— Да все бабы — стервы! — возражал Соловей. — Вот у меня тоже была невеста, так та чуть свистнешь, сразу по морде сковородой: денег в доме не будет, видите ли! Да я ж свищу только ради денег! Ты понимаешь! Я ж в оркестре нашего Фольклора главный свистун, все арии на мне держаться! Я ж народный сказочный артист! Заслуженный, между прочим! А она! — пожаловался разбойник, утирая скупую мужскую слезу. — Она меня не понимала! А ты говоришь — мечта поэта!
— Давай, за нас, за мужиков! За терпение, брат! — взвыл в унисон с разбойником Елисей, и четвертая рюмка наконец-то пошла по назначению.
Через три часа братания Елисея и Соловья все заведение стояло на ушах. Соловей свистел, требуя подать жареного павлина для друга, а то, видите ли, царевичу Василиса такого не приготовит! Гарсон, привыкший ко всяким выходкам посетителей, приятным тихим баритоном объяснял сквозь свист и летающие вокруг предметы, что павлинов сие заведение не держит, так как является трактиром или кабаком (кому как удобно), а не забегаловкой на углу или каким — то дворцом падишаха, где подают всякую бурду. Елисей спал на барной стойке, мирно свернувшись калачиком, и на окружающее уже не реагировал. В результате бессмысленной беседы терпение гарсона кончилось. Он последний раз пробубнил что — то и исчез с поля зрения. Зато через несколько минут в зале появилась охрана трактира в лице трех богатырей и Аладдина. Народ в зале в лице трех орков, двух сирен и кентавра замер, ожидая развязки, лишь Соловей продолжал оглушительно свистеть.
— Почто буянишь, отрок! — рявкнул старший из богатырей Илья Муромец. — Что, в бубен давно не получал?
— Сейчас отведаешь силушки богатырской! — прорычал Алеша Попович свою знаменитую угрозу.
— Ребята, так это ж столичная знаменитость — Соловей разбойник! — радостно крикнул Добрыня Никитич, улыбаясь на все тридцать два. — Извините дураков неграмотных, друзей моих, они в искусствах ничего не смыслят. Только дубинкой махать горазды! А автограф для жены на память можно? Она у меня все Ваши пьесы наизусть знает! — Добрыня подпихнул Соловью мятую салфетку и гаркнул:
— Гарсон, что в приличном заведении и пера нет? Подать сюда, немедленно! Гость столичный пожаловал!
Через секунду из воздуха материализовался официант с чернильницей и пером на подносе и уточнил:
— Чего — с еще желаете — с? Извините-с, не признал, Ваше Высокоблагородие! — улыбнулся он Соловью. — Павлинчика жареного заказывали? Так это мы мигом, не извольте беспокоиться! — и исчез с такой же поспешностью, как и появился.
— Другое дело! — Соловей перестал свистеть и, сделав широкий жест рукой, предложил: — Садитесь, гости дорогие, всегда рады. Позвольте вам представить моего друга и брата царевича Елисея!
Богатыри с Аладдином обернулись и внимательно посмотрели на тело, дрыхнущее на стойке бара. Тело, надо сказать, на это никак не отреагировало.
— Устал мой бедный друг, — уточнил Соловей, — умаялся. Второй год невесту сбежавшую ищет.
— Вай мей! Гулящий баба! Куда падишах смотрит! Совсем стыд потеряли жэнщины! — подал голос Аладдин.
— А в глаз! — гаркнул Соловей — Она не гулящая. На девичник просто ушла, уснула от выпитого, наверное!
— Второй год дрыхнуть только Илюша наш может, — уверенно закивал Алеша Попович. — Вот однажды продрых он на печи тридцать лет и три года! После визита, кстати, вашего падишаха! — покосился он на притихшего Аладдина. — Тот ему коньяк "Хенеси" приволок местного разлива, расплатиться за подвиг какой-то хотел. Ну и приняли по ящику на душу населения. Падишаха подданные сразу домой уволокли и настоями отпоили. Не впервой! А Илюшка то местный! Сказал — отоспится. Ну и продрых, пока волхвы не пришли, да посохами по горбу не растолкали.
— Вай мей! Героя, как последний ишак, бьют, а он спыт! Вай! — запричитал Аладдин. — И кто! Благородный аксакал своими руками, вай мей! Куда падишах смотрит!
— Да падишах твой сам нажрался, тебе говорят! — огрызнулся Добрыня Никитич.
— Давайте выпьем, — предложил Соловей. — За богатырский сон!
Звякнули рюмки, и вся честная компания удовлетворенно крякнула.
— Ладно, буди прынца, — сказал Илья Муромец. — Помочь парню надо!
Соловей наклонился над ничего не подозревающим Елисеем и свистнул прямо в ухо юноши. Царевич подорвался с места, схватил меч, одновременно дико вращая глазами.
— За Родину! За Сталина! — заорал он и вылетел из трактира.
