Полковник смотрел на серебряную подковку, только на подковку, и ни на что более, кроме подковки. Ни игральные автоматы, ни серьезно вытянувшиеся там, где на карте Эрмитаж, молочно-желтоватые поганки дать подсказку не могли. А подковка раскачивалась все ленивей и ленивей.
А может, заковыка имеет политический привкус? «Если люди перестанут охотиться друг на друга, смогут ли они продолжить существование?» Нет ли какой такой рвущейся к власти троицы то ли депутатов, то ли чиновников, у которых имена жен начинаются с "З", "А" и "И"? И тут же кольнуло, что поленился начальник ИСАЯ как следует прогрызть позапрошлонедельный отчет Ильи, посвященный оккультным взглядам аккредитованных в Питере дипломатов. Что-то там такое подозрительное отмечалось. Или американский консул по экономике на прежнем посту платил взносы в «Аум Сенрике», или латышский генконсул Якуб Тенюх по юности почитал Марию Дэви Христос, или супруга финского консула по культурным связям была сфотографирована со стопкой книг Рона Хаббарда? Суккуб побери, память совсем никудышная стала!
Еще Максимычу приснилось, что первое дело переформированного отдела касалось похищения неким мультипликационно недостоверным, карикатурно взъерошенным зомби популярной телеведущей. Зомби находился в стадии полураспада, по ходу сна с него буквально осыпались куски гнилой склизкой плоти. Но «сможешь ли ты отличить слугу Сатаны от дешевого позера или агрессивного шута?» Зомби впопыхах потерял челюсть, и, изучая улики, на коронке Максимыч в лупу обнаружил подозрительный символ, отсылающий к геральдике исламских сатанистов.
Смешно? А вот Максимычу сии бредни смешными не казались. Зомби, челюсть, лупа, ислам, сатанисты – что здесь важное, а что второстепенное?
Раскусить загадку для полковника было столь же важно, как в прошлом году отыскать гвоздь, кованный литовским божественным кузнецом Телявелем. Ведь вполне сон мог предрекать бедствия, сравнимые с предпринятым в сорок третьем году прорывом в Ленинград кетской нечисти из устья Енисея – во главе с четырехпалой старухой Хосед-эм в виде бобра.
Полковник сидел на стуле, как уснувший Барбаросса в пещере. Позвоночник максимально выпрямлен, диафрагма до предела опущена, язык касался неба, и все мышцы полностью расслаблены. Руки лежали на коленях ладонями вниз. Согнутые большие и указательные пальцы соединились в кольца, а остальные были выпрямлены вперед[15].
О зомби в Петербурге всерьез судачили в девяносто первом, но тогдашняя проверка показала, что сплетни лишены реального фундамента. Тогда ребята вышли на заурядных торговцев анашой и устроили, чтобы информация просочилась в ГУВД. А вдруг исаявцы поторопились? А вдруг стоило копать глубже?
Вряд ли. Другое дело, не худо бы затребовать полную картотеку фотографий «Кто есть кто в Петербурге» и кропотливо перелистать. Вдруг промелькнет в толпе похожее лицо? Тут мы эти знакомые глаза в разработку – на каком таком основании приснился? Случайность, говоришь? Врешь, суккуб, в нашем деле случайностей не бывает!
Идем дальше – челюсть. Челюсть – это кость. Кости снятся к финансовому успеху. Кстати, и зомби, суть – покойник, снится к удаче. Не зря ли Максимыч так занервничал? Но ведь в лупу на коронке командир ИСАЯ разглядел мусульманский недобрый знак. А если быть дотошным: знак, состоящий на вооружении лютых врагов правоверных мусульман – отступников, поклоняющихся Иблису. Он же Азазил, он же ал-Харит, или ал-Хаким[16] Карл у Клары украл Коран.
Ислам, конечно, дело тонкое, но и здесь Максимыч не ждал от судьбы подвоха. В свете чеченского сепаратизма, как правоверные мусульмане, так и их внутренние недруги были настолько под колпаком у различных силовых структур, что, во-первых, соваться в этот котел – значило засветить собственно ИСАЯ; а во-вторых, любое шевеление в этой области было бы и так зафиксировано мирскими спецслужбами. И Максимыч, со своими возможностями, загребал жар чужими руками.
Что у нас там следующее? Сатанисты? Вот приснившийся Сатана – это очень серьезно, будь он православный, мусульманский или трижды буддийский. Если снится Сатана – туши свет. Но ведь не с Сатаной Максимыч во сне сражался, а с сатанинской сектой. А кому, как не полковнику Внутренней разведки начальнику петербургского отдела ИСАЯ Максиму Максимовичу Храпунову по опыту знать, что истинных сатанистов, постигших тайные правила сатанистов, осененных крылом летучей мыши сатанистов ни в какие секты калачом не заманишь. Культ Сатаны – для одиночек, для индивидуалистов. «Избегай подражать иным, ибо нет у Сатаны одинаковых и подобных. Лишь рабы подражают господам их – таким же рабам. Пусть рисуют себя и радуются подобию своему.» Так что, как ни верти, получается дырка от бублика.
