Просеяв муку, я получил следующее задание. Отделил желтки от белков и, вооружившись венчиком, начал их взбивать.
— Как только фея вернется, мы должны ей все рассказать. — забубнил мне в ухо Евлампий. — Иначе будет слишком поздно. Пока у нее есть шанс, она же умеет летать.
— Точно! Может посоревноваться в скорости с летучими обезьянами. — подтвердил я, орудуя венчиком.
— Неужели тебе ее не жалко? — спросил голем.
— А почему я, собственно говоря, должен ее жалеть? — удивился я, не забывая растирать желтки.
— Она ведь живая. Она говорит, думает и мечтает.
— Ты тоже болтаешь без умолку, но при этом совсем не живой. — съязвил я.
Голем фыркнул:
— Ирония здесь не уместна, мы говорим о бытие и смерти!
Махнув свободной рукой, я не стал отвечать.
— Я настаиваю. — не успокоился Евлампий.
— Я ничего не буду делать, а ты как хочешь! — ответил я.
Желтки, сахар и разогретое сливочное масло уже превратились в однородную массу. Подошел дядя, чтобы передать мне цедру с миндалем. Голем замолчал, предварительно кивнув.
Пусть так и будет. Хочет предупреждать, пожалуйста. Только без моего участия.
— Шустрее, крысеныш. — прикрикнул Оливье.
Я изобразил более энергичную деятельность. Расправился с желтками, с белками. Поучаствовал в финальной части приготовления теста и его выливании в объемный сосуд, сужающийся кверху.
— Что они так долго! — причитал Оливье. — У нас все готово!
Я заметил, что на нас смотрят остальные повара.
— Чего это они? — нервно спросил я.
— Ждут фею! — ответил дядя. — Им нравиться смотреть, как она барахтается в тесте.
Он ухмыльнулся:
— У всех свои причуды.
— Причуды? — переспросил Евлампий.
Ему никто не ответил. Из портала, недалеко от нас появилась Людмила в сопровождении Чичи. Она переоделась в обтягивающий костюм из блестящего бежевого материала.
Кухня оживилась. Помощники засвистели. За что получили от поваров оплеухи.
Впервые, после прибытия на Изумрудный остров фея улыбнулась и приветственно подняла руки.
— Мы не можем этого допустить! — закричал Евлампий.
Никто не обратил внимания на его вопль. Тогда голем начал трансформироваться. Не знаю, что при нынешних размерах он собирался делать. Скорее всего, это жест отчаяния. По крайней мере, я на это надеялся. Не хотелось, чтобы он что-нибудь натворил.
Людмила нетвердой походкой подошла к сосуду с тестом и подала Оливье руку. Дядя галантно помог ей забраться на табурет. Повара и помощники захлопали. Кухня наполнилась громоподобными аплодисментами.
Фея, продолжая глупо улыбаться, оттолкнулась от руки Оливье и, обернувшись искрящимся облачком, проскользнула в сосуд. Я стоял близко, и видел, внутри она снова превратилась в миниатюрную девушку с крыльями.
Повара и их помощники вернулись к работе.
Из сосуда раздался мелодичный звон, эхом понесшийся по кухне.
Голем трансформировался, из его рук-стволов валил пар, в вихре под ногами сверкали молнии.
— Следи внимательно! — шикнул на меня Оливье. — Я отлучусь ненадолго!
— Да, учитель.
Он пробрался между столов и скрылся в портале следом за Чичей. Преображения голема никто не заметил. Его скромный размер сыграл нам на руку.
— Что ты творишь? — прошептал я. — Немедленно прекрати!
— Цель найдена. — сказал Евлампий и трещина, заменяющая ему рот, растянулась в улыбку.
— Не вздумай! — шикнул я и попытался накрыть его ладонью.
Голем увернулся, но я ухватился за одну из его маленьких рук. Она оказалась невыносимо горячей.
— Огонь!
— Я тебе дам огонь! — взвизгнул я и, не смотря на боль, потащил его ствол вверх.
Голем выстрелил. Крошечный камешек, похожий на песчинку, с хлопком выскочил из отверстия в основании руки. Проследить его траекторию я не смог, но через мгновение услышал щелчок. Снаряд попал в сосуд с тестом для грандиозного праздничного торта.
Схватив с ближайшего стола мерный стакан, я накрыл Евлампия. Голем продолжал выпускать снаряды, они ударялись о поверхность стакана и падали ему под ноги.
Я облегченно вздохнул и повернулся к сосуду. Вместо мелодичного звона оттуда расходилась печальная мелодия, которую я уже однажды слышал. Я подошел ближе.
— Что ты делаешь?
Фея посмотрела на меня расширившимися глазами:
— Я испугалась! — нервно произнесла она.
— Немедленно перестань! — грозно сказал я. — Скоро вернется учитель!
— Не кричи! — взвизгнула фея. — Я стараюсь.
— Пожалуйста. — просительно протянул я.
Людмила не ответила, но печальная мелодия оборвалась, и раздался музыкальный звон.
Голем пыжился выбраться из-под стакана. Пока у него не получалось. Я решил не тратить на него время и натянул на стакан край рубахи. Маскировка так себе, но хотя бы держится без моего участия.
— Думаю достаточно! — проговорил незаметно подошедший Оливье.
Я чуть не подпрыгнул от неожиданности.
— Вылезай!
Искрящееся облачко вылетело из сосуда и превратилось в фею.
— Ты что стоишь? Пора крем готовить! — завопил дядя.
Я побежал к столу, на ходу чуть не столкнувшись с феей. Она поднесла палец к губам и выразительно посмотрела на меня. Я кивнул. Конечно, я никому ничего не скажу. Я что, сумасшедший. Людмила кивнула в ответ и, покачиваясь, пошла к порталу. От нее сильно пахло кислыми яблоками.
«Обязательно напоить синим сидром», вспомнил я.
— Что у тебя с плечом? Чем ты тут занимался? — недовольно спросил Оливье.
Я вытащил стакан с Евлампием из-под рубахи. Голем еще пребывал в трансформе, упрямо расстреливая поверхность стакана.
— Чего валун бушует? — поинтересовался дядя.
— Из-за феи. — честно сказал я. — Считает, что вы ее неправомерно используете.
— Ох, крысеныш. — вздохнул Оливье. — Где ты слов-то таких нахватался! Не доведет тебя до добра твой голем.
Я не стал говорить, что он не мой. Что это по дядиной милости голем сидит у меня на шее. Хотя и распирало.
Евлампий прекратил огонь, разглядев, что феи в сосуде нет.
Я сразу снял стакан. Ходить с ним на плече и неудобно и глупо.
Оливье отправил сосуд с тестом в печь. Пока оно запекалось, мы начали готовить крем.
Голем упорно молчал. Он давно вышел из боевой трансформы, но разговаривать не желал. Дядя тоже не разглагольствовал. Ограничиваясь фразами «подай это», «сделай то» и в конце предложения добавлял неизменного «крысеныша». После моего возвращения, он перестал называть меня заморышем, наверное, потому что я вырос.
Наполнив специальное приспособление кремом, я попытался выдавить его на торт, но кулинарный мешок лопнул. Крем полез с обратной стороны.
— Уйди, сам украшу. — заорал дядя.
Я отошел от стола, наблюдая, как он ловко справляется с кулинарным мешком.
— Не стой за моей спиной, иди в портал. — цыкнул Оливье не оборачиваясь.
— Да, учитель.
Спорить, я само собой не стал. Стоило мне отойти, как голем подобрался поближе к моему уху.
— Молись, чтобы с феей ничего не случилось. — проскрежетал он. — Если она пострадает из-за того, что ты мешал мне ее защищать…
— Ты хотел пристрелить ее, чтобы не мучилась? — невинно уточнил я.
— Я хотел разбить сосуд! — зло проговорил Евлампий. — Если бы с ней…
Я не дал ему договорить, войдя в портал. Мы переместились в просторную комнату с гигантскими панорамными окнами. В центре помещения расположились длинные диваны и столиком с фруктами. Мягкая мебель манила долгожданным комфортом.
— Если бы с ней что-нибудь случилось…
— Я бы пожалел. — закончил я вместо него.
На одном из диванов спала фея, на другом сидел боцман. Оторвавшись от чтения книги, он коротко взглянул на меня, проговорив:
— Присаживайся.
Я опустился, провалившись в удобное мягкое сиденье. Взяв с подноса похожий на яблоко фрукт, я немного откусил, на пробу, и не почувствовав ничего необычного, прожевал.
Не решаясь на словесные упреки в присутствие летучей обезьяны, голем продолжал бушевать молча. Над его головой, то и дело, проскакивали маленькие грозовые облачка.
Я старался не смотреть в его сторону, сосредоточившись на Чиче. Каждый раз, когда боцман перелистывал страницу над обложкой вспыхивало желтое свечение.
— Долго придется ждать? — спросил я обезьяну.
— До церемонии осталось два часа. — сообщил Чича, не отрываясь от книги.
Я кивнул. Информативно. Пригляделся к неброской обложке. «Философские течения прямоугольного архипелага в антагонизме с основными постулатами верований Изумрудного острова». Буквы вроде знакомые, но смысла никакого.
Дожевав яблоко, я откинулся на спинку дивана и решил вздремнуть. А что еще делать, когда делать нечего?
— Пора. — проскрежетал голем.