— Да, дела! — протянул Добрыня Никитич. — Плохо- то как парнишке. Надо помочь!
Переглянувшись, видавшие и не такое богатыри одновременно поднялись с мест и вышли следом за царевичем…
— Слышь ты, Алый день, или как там тебя? — Соловей обратил свой разбойничий взор на уже изрядно опьяневшего Аладдина. — Гастарбайтер хренов, ты чего сюда вообще приперся? Что, дома лавэ не хватает?
— Вай мей! Какой такой лавэ — мавэ? Ты чего такой грубый, а? Слушай, дорогой! Хочешь — рабочий мест уступлю? Будешь в комнат входить, кинжал вынимать, всех по морде бить, за волосы таскать! А тебе, Соловей — джан, начальник золото давать, руку жать, майфун дарить, в свой личный кишлак пускать секас делать! Хочешь, дорогой?
Сидящие за соседними столиками орки и сирены перестали предаваться буйству пьяной оргии и стали с любопытством наблюдать за содержательным разговором.
— Прям как по телеку: бегущая строка на РБК! — прокомментировал происходящее один из орков. Вся таверна дружно заржала. Глаза Соловья стали наливаться кровью.
— Да, не! — влез в диалог кентавр. — Это программу "Дом -3" снимают или шоу за столом! Эй! — крикнул он официанту, — а где режиссер? Я тоже хочу поучаствовать!
— Слышь ты, Гомо Парнокопытный! Ща поучаствуешь! — рявкнул вконец озверевший разбойник, поднимаясь с места и закатывая рукава. — Я — твой режиссер на сегодня!
Запущенный Соловьем стул полетел в кентавра, но лошадеобразный мужик успел отскочить в сторону. Стул пролетел мимо и резво треснул по башке одного из орков. Тот, как подкошенный, рухнул наземь. Двое друзей искалеченого, очевидно тоже возжелав стать телезвездами в этот неспокойный вечер, пошли в рукопашную. Аладдин с криком "Бей козлов, спасай Россию!" кинулся в бой с вилкой наперевес! (перепутал с кинжалом спьяну). Смешались в кучу кони, люди, а также орки и мебель местного производства! Драка была в самом разгаре, когда дверь трактира распахнулась и внутрь втиснулись богатыри. На руках Добрыни лежал бездыханный Елисей.
— А че это вы тут делаете, а? — поинтересовался Алеша Попович. И, не дождавшись ответа, рванул в эпицентр сражения. — А ну, отведайте силушки богатырской!
Илья Муромец попытался было перехватить младшенького богатыря, но, получив чьим-то сапогом в лоб, передумал.
— Да, пусть побалуется, — с отцовской интонацией произнес Добрыня. — Потренируется малец.
Попритихший, было, разбор полетов разгорелся с новой — богатырской — силой! Спустя минут двадцать поле битвы представляло собой одну свалку щепок, остатков мебели, осколков, клочков конского хвоста и участников сражения, живописно разбросанных по всему помещению. Откопав среди вышеуказанных предметов Алешу, Соловья и Аладдина, Илья покачал головой.
— Водки давай! — кивнул на бойцов Добрыня.
Илья поводил перед разбитыми лицами друзей стаканом, полным живительной, сильно пахнувшей жидкости:
— Самогон надежнее! — назидательно объяснил он Добрыне. В рядах бойцов пошло шевеление. Сначала, не открывая заплывших глаз, пришел в себя Алеша. Он потянулся молодецкими руками к стаканчику, вмиг осушив его, крякнул и произнес:
— Хорошо погуляли!
— Жато парнокопытное жапомнит как делают шоу надолго, — удовлетворенно прошелестел почти оклемавшийся Соловей. — Правда, опять к штоматологу надо будет идти. Аладдин просто вырвал налитый стакан из рук могучего богатыря и залпом опрокинул его в себя:
— Мужики, я русский выучил! — гаркнул он на весь зал и вырубился.
— Отпад! — констатировал Добрыня.
Соловей, оглядевшись, позволил себе сделать попытку подняться. Попытка была тщетной. Он рухнул опять на пол, обратив в полете внимание на тело в руках Добрыни.
— Что с ним? — дрогнувшим голосом спросил разбойник. — Что с друганом моим, с братишкой единственным? — Он с надеждой заглянул в глаза богатырей.
— Не далеко убежал, — по — отечески успокоил Илья Муромец.
— Упал, сердечный, — уточнил Добрыня Никитич, кивая на бездыханного Елисея.
— Три раза! — гордо добавил Алеша Попович.
Глаза Соловья стали опять наливаться кровью: — Э, мужики! По понятиям давай разбираться! Я за кореша ответ держать буду! В натуре!
Разбойника грубо прервали: над всем Фольклором поплыл призывный женский крик.
Кот — Бегемот, так вовремя появившийся у меня на кухне, медленно вплыл в комнату. Обозрев всю честную компанию, взвизгнул, подпрыгнул на месте и заорал:
