, нынче у нас ружжо с патронами. Да и нету таких дураков, чтоб в человека стрелять. Места-то у нас волшебные, любую тварь добрее делают. Хоть давешнего волка, хоть нынешнего кенгура. А люди, они ведь не звери.
Журналист мысленно ответил: «Ага, понаписал бы ты столько криминальных заметок, сколько я, не стал бы такие глупости говорить».
Минут через двадцать лесник и представитель прессы вышли к озеру. Сориентировались. Чуть поодаль увидели машину, палатку и трёх оболтусов у костра. Прохор двинулся к ним. Гришечкину ничего не оставалось, кроме как последовать за смотрителем угодий.
«Спортсмены» заметили маленького смуглого мужичка с берданкой и худого лопоухого паренька, вооружённого фотоаппаратом.
– Что за клоуны? – спросил Костыль.
– Рыбнадзор, блин, – гоготнул Жила.
– Без шухера, – сказал Граф, промокая тряпкой красные глаза. – Мы типа туристы? Вот и отдыхаем. А если кто помешает, обидимся. Лучше палатку просушили бы, халявщики.
Костыль и Жила занялись палаткой.
– А, кстати! Мне сегодня братва звонила, пока вы за дровами бегали, передала печальную новость. Я вам говорил? – Граф подкинул в огонь веток.
– Не-а.
– Тогда говорю. Ваньке-то вчера не повезло, да… Насмерть.
– Как? Где?
– Да на дискотеку, не под нами которая, пришёл, а там, значит, какие-то на голову отмороженные хлопцы стоят…
– И что?
– Ну, и ухлопали его, да…
– Вот беспредел, – процедил сквозь зубы Костыль. – А чего мы тут прохлаждаемся? Поехали!..
– Не торопись. Сейчас отморозки затихарились, а вот всё уляжется, тогда и мы подскочим.
– Здравствуйте, люди добрые, – сказал Прохор, подойдя к стоянке бритоголовых.
– Чё надо, дед? – презрительно спросил Жила.
– Не вы ли тут… – начал лесник.
– Не выли. Мы не воем, – сострил Граф.
– Грубые вы какие-то. – Прохор укоризненно покачал головой. – Стрельбу не вы устроили?
– Ты чё, дед, нас и в городе-то не было! – пошёл в отказку Костыль, думая, что речь идёт о случае на дискотеке.
Лесник растерялся.
Главный «спортсмен» заржал, поняв ошибку Костыля.
– Ну, ты тормоз! – сказал он подельнику. – Это про газовый пистолет базар!
– Тьфу ты! – Костыль сконфузился.
Зрелище было великолепное: шкафообразный бритый мужик покраснел и сжался, словно провинившийся ребёнок.
– А вы кто сами, чтобы тут допросы устраивать? – обратился к Прохору и Павлу Граф.
– Я, мил-человек, лесник. А это представитель областной газеты. У нас рейд супротив браконьеров. Так из чего палили-то?
– Папаша, иди-ка ты лесом, – сказал Граф.
Корреспондент Гришечкин потянулся, чтобы открыть объектив, но Жила заметил его жест и пригрозил:
– Фотоаппарат будешь на дне искать.
Журналист отдёрнул от камеры руку.
Жила поразмыслил, стоит ли отбирать вещь, или пусть пресса ходит необиженная, и решил пока не трогать. Газетчики – народ шумный и дотошный, не стоит привлекать их внимание.
– Зря вы так грубо, – вздохнул Прохор, поправляя фуражку. – Пойдём, Паша.
– Э, Граф, а он чё, угрожает? – вскинулся Костыль.
– Кто его знает? – пожал плечами главный.
– Эй, дед! Ты там ходи осторожно, под ноги смотри, ну и по сторонам тоже, – громко сказал Костыль.
– Выпороть бы вас всех, – досадливо ответил лесник, правда, намного тише.
Скрывшись в бору, Прохор остановился. Гришечкин тоже.
– Не по нраву они мне, – сказал мужик. – На лбу написано, что бандиты. Такие и зверя пострелять могут, и лес поджечь. Ну, и вообще не ясно, может, они тут какой разбой учинили, да концы в воду.
– Да, видок типичный, – согласился корреспондент. – Спортивные костюмы, кроссовки, причёски… Явные «быки». Хотя я думал, что таких уже нет. Ан не перевелись ещё богатыри на Руси.
Прохор горько усмехнулся:
– Приглядывать за ними придётся.
– Мы встретились с этими головорезами в Тамбове, когда ночевали в цирке. Где ещё переночевать четырём джентльменам? – начал свой рассказ Вонючка Сэм. – Было отличное выступление, ужин, всё о’кей, но тут ввалилась эта троица и устроила сущий дебош. Бритые грубияны побили директора, потребовали денег, до смерти запугали Петера, дескать, сварим. Нас, признаться, тоже напугали. Даже меня, гражданина великой державы, чья армия…
– Ближе к делу, – оборвал хвастливые речи скунса Михайло.
– Они пообещали сжечь цирк. Поэтому мы без промедления покинули его гостеприимные стены и отправились дальше.
– А цирк-то сгорел? – спросила Лисёна.
– Скорее всего! – ответил американец. – Эти слов на ветер не бросают. Сегодня, стоило им увидеть меня, как они начали стрелять. Это ужасные люди, господа!
Ломоносыч почесал за ухом:
– Чего-то ты, пушистый, недоговариваешь…
Гуру Кен хотел было сказать: «Да, мы давно хотели признаться, что не послы, а циркачи!», но медведь продолжил свою мысль:
– Почему эти, как ты их назвал, головорезы очутились именно здесь?
– Я думаю, они отдыхают. Это такой человеческий обычай – выехать на природу, жечь костёр, купаться и употреблять вредные пищу и напитки.
Медведь в сердцах бухнул лапой оземь.
– Не уходите от ответа! Почему они отдыхают, – Михайло выделил это слово особенным издевательским тоном, – именно у нас?
– Я полагать иметь место совпадений, – вклинился Петер.
– Свежо предание, да верится с трудом. Если я узнаю, что вы меня обманываете, – Ломоносыч сурово посмотрел на каждого посла, – и эти трое приехали охотиться на вас, то я за себя не ручаюсь. Мы и так много раз подвергались опасности по вашей вине. Разговор окончен.
Циркачи понуро побрели с поляны.
– И ещё, – остановил их Ломоносыч. – Дело касается тебя, обезьянин. Я настоятельно прошу оставить нашу молодёжь в покое. Я устал сдерживать разгневанных родителей, которые давно хотят всыпать тебе по первое число. В общем, бросай эту свою репу.
– Рэп, – поправил Петер.
– Мне всё равно, одна репа или много реп, – веско произнёс Михайло. – Надеюсь, моё предупреждение услышано.
Артисты вернулись к своей резиденции. Общее настроение было ужасным: подавленность, тревога и стыд.
– Давно надо было признаться, – сказал Гуру Кен. – А сейчас мы попали в опаснейшее положение.
– Я не думал, что головорезы явились за нами, – пробормотал Вонючка Сэм. – Мне даже в голову не могло такое прийти, но, похоже, Михайло прав. Ведь не зря же они в меня стреляли!