— Слушай, они что, вместо того чтобы бороться с подобрением, думают, как глухих подобрить?! — спросил меня Стас. Я пожал плечами и предположил:
— Просто они сами уже добренькие, вот им и кажется, что это нормально.
Стас сделал большие глаза. Тем временем премьер постучал по столу и осадил весельчаков:
— Дома наговоритесь! У кого еще имеются соображения по существу вопроса?
— Позвольте мне, — поднялся моложавый улыбчивый человек, похожий на индейца.
— Пожалуйста, пожалуйста, господин Втайгу.
— Господин председатель правительства, мне кажется, более важной проблемой является не то, как заставить глухих слушать, а определиться, ЧТО они должны услышать, чтобы перестать быть такими нехорошими.
— Костя! — воскликнул Стас. — И про Леокадию они, выходит, тоже не знают!
Я согласно кивнул.
— Не понял? — нахмурился премьер. — Мне доложили, что суть проблемы такова: те наши граждане, которые слышат, противоправных поступков не совершают, а вот те, кто не слышит, — представляют угрозу для общества.
— Это не совсем так, господин премьер, — настойчиво сказал Втайгу. — Противоправные поступки сейчас совершают все, но те, кто слышит, делятся с остальными, а вот глухие — не делятся. Бандами глухих захвачены ГУМ, Бабаевская шоколадная фабрика и ряд других стратегически важных объектов помельче. И они туда никого не пускают. А на другие объекты люди заходят спокойно и выносят все, что им нужно.
— Меня неверно информировали, — сказал премьер беспокойно. — Наверное, не хотели меня расстраивать… Вы, Кожемяка Гермагентович, садитесь, садитесь, в ногах правды нет… Я вас, простите, не обидел? О вашей кристальной честности нам хорошо известно. Это не про ваши замечательные ноги сказано. Это пословица такая. Нашего замечательного народа.
— Позвольте вмешаться, — раздался высокий голос, и на экране возник толстенький розовощекий человек.
— Валяйте, — разрешил премьер.
— Я понимаю, что отклоняюсь от темы, но то, что я скажу, кажется мне весьма важным.
— Что именно? — нахмурился премьер.
— Дело в том, что в связи с изменением поведения наших граждан наметилась и еще одна нехорошая тенденция.
— Какая? — спросил премьер. — Только, пожалуйста, не расстраивайте меня еще сильнее. Я вас предупреждаю.
— Я постараюсь, — кивнул розовощекий. — Дело вот какое. Наши граждане в последнее время практически перестали заниматься, простите, сексом…
— То есть у нас его снова пет? — хихикнул премьер. — Как раньше, в Советском Союзе?
Журналисты загомонили.
— Вот именно, — подтвердил министр, повышая голос. — А это не может не повлиять на демографическую ситуацию…
— Знаете что, — нахмурился премьер. — Не сгущайте. Мы с вами не вправе вторгаться в интимную сторону жизни наших граждан. У нас не полицейское государство. Или, может, — игриво погрозил он пальцем, — вы переносите на государственный уровень свою личную проблему? — Журналисты зашумели еще громче. — Демографический вопрос, господин министр, у нас и раньше стоял, и еще, извините, постоит… — посерьезнел премьер. — Что-то еще у вас есть?
— Да много чего, — пробормотал смущенный чиновник. — Одни хирурги операции делать отказываются, другие, наоборот, любую болячку эфтаназией лечат…
— Вот и разберитесь с этим сами. Привыкли, понимаете, что за вас каждую мелочь решают! Зря вы перебили Кожемяку Гермагентовича. Так как вы сказали, господин Втайгу? Проблема в том, ЧТО должны услышать глухие?..
Тут Стас треснул по пульту, и телевизор отключился.
— Ты чего? — удивился я.
— Костя, а ведь мы вымираем, — зловещим голосом сказал он.
— Да брось, с чего ты взял?
— Фрейда надо читать! — заявил он так, как будто сам его читал. — Секс и агрессия — вещи взаимосвязанные!
— Ерунда это все, по-моему.
— Что значит «ерунда»?! Ты слышал, что министр здравоохранения сказал?
— Мало ли что он сказал. Да даже если и так, это все равно ничего не значит. Ну, станут люди этим в десять раз реже заниматься, зато про противозачаточные средства добренькие точно забудут. Не вымрем.
— То есть тебя все устраивает?
— С чего ты взял? Все это мне сильно не нравится. Люди становятся какими-то безвольными, бессмысленными идиотиками…
— Короче, мир, Костя, надо спасать, — заявил Стас веско.
— И спасать его будем мы? — уточнил я.
— А кто ж еще?! — усмехнулся он. — Конечно, мы. С Кубатаем и Смолянином было бы сподручнее, но где ж их взять-то?
