— Он батрачит на ферме, понятно? — быстро проговорила Аннаграмма и ужаснулась собственным словам. — У нас нет земли, у нас даже коттеджа нет. Вот правда, если тебе так хочется. Счастлива?
— Нет. Но спасибо тебе, — сказала Тиффани.
— Ты собираешься всем рассказать?
— Нет. Это не имеет никакого значения. Матушка Ветровоск хочет, чтобы ты все напортила, понимаешь? Она ничего не имеет против тебя… — Тиффани запнулась. — Ну, не больше, чем против всех. Она только хочет, чтобы люди увидели, что ведовство миссис Иервиг не годится. Как это на нее похоже! Она ни слова не сказала против тебя, она только позволила тебе получить именно то, что ты хотела, и все пошло прахом. Ты хотела коттедж. И ты все портишь.
— Мне только нужен денек-другой, чтобы во всем разобраться…
— С какой стати? Ты ведьма, живущая в коттедже. Ты должна все это уметь! Зачем было браться, если не умеешь?
Предполагается, что ты все это умеешь, пастушка! Зачем было браться, если нет?
— Так ты не собираешься мне помочь? — Аннаграмма глянула на Тиффани, и затем выражение ее лица немного смягчилось, что было так непохоже на нее, и она спросила: — С тобой все в порядке?
Ты должна все это уметь, пастушка! Зачем было браться, если не умеешь?
— Так ты не хочешь мне помочь? — Аннаграмма глянула на Тиффани, и затем лицо ее немного смягчилось, что было так непохоже на нее, и она спросила: — Что с тобой?
Тиффани моргнула. Так ужасно услышать свой собственный голос, эхом отозвавщийся с другой стороны рассудка.
— У меня нет времени, — беспомощно ответила она. — Может быть, другие смогут… выручить?
— Я не хочу, чтобы они узнали! — паника исказила лицо Аннаграммы.
Она умеет колдовать, подумала Тиффани. Вот ведовство ей не удается. Один вред от нее. Она только навердит. Она навредит людям.
Тиффани сдалась.
— Хорошо, я попробую выделить немного времени. В Тир Нанни Огг не так много работы. И я должна объяснить остальным. Они должны знать. Возможно, они согласятся помочь. Ты быстро учишься — ты сможешь ухватить основные понятия где-то за неделю.
Тиффани наблюдала за Аннаграммой. Она еще и раздумывала, стоит ли ей соглашаться! Если утопающей Аннаграмме кинут веревку, она начнет жаловаться, что цвет у веревки не тот…
— Ну, если они придут только чтобы помочь мне… — ответила Аннаграмма, оживляясь.
То, как девушка умудрялась в своих мыслях переиначить действительность, могло даже вызвать восхищение. Еще одна история, подумала Тиффани; в этом вся Аннаграмма.
— Да, мы будем помогать тебе, — вздохнула она.
— А может, мы даже скажем всем, что девочки приходят ко мне учиться? — с надеждой спросила Аннаграмма.
Говорят, что прежде чем выйти из себя, надо сосчитать до десяти. С Аннаграммой вам потребуются куда как большие числа, например, миллион.
— Нет, — ответила Тиффани. — Сомневаюсь, что мы так поступим. Это ты будешь учиться.
Аннаграмма открыла рот, чтобы возразить, но увидев выражение лица Тиффани, решила не начинать.
— Ээ, да, — сказала она. — Конечно. Э… Спасибо.
Этого Тиффани не ожидала.
— Они, помогут, скорее всего, — сказала Тиффани. — Нехорошо, если кто-то из нас потерпит неудачу.
К ее изумлению, девушка расплакалась.
— Это все потому, что я не считала их своими друзьями на самом деле…
* * *
— Не нравится мне она, — сказала Петулия, стоя по колено в копощащихся поросятах. — Она обзывает меня поросячей ведьмой.
— Ну, ты и есть поросячья ведьма, — ответила Тиффани. Она стояла снаружи загона. Большой хлев был набит поросятами. Запах был также невыносим, как и шум. Шел снег, мелкий как пыль.
— Да, но в ее словах на первом месте поросячья, а не ведьма, — сказала Петулия. — Каждый раз, когда она открывает рот, я чувствую, что сделала что-то не так, — она помахала рукой перед поросенком и пробормотала несколько слов. Поросенок скрестил глаза и открыл рот, получив большую порцию зеленой жидкости из бутылки.
— Мы не можем бросить ее на произвол судьбы, — сказала Тиффани. — Могут пострадать люди.
— Что же, нашей вины в том не будет, — ответила Петулия, давая лекарство другому поросенку. Затем она сложила ладони рупором и крикнула, перекрывая шум, мужчине в другом конце хлева. — Фред, с этой партией все!
Петулия выбралась из свинарника, и Тиффани увидела, что она подоткнула платье за пояс, а под него надела тяжелые кожанные штаны.
— Что-то они расшумелись сегодня утром, — сказала Петулия. — Разыгрались.
— Разыгрались? — спросила Тиффани. — Ох… да.
— Слышишь, как кабаны вопят в загонах? — сказала Петулия. — Весну почуяли.
— Да еще и Страшдества не было!
— Страшдество послезавтра. Да и как бы то ни было, весна спит под снегом, как говорит мой отец, — ответила Петулия, споласкивая руки в ведре.
И никаких ммм, подумал Третий Помысел Тиффани. Петулия никогда не мекает, когда занята работой. Она уверена в себе, когда работает. Тогда она крепко стоит на ногах. Стоит во главе.
— Если мы увидим что-нибудь дурное и ничего не предпримем, это будет наша вина, — сказала Тиффани.
— Ох, опять ты про Аннаграмму, — ответила Петулия. Она пожала плечами. — Ну, я могу зайти к ней где-то через неделю после Страшдества и показать кое-какие приемы. Это тебя порадует?
— Я уверена, она будет благодарна.
— Я уверена, что нет. Ты других спрашивала?
— Нет. Я подумала, если другие узнают, что ты согласилась, то, возможно, они тоже присоединятся, — ответила Тиффани.
— Ха! Ну что же, мы по крайней мере сможем сказать, что пытались сделать хоть что-то. Ты знаешь, я привыкла считать Аннаграмму умной, потому что она знает так много слов и колдует всякие блестящие заклинания. Но покажи ей больного поросенка и толку от нее ноль!
Тиффани рассказала ей про поросенка миссис Корчевщицы, и Петулия была возмущена.
— Нельзя такого допускать, — сказала она. — На дерево? Может быть, я заскочу к ней завтра пополудни, — она помялась. — Ты знаешь, что Матушка Ветровоск будет этим недовольна? Мы ведь не хотим оказаться между ней и миссис Иервиг?
— Разве мы не собираемся совершить правильный поступок? — спросила Тиффани. — Да и к тому же, что такого ужасного она нам сделает?
Петулия коротко рассмеялась, совсем не весело.
— Ну, — сказала она. — Во-первых, она может…
— Она не станет этого делать.
— Хотела бы я быть так же уверена, как и ты, — ответила Петулия. — Ну ладно, договорились. Ради поросенка миссис Корчевщицы.
* * *
Тиффани летела над верхушками деревьев, высокие ветви хлестали ее по ботинкам. Снег сверкал и переливался на слабом зимнем солнце, как сахарная глазурь на пирожных.
Утро прошло в делах. Ковен не был особо заинтересован в помощи Аннаграмме. Ковен сам давно не собирался. Зима выдалась хлопотная.
— Мы только слонялись вокруг Аннаграммы, а та отдавала нам приказания, — сказала Димити Хаббаб, размалывая минералы и осторожно кидая по одной частичке в крохотный тигель, нагреваемый в пламени свечи. — Я слишком занята, чтобы возиться с магией. От магии никогда не было никакой пользы. Знаешь, в чем ее беда? Она думает, что можно быть ведьмой, накупив всяких штучек.
— Ей только надо научиться, как вести дела с людьми, — ответила Тиффани.
В этот момент тигель взорвался.
— Ну, мы можем смело сказать, это вам не обычное лекарство для зубов, — проговорила Димити, выбирая осколки тигля из волос. — Ладно, выделю ей свободный денек, если уж Петулия согласилась. Но вряд ли оно пойдет ей на пользу.
Когда Тиффани вошла, Люси Варбек полностью одетая лежала в ванне с водой. Голова ее была под водой, но увидев всматривающуюся Тиффани, она подняла дощечку с надписью — Я НЕ ТОНУ!
Мисс Тик как-то заметила, что из Люси получится хорошая ведьмознатка, и поэтому она начала тренироваться.
— Не понимаю, почему мы должны помогать Аннаграмме, — сказала она, пока Тиффани помогала ей вытираться. — Она любит унижать людей своим сарказмом. И вообще, тебе-то что за дело? Она тебя недолюбливает.
— Я думала, что мы всегда ладили… более или менее, — сказала Тиффани.
— Неужели? Ты способна сделать такое, о чем она даже мечтать не смеет! Например, стать невидимой… Ты это делаешь с такой легкостью! Но ты ходишь вместе со всеми на собрания, ведешь себя, как все остальные, помогаешь убираться после собрания, и это сводит ее с ума!
— Слушай, я не понимаю, о чем ты.
Люси взяла сухое полотенце.
— Она не может перенести мысль, что кто-то лучше ее и не кукарекает об этом.
— Зачем бы я стала это делать? — спросила озадаченная Тиффани.
— Потому что будь она тобой, она так бы и поступила, — ответила Люси, старательно закрепляя вилку и нож в уложенных на голове волосах.[8] — Она считает, что ты смеешься над ней. И подумать только, теперь она зависит от тебя. Ты с таким же успехом могла бы втыкать булавки ей в нос.
