— Зачем же было лезть в эту вашу гвардию?! — В Орландине взыграла ущемленная гордость наемника — того, кто как раз зарабатывает деньги, прикрывая собой таких вот, как этот самовлюбленный старый хрен!
— Ну да! — нахмурился он, тщетно пытаясь попасть ключом в скважину. — Но то ж дворцовая гвардия. Чтоб, так сказать, охранять священную особу круля, участвовать в парадах… Но чтобы воевать?! Храни меня Перкунас! Кто же тогда станет поднимать Большое Дупло, охранять его от посягательств зловредного пана Мудри из Козлиных Кучек? Эх, паненка, паненка, видно, что у вас нет своего маетка.
— Вы угадали! — развела амазонка руками.
— То-то же! — назидательно поднял палец вверх ясный и вельможный пан. — Я думал, что умнее своего отца! И вот что получилось! Нет, бежать, бежать отсюда, пока еще не все перекрыто, надо дезертировать!! И вам, юная паненка, я советую уносить отсюда ноги как можно быстрее! Потому что поверьте старому человеку, который годится вам в дедушки: на войне юной девицей быть ох как опасно… Она может перестать быть девицей и даже вообще перестать жить…
— Сестра, объясни, в конце концов?! — настойчиво обратилась к ней Орланда, когда та захлопнула дверь и принялась одеваться. — Что творится?
— Собирай барахло, — распорядилась воительница. — Похоже, нам надо убираться отсюда!
— Что такое, чем тебе эта гостиница не нравится?
— Мне этот город не нравится… Давай собирайся и не умничай.
Орландина была экипирована уже через пять минут.
Вытащила из тюка стеганый подкольчужник, тщательно завернутый в холстину, старательно его зашнуровала, а поверх натянула глухой кафтан.
Меч она решила не брать. Сейчас город, судя по шуму за окнами, стоит на ушах, и человека при оружии могут схватить под горячую руку. Зато взяла три кинжала. Один сунула за голенище, другой — в рукав, третий не без колебаний, повесила на пояс.
И, строго наказав сестре собирать вещи и никуда не выходить, а буде начнут ломать дверь — бежать в окно, она решительно спустилась вниз и зашагала рассветным Тартессом по направлению к морю.
Ее собственный военный опыт плюс рассказы старших подсказывали, что сейчас множество народу в панике ломится в городские ворота, скандаля со стражниками, не менее напуганными, а потому злыми и непреклонными. Кроме того, сигнал, который время от времени повторяли трубы с городских башен, подается в случае, когда враг действительно появляется уже в виду городских стен.
Но море будет свободным еще день-другой.
Конечно, за место на корабле придется заплатить. Но, слава всем богам, деньги у них есть!
При виде толпящихся у входа на причалы галдящих моряков и торговцев она с холодным отчаянием поняла, что опоздала.
— Нептун-Моревладетель! Да откуда они тут?..
— Шесть стай…
— Проклятый Аргантоний!
— Главное, как чувствовали…
— Нет, это неслыханно! За что мы платим десятину Империи? У нас ведь договор!
— Куда смотрит август!
— Известно куда — за пазуху Клеопатре! На другое он уже лет десять как не годен!
— Не кощунствуйте!
— Это с каких пор правда стала кощунством?
— Да хватит вам! Вы лучше про другое думайте! До богов высоко, до августа далеко! А вот эти ребятки, — взмах рукой в сторону моря, — близко!
— Тридцать вымпелов… Со времен последней войны с викингами такого не бывало.
Протиснувшись между толстым тартесситом и высоким мавром в длинной хламиде, Орландина наконец добралась до ворот.
В этот момент солнце поднялось над горизонтом, и девушка явственно разглядела то, о чем уже догадалась.
Десятки разноцветных парусов поднимались над хищными низкобортными телами пиратских галер. Прищурив глаза, она даже разглядела крошечные черные стяги на мачтах.
На палубах нескольких вражеских суден замерцали зеркала — они передавали сигналы кому-то на берег.
Амазонка повернула обратно, испытывая нелепое и недостойное истинного воина желание пырнуть кого-нибудь мечом, которого при ней не было.
В номере она упала на койку, не снимая сапог, и смотрела в потолок, пока не пришлось встать и успокоить разревевшуюся сестру, твердившую, что они чем-то прогневили ее Бога и всенепременно погибнут.
Только она уняла хнычущую Орланду, как в дверь постучали.
Взяв кинжал (вдруг это очухавшийся Пульхерий пришел разбираться), она отворила.
За порогом стояли двое стражников.
— Белинда, сераписская амазонка, тут проживает?
Отрицать смыла не имело, и она покорно побрела за ними. Что ж ей, побоище устраивать, что ли? Может, обойдется.
Брести, впрочем, было недолго.
Они добрались до какого-то трактира, вокруг которого стояло оцепление, а внутри него бродили напуганные притихшие бабы — человек двести.
«Не иначе, ищут кого-то», — подумала Орландина.
Но надпись на куске холста над трактиром буквально убила ее.
«Женская когорта Тартесского царского ополчения».
И вместе с облегчением испытала откровенную злобу на жизнь. Похоже, ее ждут неприятные сюрпризы.
Высокий худой человек с седой бородой и хмурым лицом внимательно ее оглядел.
— Ты, что ли, будешь амазонка сераписская?
— Да, я, — буркнула Орландина. — Только вот я… в отпуске и на ратную службу наниматься вроде не собиралась.
— Ты работу искала, так? — пожал плечами начальник городского ополчения. — Искала. Чем тебе не работа?
— Но я даже не жительница Тартесса и вообще не подданная этого вашего князя, — попыталась возразить воительница.
— Царя, — поправил он. — Запомни, титул наследственного правителя Тартесса — царь. А начет того, чья ты подданная, так это никого не волнует, — отрезал седой. — У нас тут война, как ты, может, заметила, и на счету каждый, кто знает, с какого конца держать копье. С Империей у Тартесса военный союз. Так что считай себя мобилизованной в союзническое войско. Впрочем, можешь попробовать сбежать. Те, кто торчит за стенами, уже успели соскучиться по женам. Знаешь, что бывает во время смуты и мятежа с молоденькими хорошенькими девушками? Впрочем, где тебе…
— Знаю, — с обидой прошипела Орландина. — В Сиракузах побывала как-никак, не совсем сопливая.
Он с сомнением посмотрел на нее.
— Молодая ты больно для Сиракуз. А, ладно… — махнул рукой. — Тогда тем более понимать должна. Теперь, поскольку из всех наших баб ты единственная, кто знакома с нормальной солдатской службой, я назначаю тебя своим помощником.
— Ух ты! — Впервые Орландина подумала, что дело не так уж плохо. — Это чего же, я буду сотником, так, что ли? Центурионом? А жалованье тоже соответствующее?
— Сотником ты не будешь, — грубо фыркнул, как отрезал, он. — Еще чего не хватало! Под сотником — еще куда ни шло. Тут тебе не Серапис и не твой легион, слава богам. Будешь опционом, и скажи за это спасибо. А жалование тебе будет двойное. За должность — тридцать дисм, то есть круглым счетом два солида в месяц.
— Сколько-сколько?! — вытянулось лицо амазонки. — Да за такие деньги не то что солдата, и козу-то толком не прокормишь…
Тут, конечно, она малость преувеличила. Козу и даже небольшое стадо можно было прокормить.
Ее обычное жалованье в Сераписе составляло двадцать пять денариев в месяц — ровно один золотой. Но ведь это в мирное время. Здесь же другая ситуация. Война. А на войне и платить полагалось больше. Только за помянутый сицилийский поход она получила аж восемьдесят денариев серебром! Целых три ауреуса!
Хотя если прикинуть, то выходит не так уж и плохо. Тартесский золотой солид в полтора раза тяжелее имперского ауреуса. Прилично.
— Сколько положено, столько и будет! — вновь отрезал хилиарх. — У нас забранный на службу в войско вообще зарабатывает десять дисм. Кстати, жалованье первый раз получают на третий месяц службы. А до этого еще надо дожить. Хе-хе! Но ты, как-никак, мой помощник. Поэтому радуйся…
На стол выкатились два больших и массивных золотых кружка.
Он улыбнулся, и белые зубы сверкнули из полуседой бороды.
В одном из казематов Тартесской крепости сидели в кружок вокруг котелка со скудной снедью несколько женщин.
Дряхлая старуха с длинными жилистыми руками и глазами пронзительно черными, несмотря на годы. Деметра, кашевар второй центурии, орудующая копьем и мечом не хуже, чем поварешкой (где только научилась?). Аспасия и Гестия — две крепкие некрасивые девицы, похожие как сестры, но даже не родственницы. Акробатки из бродячего цирка, коих взяли в воинство исключительно за силу и ловкость (перед тем как призвать на службу, их вытащили из постелей местных стражей порядка).
Лекка — молодая крестьянка из какого-то окрестного села, крупная и сильная, застигнутая мятежом, когда везла в Тартесс вино. Хилиарх Лепреон увидел, как она без посторонней помощи снимает с телеги здоровенные амфоры, и это решило ее судьбу.