— А от кого спасать?
— «От кого, от кого», — передразнил Стас. — От злодеев, от кого же еще! От тех, кто эту песенку выдумал, чтобы поработить человечество.
— И кто это? А, понятно. Инопланетяне, — сказал я скептически.
— «Голоса Вселенной» начитался, — констатировал Стас и вздохнул. — Я не знаю, кто это… — и вдруг, шлепнув ладошкой по столу, он воскликнул: — Зато я знаю, кто нам сможет это сказать!
— Кто?
— Леокадия, Костя! Надо ехать в Москву и искать ее!
Стас забегал по комнате, бормоча:
— Подожди, подожди, подожди…
Когда на него нападает вот такая бешеная лихорадочность, его лучше не трогать. Он схватил телефон и набрал 09.
— Алле! Девушка! Мне нужно срочно позвонить в Москву, в «Останкино»! Да-да, телецентр! Куда? В приемную генерального директора, конечно!
Я понял ход его мыслей. Действительно, по Первому Леокадию крутят непрерывно.
— Да, я знаю, знаю, что не даете. Но мне очень, очень надо… Ну, пожалуйста! Ну, девушка! Если не дадите, мне будет очень-очень плохо… — В его голосе послышались надрывные нотки… — Хорошо, хорошо, я подожду!
Он прикрыл трубку ладошкой и скомандовал:
— Бумажку и ручку! — потом добавил: — Все-таки есть кое-какие плюсы в том, что люди стали добренькими. Хрен бы она раньше мне стала этот номер искать… Да?! — вернулся он к разговору с трубкой. — Да, записываю!
— На! — сунул он мне в нос трубу и бумажку. — Звони генеральному. Его фамилия Эрнестов. Я про него передачу видел, как он свою карьеру на телевидении начинал. — Стас говорил, пока я послушно набирал код Москвы и номер. — Носильщиком. Они с другом в две смены работали — один заносилыциком, другой выносильщиком, потом наоборот…
— Алле?! Слушаю вас? — раздался в трубке предельно приветливый женский голос, и я показал Стасу, чтобы он заткнулся.
— Я хочу поговорить с Эрнестовым.
— К сожалению, он в командировке, но я могу соединить вас с его заместителем Хемингуэевым. Как вас представить?
— Э-э… — замялся я. — А можно без представления?
— Конечно!
Я прямо зрительно представил себе ее ослепительную улыбку.
— Это я по привычке спросила. Шеф будет счастлив поговорить с вами и без всякого представления.
В трубке заиграла музычка.
— Эрнестова нет, — сказал я Стасу, прикрыв трубку, — есть какой-то Хемингуэев…
— Вот-вот, — закивал Стас, — вот с ним они по очереди и работали…
Музычка прервалась, и в трубке раздался хрипловатый мужской голос:
— Да-да?
— Здравствуйте, — сказал я, слегка смутившись и снова затыкая Стаса. — Простите, пожалуйста, я звоню издалека… Скажите, как мне найти певицу Леокадию?
— Леокадию… Леокадию… — повторил голос. И вдруг заговорил быстро и горячо: — Всякий бы хотел знать! Мы ее и сами мечтали к рукам прибрать! У нее ж популярность бешеная, Зефирова отдыхает! Рейтинг просто невыносимый. Золотая жила. Но никто не знает, где ее искать.
— Как же так? — удивился я. — Она же по всем каналам выступает!
— Так ведь не живьем! Это все клипы! Концертов она не дает, а ролики на все канаты приходят неизвестно откуда. И за непрерывную ротацию бабки перечисляются просто чумовые! Чумовые!!!
Стас прав, в подобрении есть и плюсы. Фиг бы он со мной так раньше откровенничал. Скорее всего вообще бы разговаривать не стал.
— А от кого они перечисляются? — поинтересовался я.
— В том-то и дело, что никто не знает от кого. Но по секрету вам скажу, всем известно, что ведет ее продюсер Перескоков.
— Дайте мне его телефон, — попросил я.
— Чей? — холодно отозвался Хемингуэев. Я почувствовал, что сделал что-то не так, но все равно пояснил:
— Продюсера Перескокова.
— Что-то мне не хочется, — с поразительной для добренького честностью признался телевизионщик. — У меня-то не получилось найти Леокадию, вдруг у вас получится…
— Я сказал, дайте телефон! — потребован я более настойчиво. — Дайте!
— Не дам.
— Дайте, или я что-нибудь с собой сделаю!
— Ладно, ладно, пишите!
И он продиктовал.
По следующему номеру снова звонил Стас. Разговор с Перескоковым был подозрительно коротким. Стас что-то записал и отключился.
— Не человек, кремень, — сказал он. — Вот адрес. Разговаривать о Леокадии он будет только при личной встрече.