Деньги так и сочились изо всех щелей переполненного богатством города. Жёлудь, которого Щавель отпустил гулять до вечера, бродил по улицам и поражался вычурности фасадов. Балконы купеческих домов поддерживали могучие каменные мужики — атланты, а в стенных выемках прятались от дождя и ветра стройные мраморные бабы с цветами и корзинками — кариатиды, если по-гречески. У перекрёстков больших улиц стояли каменные тумбы, густо оклеенные афишами. В глаза бросилась самая крупная, налепленная на мучном клейстере поверх устаревших. Жёлудь, задумавший воспользоваться походом для повышения уровня культуры, остановился и начал разбирать буквы. Афиша сулила грандиозное представление:
СПЕШИТЕ ВИДЕТЬ!
ТОЛЬКО ОДИН УИК-ЭНД В ГОДУ!!!11
7 и 8 июля 2334 года в 19:00 по башенным часам
НА АРЕНЕ ЦИРКА
Эльфийские наездницы на горячих арабских скакунах
Виртуозные китайские эквилибристы
Басурманский престидижитатор
Клоуны-дегенераты
Смертельный номер: прыжок из-под купола цирка вниз головой на бетонную плиту
Бой мерчендайзера с дистрибьютером
Борьба в грязи: Гаянэ против Шаганэ, Женщина-кошка против Женщины-суки, Человек-паук против Человека-тапка
ДЕЛАЙТЕ СТАВКИ!
При кассе работает тотализатор
Будут использованы последние ресурсы, истрачены сотни нефти и просраны все полимеры!
ТАКОГО ВЫ ЕЩЁ НЕ ВИДЕЛИ
Покупайте билеты в кассе цирка. Билеты, купленные с рук, лишат вас половины удовольствия.
Парень аж рот раскрыл читаючи. До того захотелось ему посмотреть представление, что все мысли устремились к обещанной феерии. В ней мнилось великолепным абсолютно всё: эльфийские наездницы, экзотические поединки, клоуны и колоссальный перерасход ресурсов. Бормоча «Потому что я с севера что ли…», Жёлудь брёл по улице и незаметно для себя оказался на площади возле полосатой палатки с нашитыми буквами КАССА. Вырезанные из разноцветной ткани такой сигнальной расцветки, что не могли остаться незамеченными, они намекали на волшебную магию балаганчика бродяг. Небритое мурло проходимца в окошечке кассы гарантировало порочность шоу на все сто сорок шесть процентов, а может быть и больше.
Жёлудь не мог не купиться. Он занял место в конце небольшой очереди и в ожидании изучил приколотую булавками бумажку с накарябанными от руки расценками.
ПРАЙС-КУРАНТЪ
Место в первых рядах — 5 рублей
Средние ряды — трёшка
Задние ряды — рубль тридцать
Гомосекам вход бесплатный, места стоячие
Благодаря мародёрству, парень оброс не только носимым имуществом, но и наличными средствами. Он взял билет в средних рядах, отказался от сомнительного предложения поставить на борцов и отправился вниз по улице, чувствуя себя настоящим горожанином. Цирковой билет в кармане сделал молодого лучника другим человеком. Лесной парень чувствовал себя на голову выше окружающих, которые не получили возможности увидеть сказочное представление и оттого копошились в слякоти будней подобно навозным червям, не замечая праздника, который был рядом с ними, только руку протяни. Жёлудь подумал, что начал разбираться в жизни и что красный платок Михана не был такой уж дурацкой покупкой, как вначале казалось по невежеству.
Размышляя так, парень незаметно для себя сошёл с купеческой стороны на задворки улицы Куликова. Здания вокруг подозрительно ветшали. Потянулись кварталы оптовых складов, мощных как крепости пакгаузов из красного кирпича, питающих универсальные магазины. Складские ряды сменились жилыми, с домами попроще, в три этажа. На нижних держали букмекерские конторы, ломбарды, торговали готовым платьем и дешёвым инструментом, из подвальных кабаков тянуло тошнотворной вонью. «Богатых ательёв нет, — отметил Жёлудь. — Фешенебельность кончилась. Ладно, была не была, пойду, куда глаза глядят, может, чего интересного найду. Дам крюка. Раз уж решил город посмотреть, негоже разворачиваться на полдороге».
Город бурлил так, что шагов не было слышно. Жёлудь заметил, что стал обращать внимание на мелочи, на которые не обращал внимания раньше. Сосредоточенность, рождённая в спартанских условиях вехобитского сарая, прорастала и давала плоды.
Он спустился по улице Эксплуатационной и очутился на Коммунальной, в полноценном рабочем районе, с торцевыми мостовыми и без фонарей. Архитектура его состояла из закопчённых кирпичных сараев и деревянных бараков. Жили здесь без отрыва от производства. Это были пролетарские кварталы, где вольная чернь теснилась с фабричными рабами. Здесь ошивались босяки и лохмотники, со скамеек зыркала буркалами бродяжня, до ушей доносился дохающий кашель слабых грудью испитых мужичков. Их сутулые жёны, которые были квёлыми ещё в девицах, безуспешно рядились в платья поярче и румянились ядовитой шпаклёвкой, чтобы придать лицу здоровый цвет. Место было лихое — куда ни плюнь, попадёшь в рванину. Субботний день ещё не был в разгаре, а по дворам шаталась пьяная молодёжь, бездумною лихостью своей подавая пример старшим, которые после пятничной гулянки только начинали раздупляться. Возле сточных канав играли дети с недовольными морщинистыми рожицами. Пускали кораблики из бумаги, плевались в прохожих, охотились с рогатками на голубей.
Пройдя по Рабфаковской улице, Жёлудь не без удивления заметил примыкающие к ней ажно целых три Рабфаковских переулка — Первый, Второй и Третий. Как исправные выводковые камеры в доме рачительного муравья росли вплотную друг к дружке жёлтые корпуса общежитий заводского имущества, где рабы плодились и размножались, принося халявное потомство к вящему достатку хозяев. Тут же был заводской родильный дом, обнесённых кованым забором с чахлым садом и гравийными дорожками. В нём и появлялась на свет та захудалая срань, коей были запачканы дворы и проулки, составляющая трудовой актив Великого Мурома.
Человек прохожий возбуждал в старожилах лёгкий внешний интерес, смешанный с безотчётным опасением. Здесь никто не ждал от незнакомца милости и, хотя сам мог оказать её по бедняцкой отзывчивости, был готов к внезапному нападению.
Выкатившаяся со двора компашка сразу не глянулась Жёлудю. Молодой лучник сделал морду кирпичом и скользнул по ним равнодушным взглядом, стараясь однако не встречаться глазами, чтобы не восприняли как вызов, но и не отворачиваясь, чтобы не приняли за нерешительность. Их было трое. Посредине шла похабно коротко стриженая девка в линялых синих парусиновых портках и кожаной куртке. Мучнистого цвета лицо украшал фингал под левым глазом. Два молодых пролетария выглядели посвежее. Мелкий, тощий и какой-то дёрганный парень в чёрном кожане был типичный порожденец городских трущоб, где мужики, казалось, появлялись на свет со сломанным носом. Он уверенно мог похвастаться богатой родословной муромских низов. Другой, вихрастый и розовощёкий, был повыше и покрепче Жёлудя. Доставшийся от родителей изрядный запас здоровья выдавал приехавшего из деревни на завод работягу в первом поколении.
Именно он со всего маху задел плечом проходящего мимо Жёлудя. Парня качнуло, а пролетарии профланировали себе дальше, как ни в чём не бывало. Жёлудь остановился и обернулся.
— Смотри, куда прёшь! — вспыхнул парень.
Пролетарии ожидали такой реакции, потому что дружно развернулись и ломанулись к нему.
— Чё хамишь? — быканул задевший его пролетарий.
— Проблем ищешь? — подскочил хилый.
Жёлудь не любил драться, но вырос со старшими братьями и выучился воздавать сторицей, выстаивая против превосходящих сил противника. К счастью, хилый тормознул, не решаясь сунуться первым. Рослый, которого Жёлудь про себя окрестил добрым молодцем, с ходу маханул рукой, как оглоблей, целя в ухо. Лучник отвернулся, кулак скользнул по затылку. Жёлудь, пригнувшись, отпрыгнул.
— Дай ему по гыче, Хомут! — крикнул хилый.
Добрый молодец ринулся в атаку, но Жёлудь встретил его ногой. Угодил в тазобедренный сустав, вложив в пинок всю массу тела. Нападающий сложился как китайский ножик и заскользил на заднице по тротуару.
— Чё ты, да чё… — забухтел он, поднимаясь, удар прошёл безболезненно.
— Ногами дерётся как эльф распетрушенный! — взвизгнул хилый. — Таперича держись!
Он вытащил из кармана и нацепил на пальцы кастет.
— Обойди его, Рахит, — распорядился добрый молодец Хомут, деловито вытряхивая из рукава что-то увесистое в кожаной мошонке, прицепленное к запястью сыромятным шнуром на петле.
Бледная девка привычно сдала к стене дома, чтобы не попасть под раздачу.
Ещё можно было убежать, но норов, проросший в вехобитских застенках, дал себя знать. «Я не отступлюсь!» — стиснул зубы Жёлудь и выхватил нож.
Прицепленный вдоль пояса подвязками ножен по всей длине, он был полускрыт отвисшей рубахой и в глаза не бросался. Тем неприятнее стало его появление в руках, казалось бы, безоружного парня, мигом уравнявшее жертву с преступниками. Такого коварства молодые пролетарии простить не могли и кинулись на подлеца, забыв об опасности и оставшемся дома среди пустых бутылок благоразумии.
