— Do you speak English? — спросила она Владу тотчас после взаимного представления.
— Только во сне, — машинально ответила Влада, и все три девушки моментально ее возненавидели. Зато парни — студенты журфака — наперебой говорили ей комплименты и приглашали танцевать.
Алекс пыжился от гордости.
Вначале пили коньяк и шампанское, закусывая бутербродами с икрой, красной рыбой и более затейливыми, со шпротами, лимоном и зеленью, потом танцевали, а когда окончательно стемнело, Алекс включил видак.
— Фильма называется «Обнаженная с пистолетом», — торжественно объявил он. — Лицензионная кассета, единственный экземпляр в Москве!
Разместились попарно — кто на диване, кто в креслах, кто на полу, на вновь расстеленном после танцев ковре с длинным пушистым ворсом.
Фильма оказалась порнушкой, однако незаурядной, сделанной не только профессионально, но и почти талантливо. Наверное, поэтому уже через полчаса никто, кроме Влады, не смотрел на экран. Вначале руки Алекса, а потом и губы давно уже хозяйничали под блузкой Влады, благо вырез был глубокий, а тонкий кружевной лифчик почти не мешал. Влада чувствовала, как наливаются желанием груди и твердеют соски, как ее тело откликается на все более настойчивые ласки Алекса — и оставалась совершенно равнодушной и к нему, и к собственному телу. Она словно бы смотрела на себя — чужую, незнакомую — со стороны, точно так же, как смотрела на других девушек, находившихся в гостиной. И даже если бы Алекс начал трахать ее сейчас прямо здесь, на глазах у всех, — она, пожалуй, и за этим наблюдала бы с брезгливым любопытством. Но Жанна, девушка с осиной талией и платиновыми волосами, в расстегнутой до пояса блузке и сбитой набок юбке, вдруг поднялась и громко спросила:
— Во сколько девушка из хорошей семьи должна ложиться спать?
— В восемь часов вечера, — тут же откликнулся ее партнер, уже успевший снять рубашку.
— Потому что в одиннадцать она должна быть дома, — закончила Жанна. И, плотно прижимаясь к своему парню, вышла из гостиной.
— Ребята, только аккуратнее. Чтобы никаких следов! — крикнул им вслед Алекс. Тотчас гостиную покинула еще одна пара.
— Идем и мы, — жарко зашептал Алекс в ухо Владе. — В мою комнату.
Но Влада, ничего не отвечая, не двигалась с места. Она не была способна ни на малейшее усилие — ни физическое, ни душевное. И тогда из гостиной ушла последняя пара, а Алекс, легко подняв на руки, перенес Владу на диван. Поверх покрывала была брошена непонятно кем и когда простыня. Влада обнаружила вдруг, что на ней нет уже ни безрукавки-болеро, ни блузки и что Алекс, поворачивая ее, словно куклу, стягивает с бедер юбку. Последний бастион — узкие кружевные трусики — она тоже отдала без боя. Только спросила:
— У тебя презервативы есть или мне свои достать?
— Есть, — огорчился Алекс, но повиновался. Она почувствовала, как он властно и уверенно овладевает ею, как меняет темы, что-то ласково шепчет на ухо… Запах мужского пота показался Владе резким и неприятным. Алекс долго ждал, пока она начнет отвечать на его движения, хоть как-то реагировать на них, и наконец не выдержал. Но даже заключительные конвульсии его красивого, с рельефными мускулами, тела не вызвали во Владе никаких эмоций, кроме желания поскорее из-под этого тела выбраться.
— Тебе со мной… неинтересно? — спросил раздосадованный Алекс, когда Влада начала молча одеваться.
— Совершенно, — бездушно произнесла Влада первое слово, пришедшее ей в голову.
— Почему? — не понимал Алекс. — Говорят, в постели я очень хорош.
— Наверное. Но ты пока еще — маленький мальчик, пытающийся играть во взрослые игры. Ты не знаешь, что такое кровь, а значит, не можешь знать, что такое любовь, — ответила Влада опять-таки почти автоматически, почти не осознавая слова, которые произносила.
— Так я что, убить кого-нибудь должен? — не поверил ей Алекс.
— Не знаю, — беззаботно ответила Влада. — Каждый приходит к этому по-своему. Но с малышами вроде тебя мне уже неинтересно.
— И это говоришь мне ты, еще даже несовершеннолетняя?
— Вот я и говорю: мальчик, — погладила Влада Алекса по коротким волосам, изображающим прическу «мой милый дикобраз». — Ты даже не понимаешь, что календарный возраст не имеет никакого значения, что бывают двадцатилетние старики и семидесятилетние юноши.
— Останься со мной сегодня, — тихо попросил Алекс.
— Не могу. Я воспитанная девушка из хорошей семьи, а сейчас уже… начало одиннадцатого. Через полчаса я должна быть в постели — своей, а не твоей!
Влада проверила перед зеркалом, все ли детали туалета на месте, вышла в прихожую. Алекс отыскал и подмог ей надеть плащ.
— Я отвезу тебя.
— А квартира? К тому же ты пил коньяк, можешь лишиться прав.
— Да, ты права, — скаламбурил Алекс. — Тогда я возьму такси.
На улице накрапывал дождь, но предусмотрительный Алекс раскрыл зонтик. Ему долго не удавалось поймать машину — таксистов в Москве в последние годы сильно поубавилось — и в конце концов Алекс остановил частника, медленно катившего на стареньком «жигуленке» с зеленым огоньком в углу ветрового стекла.
— Давай я поеду с тобой, — предложил Алекс.
— Не надо. Хозяин не должен надолго оставлять своих гостей.
Алекс поцеловал ее, и Влада подумала, что больше желания прикасаться к холодным, словно чугунная ограда памятника, губам у этого юноши не возникнет.
Водитель дребезжащего «жигуленка» задал Владе пару вопросов, объяснил, что только на таком автохламе сейчас в Москве и можно безопасно заниматься извозом, и, убедившись, что Влада не намерена вступать в беседу, замолчал. А она ехала и думала над своими словами, сказанными Алексу, а еще о том, что сегодня она — формально — изменила Стасу, чтобы хоть ненадолго забыть о нем, забыть о том, что они со Стасом — Твикс, сладкая парочка наемных убийц, забыть и о том, что жить ей осталось, быть может, всего две-три недели. И ничегошеньки она не забыла, ничего у нее не получилось. Неужели так теперь будет всегда? Неужели она сможет испытывать наслаждение лишь со Стасом, с этим начинающим киллером, только зная, что завтра или послезавтра он снова станет убивать, а она, преодолевая страх и отвращение, — ему помогать?
Едва Влада вошла в дом, позвонил Алекс — убедиться, что она добралась нормально.
— Как ты мог отпустить несовершеннолетнюю девушку одну в машине с незнакомым мужчиной? — возмутилась Влада.
— Но ведь ты сама так захотела! — опешил он.
— Кто из нас мужчина, ты или я? — спросила Влада и, не дожидаясь ответа, положила трубку.
А теперь в ванную, в ванну, побыстрее смыть с себя чужой пот и…
К счастью, ничего, кроме чужого пота, ей с себя смывать в этот раз не нужно.
Возвращаясь домой со «сборов», Стас ругал себя последними словами. Карабас оказался гораздо хитрее и коварнее, чем поначалу казался. Он не оставил им с Владой ни малейшего шанса, ни разу, как говорит отец, не подставил борт. Более того, Кукловодов попытался втянуть в дело и отца. Ужас какой: член-корреспондент Ивлев Валерий Викторович, ученый с почти что мировым именем, помогает замести следы киллерам! И вычисли этих киллеров милиция — отец запросто может сесть на скамью рядом с ними как соучастник. Если он догадается, что на самом деле произошло, то окажется перед страшным выбором: или заявить на сына, или стать соучастником — tertium non datum. Но вряд ли отец побежит в милицию…
Прежде чем войти в дом, Стас хотел было позвонить Витьке Гультяеву, поблагодарить за информацию, но спохватился: про убийство Заварухи могут сообщить уже сегодня вечером в программе «Время», не стоит лишний раз укреплять в голове Гули связь между смертью Заварухи и тем, что Стас Ивлев просил навести о нем справки.
Едва обнявшись с матерью, Стас принял душ и, отказавшись от обеда, но в двух-трех фразах рассказав о командировке в Питер, ушел в свою комнату. Он попытался заснуть, но не смог, хотя чувствовал себя разбитым и усталым.
Мать, заглянув в комнату, сообщила, что идет в магазин, купить что-нибудь вкусненького к ужину. Дождавшись хлопка входной двери, Стас вынул из телевизора предохранители и, порывшись в ящике трельяжа, нашел полузасохший бесцветный лак для ногтей. Покрыв лаком металлические колпачки предохранителей, Стас положил их сохнуть, а сам проделал такую же операцию с предохранителями маленького телевизора «Сони», стоявшего в кухне на холодильнике. Программа «Время» — единственная передача, которую отец смотрел, если в девять вечера бывал дома. Сегодня и завтра он этого удовольствия, к сожалению, лишится. А вдруг покажут стройплощадку, на которой милиция уже нашла взорванный и обгоревший кабриолет? А вдруг отец узнает машину? Кабриолет для Москвы пока еще диковинка… Кто умножает познание — тот умножает скорбь! Отец не должен догадаться, что его сын — киллер.