Там, во сне, к Максимычу заявился коллега-мусульманин. Из организации «Рамадан». Во сне все казалось логичным: если у митрополита есть ИСАЯ, то у муфтия обязана иметься аналогичная персональная структура. Коллега предлагал сотрудничество, Максимыч отверг руку помощи, и далее, когда сон из вялотекущего превратился в кошмар с элементами шварцнеггеровского боевика, чуть не сгинул. Вот и гадай тут, к добру или к худу приснившийся сон?
Все. Гривна откачалась и замерла. Успокоилось блеклое отражение огонька лампады. Пока не далась тайна Максимычу. Максимычу, на заре карьеры самотужно разгадавшему, что скрывается за нострадамусовским «Царем Ужаса». Начальник ИСАЯ Максим Максимыч Храпунов остался со своими вопросами, но без ответов.
Явившийся не отмалчиваться на вопросы, не отвечать на вопросы, а их решать господин Магниев улыбнулся в раскрытую дверь столь широко, как умел:
– Вы не беспокойтесь, я позже зайду.
– Молодой человек, – старую мегеру пожирало любопытство, и отпустить гостя за здорово живешь она не могла себе позволить. – Я, честно сознаться, для Светы старшая подруга.
– Не очень удобно... – промямлил озябший, пока добирался, Игорь, пятясь от двери и одновременно поправляя очки на носу. Из квартиры заманчиво пахло вареной курицей.
Старая мегера сделала ловкий выпад, поймала Игоря за пуговицу кожаного плаща и вовлекла за порог:
– И думать бросьте, вот тапочки, переобувайтесь, – чтобы Игорь не сбежал, старая мегера осталась маячить над душой, приняла плащ и повесила на самый дальний крючок от входа, рядом с мужской кожаной курткой, присутствие которой навело гостя на подозрения.
Игорь неловко, горелой спичкой изогнулся над обувью рядом с полным помойным ведром. Когда втискивал ногу в узкий тапочек, очки не преминули соскользнуть с носа и юркнуть в ботинок. Когда распрямлялся, чуть не ушиб плечо об подвесную полку с телефоном.
– Давайте на кухню, я вас чаем угощу, – подтолкнула господина Магниева в спину старая мегера. И погнала перед собой пленника. Под ее ногами жалобно скрипели половицы.
– О, я чувствую аромат прекрасного чая! – решил подыгрывать гость.
– Это «Майский чай», а не какой-то «Пиквик» из пакетиков, – легко купилась на лесть открывшая дверь.
На кухне коварство хозяйки подтвердилось в полном объеме. За столом уже сидел один молодой человек. Недвусмысленная косая сажень в плечах и откровенная короткая стрижка. Как бы уступая свежему гостю лучшее место, незнакомец тяжело встал с чашкой и пересел ближе к кухонной двери. И Игорю мимо него пришлось пробираться к зашторенному окну с понурой геранью, и это была явно просчитанная западня, поскольку обратная дорога лежала, как говорится, только через труп незнакомца.
– Меня можете называть Марья Мироновна, – наконец кокетливо обозначилась мегера, оглаживая формы через застиранный спортивный костюм, носящий следы цвета индиго. – Кажется, я вас у Светы уже видела? – поставила третью чашку и придвинула к Игорю вазочку с одичавшей от одиночества конфетой «Чародейка». – А это – Андрюша, он тоже что-то знает о Сереже, но молчит, этакий бука. Тоже Свету дожидается. Ума не приложу, куда она запропастилась, обычно в это время она всегда дома. Вы с ней о чем-то договаривались?
Игорь сквозь очки встретился с клыкастой Андрюшиной улыбочкой и почувствовал себя, как и желал того Андрюша, малость неуютно. Тем не менее свежий гость, поправив двумя пальцами непослушную прядь, чуть выдвинул голову вперед и поднял плечи, настраиваясь.
– Но теперь, когда вас уже двое, – наливая чай, щебетала Марья Мироновна, – может, вы хоть что-нибудь расскажете? Не томите. Поверьте, у нас со Светой нет секретов, и судьба Сережи мне не безразлична, – очевидно перед этим мегера не менее получаса безрезультатно пытала короткостриженного, и сейчас ринулась в атаку именно на Игоря. – Скажите честно, он ее бросил? Между нами, девочками, было за что.
– Мир не без злых людей, – многозначительно поддакнул короткостриженный, но мегера прозевала намек.
А ему мешал распространяющийся от кухонной плиты запах вареной курицы. Его пугало предстоящее, ибо и самому будущее испытание могло обойтись недешево. Еще не подключенная батарея ребром врезалась в бедро и сквозь брючину неприятно холодила кожу. Мешало позвякивание чайных ложечек. Игорь, заставляя себя унять внутреннюю дрожь и куммулироваться, снял и протер очки безупречным носовым платком. Жестом бывалого рассказчика пригласил Марью Мироновну садиться. Так ему легче работалось.
