— Первый… Кто? — переспросил фараон.
— Да я это, я! — воскликнул жрец, моментально вскакивая на ноги.
— Ты и так этим занимаешься, — сухо сказал фараон.
— Вот и пусть отдувается, — сказал Шлоссер голосом провокатора, — а вам, ваше величество, положено балдеть! — и включил магнитофон.
Из динамиков понесся лихой забубённый рок-н-ролл. Фараон подпрыгнул на троне, затем ноги и руки у него непроизвольно задергались, а на лице расплылась идиотская улыбка. Он снова потянулся за пивом.
— Балдейте, ваше величество! — поклонился Шлоссер. — А нам пора.
— Постойте, постойте, — забеспокоился фараон. — Я еще так мало поговорил с вашим волшебным котом!
— В следующий раз, ваше величество. Мы еще нагрянем, подкинем пивка, поговорим о делах насущных.
— Хорошо! — воскликнул фараон, с трудом покрывая ослиный рев, несущийся из «Панасоника». — Ответные дары посланцам богов!
Буквально через минуту откуда ни возьмись прибежали слуги и притащили здоровенный сундук. «Ассирийцы» с завистью посмотрели на него.
— Це ж везет хлопцам! — не выдержал один из них.
Евстигнеев и Полумраков подхватили сундук.
— Пудов десять!
— Приготовиться! — скомандовал Шлоссер и вынул из кармана пульт дистанционного управления видеомагнитофоном.
Мелькнула яркая вспышка, и друзья снова оказались в комнате Семеныча.
— Ну как впечатления? — торжественным голосом спросил механик. — Я же говорил, что переворот в науке!
— Переворот, только не в науке, а в политике, — возмутился Полумраков, — ты же фараона вчистую споишь! Он же в дебила превратится!
— Вот и хорошо, — усмехнулся Шлоссер. — Пусть превращается.
— Какой эгоизм, ммяу! Какое невежество! Меня толком не расспросили. Эх, я бы с ним поговорил!
— А по-моему, ты молодец, — сказал Костя. — Когда надо, себя проявил, а потом дипломатично помалкивал.
— Нн-у, я же понимаю, — протянул Антуан, сразу заважничав, — я же на лету секу!
— Братцы, все это ерунда, — забеспокоился Евстигнеев, — главное, что он нам в сундучке подкинул? Неужели золото?
— А тебе что, золото нужно? — удивился Шлоссер. — Иди на кухню, там у меня в кастрюле до сих пор лежит. Тебе на зубы?
— Какие к черту зубы! — крикнул Евстигнеев. — С твоим золотом, Семеныч, заметут — не отбрыкаешься. Или нет, в расход пустят, чтобы экономику не подрывал. Клад — это да, там все чисто. Сдал государству, получил деньги, и всем хорошо.
— Действительно! — загорелся Савелий. — Что там, в сундуке?
Он открыл замок и распахнул крышку.
— Ну так я и думал! — разочарованно сказал Шлоссер, глядя на золотые вазы, стаканы, украшения и самоцветы. — Барахло. Брюлики!
— А ты бы чего хотел? — вскинулся Полумраков.
— Ну книги, свитки там разные, — пояснил Семеныч.
— Никуда твои книги не уйдут, — сказал Евстигнеев, — к тому же ты не знаешь иероглифов.
— Я бы поставил их на полку и любовался, — мечтательно закатил глаза Шлоссер, — это же посланцы тысячелетий!
— Не пори чушь! — рассердился Полумраков. — На эти брюлики накупишь себе книжек по самое некуда.
— Постойте, ребята, — вмешался Костя, — все это хорошо. Я только не понимаю, как можно при помощи такого изобретения бороться против космических пиратов?
Шлоссер посмотрел на Костю, как на младенца.
— Вообще-то я уже говорил… Или не говорил? Ну ладно. Ставлю кассету про звездные войны и загоняю пиратов туда. Их там мигом оприходуют. Кашлянуть не успеют!
— Только вот как их туда загнать? — засмеялся Евстигнеев.
Шлоссер отмахнулся:
— Это другой вопрос. Было бы куда загонять!
Эдик и его команда уже битый час трудились над изготовлением шапок из газет. Это пустяковое дело, учитывая длину рогов, оказалось почти невыполнимым. Тонкая бумага прорывалась острыми рогами насквозь, и из-за этого шапки сидели неровно, свисали набекрень, а то и вовсе болтались на рогах и норовили улететь от малейшего порыва ветра.
— Нужна еще газета, — сказал Серый, когда очередная шапка разорвалась пополам.
— К черту! — завопил Эдик и, сорвав с себя бумажную треуголку, принялся топтать ее ногами. — Нет больше газет! Нету! Я вам что? Почтальон Печкин?
— Шеф, бабка услышит, — прошептал Толян.
— А мне плевать! Пусть слышит, — простонал Эдик. — Что я, тварь дрожащая или право имеющий?
В этот момент шеф больше всего напоминал именно дрожащую тварь, о чем Толян и хотел сообщить, но вовремя прикусил язык.
— Шеф, ты — великий человек, — сказал Серый смущенным голосом, — таких рогов ни у кого нету!
— О, мамма миа коза ностра дубино инфернале! — воскликнул Эдик, от отчаяния переходя на итальянский язык. — О, дольче вита повери бандитто! — Он в изнеможении сел на стул.
Братки переглянулись и, не сговариваясь, дрожащими голосами затянули: «Уно, уно, уно, ун моменто! Уно, уно, уно сантименто!»
Эдик почувствовал, что у него начинает кружиться голова. Он схватил со стола стакан и залпом выпил его. И тут же скорчился от отвращения:
— Что за гадость?!
— Не пей, шеф, — запоздало проблеял Серый, — я там носки замачивал!
— Не понял! — сказал Эдик, с трудом шевеля потемневшим языком. — Это же стакан!
— Та-та… Стакан, — согласился Серый.
— А в стаканах носки не замачивают.
— Не замачивают, — обреченно кивнул Серый.
— Ну вот. Я же видел, что там компот. Он же коричневый. Только почему-то носками пахнет…
— Больше негде было, — сказал Серый, — я у бабки тазик просил, а она не дала. У нее там рыбьи головы томятся. А мне нужно было, у меня ноги потеют.
Эдик все еще не понял, что произошло. Ему показалось, что тут какая-то путаница.
— Значит, я выпил чего? — снова спросил он. — Чай?
— Чай, — прошептал Серый.
— Из носков! — злорадно уточнил Толян.
Эдик раскрыл рот и судорожно облизнулся. Лицо его побагровело, потом посинело. Он сжал кулаки, наклонил голову, нацелив рога прямо Серому в живот, но вдруг бессильно завалился набок, глядя перед собой совершенно бессмысленным взглядом, как боксер, получивший нокаут.
— Воды! — заметался Серый. — Дайте шефу воды!
На крик прибежала Маланья.
— Чего это он? Придуривается, что ли? — спросила бабка, брезгливо поджав губы.
— Воды давай! — крикнул Серый. — Окосел шеф, не видишь, что ли?
— С чего бы это? — удивилась Маланья. — Али водки выпил?
— Нету водки! Это он воду из-под носков выдул! — радостно доложил Толян.
— Тогда и впрямь воды надо, — сказала Маланья, — вон он, уж и язык вывалил. Да чей-то черный какой?
Не слушая больше бабкины разглагольствования, Серый сбегал на кухню и притащил ведро воды.
— Воронку давай!
Бабка быстренько приперла здоровенную фляжную воронку.
— Только смотрите, чтобы он пипку не откусил, вон у него какие зубищи! — строго предупредила она.
Шефа усадили на стул, воткнули воронку ему в рот и стали лить воду.
Серый лил, Колян держал воронку, а Толян, нервно подхихикивая, держал самого шефа. Ведро влили быстро.
— Давай еще! — скомандовал Серый.
— Отставить! — прохрипел Эдик и выплюнул воронку. — Все путем! А че случилось-то? — Он обвел непонимающим взглядом своих братков. Очевидно, шеф начисто забыл все, что произошло.
— А… — открыл рот Толян, но тут же получил кулаком под дых.
— Все нормально, — пробасил Серый, — переутомился, видать, такое бывает.
— Ага, — закивал Колян, — переутомление.
— Надо же! — удивился Эдик. — Не думал, что нервы подведут. А водичка, это… хороша! Только вот во рту что-то носками воняет.
Маланья нехорошо осклабилась, но смолчала. С минуту она рассматривала братков, как случайный покупатель рассматривает секонд-хендовский товар: с любопытством и легким оттенком брезгливости.
— Чудные! — сказала наконец бабка. — И чего вы здесь забыли? Бежать вам надо, парни, отседа! У нас места особые, заповедные. Не всем они, вишь, на пользу.
Сказав это, она повернулась и ушла. Шеф посмотрел на свой раздувшийся живот и вздохнул:
— Газета — это фигня. Ватман нужен. Из него сбацаем шапки по размеру, так что не свалятся. Давай, баран, пробегись по деревне, попроси у кого-нибудь старого ватмана. Или нет… Зайди в администрацию. Там наверняка макулатуры много, точно тебе говорю. И это… клея попроси. Скажи, для художественной самодеятельности.
Все это он сказал Толяну, глядя на его завитые рога. Толян не стал уточнять, за что его назвали бараном. Наоборот, новое имя ему чем-то даже понравилось.
— Бегу! — сказал он и, нахлобучив кое-как шапку из газеты, скрылся за дверью.
Эдик встал и, тяжело колыхаясь, прошелся по комнате.
— Мы попали в сложное положение, — начал он, и его глаза блеснули жидким водяным блеском. — Кто-то ведет против нас нечестную игру. С чего все началось?
— С петуха, — робко напомнил Колян.
— С бадьи! — строго поправил его шеф. — Серому вытянули шею. Лисипицин сказал, что это — Яга. Та самая ведьма! Вот она с тех пор и пакостит.
