Глорией в магазин и увидел, как они смотрят друг на друга.
Словно заговорщики. Словно между ними было что-то очень важное.
Да, мне это не нравилось. Я имел право ревновать – в конце концов, я законный муж, а этому Аврелию сидеть бы за прилавком, продавать артефакты и не смотреть на чужих жен масленым взглядом. Впрочем, я был достаточно умен, чтобы держать свою неприязнь при себе. Повоевать мы еще успеем, а пока от мага было больше пользы, чем вреда. В конце концов, еще вопрос, был бы я жив после паучьего яда без его помощи.
- И ничего дурного не замышляет, - подтвердила Глория. – Ладно, снимаем маскировку.
Хотс даже вздрогнул, когда пестрые джипсы растаяли, а вместо них возникли мы. Глория едва заметно улыбнулась, приветствуя ректора, и он сказал:
- Я так и думал, что вы где-то здесь. Рад видеть вас в добром здравии, Глория.
Глория кивнула. Мы с Аврелием стояли молча, как ее телохранители, и я на всякий случай припоминал приемы уличной драки.
- Здравствуйте, господин ректор. Так что же все-таки угрожает королевству?
Хотс посмотрел по сторонам, скептическим взглядом окинул вокзального служащего в оранжевой жилетке, который возился у кассы, и ответил:
- Может, все-таки переместимся в место, поуютнее этого?
Я хотел было сказать, что мы не обязаны обеспечивать ему уют, но Глория кивнула, и осенний рыжий вечер вдруг закрутился вокруг своей оси и соскользнул куда-то во тьму. Когда мешанина цветов и звуков, сквозь которую я летел, наконец успокоилась и унялась, то я увидел, что стою в незнакомой гостиной, обставленной по моде примерно трехсотлетней давности. Аврелий улыбнулся, провел ладонью по воздуху и, когда в больших белых лампах затеплился свет, произнес:
- Добро пожаловать в мой скромный дом! Будем смотреть по обстоятельствам, господин Хотс. Либо он приютит вас, пока вы остаетесь в Итайне, либо, к сожалению, станет вашей могилой.
Глория устало опустилась на диван, обитый серебристым шелком, и, усаживаясь рядом с ней, я вспомнил, что видел такую мебель в музее, на выставке, посвященной эпохе Трех королей. Впрочем, если Аврелий провел в зеркальном плену столько времени, то обстановка в его доме неудивительна.
Кажется, я нервничаю. Цепляюсь мыслями за всякую чушь.
- Аврелий бин Беккерен? – уточнил Хотс, заняв одно из свободных кресел. – Маг, плененный зеркалом?
Аврелий с достоинством кивнул.
- Рад, что вы освободились, - произнес Хотс. – Сейчас королевству понадобятся ваши силы… да и всему миру, возможно.
- Так что произошло? – спросила Глория. Хотс вздохнул, вынул из кармана прозрачный стеклянный шарик и, опустив на подлокотник кресла, провел по нему ладонью.
- Артефакт искренности, - объяснил он. – Так вы все будете видеть, что я не лгу.
Глория улыбнулась краем рта.
- Мы вас слушаем, господин Хотс, - сказала она. Хотс вздохнул и начал свой рассказ. Все время, пока он говорил, меня не покидало ощущение неприятного липкого взгляда на затылке.
- В начале весны датчики Академии, которые фиксируют все колебания магических полей нашего мира, уловили сильный толчок извне. Он закончился прорывом магического поля – после этого в наш мир проникло несколько существ, рядом с которыми все монстры из мифов и легенд это так, детские забавы. Мы, разумеется, уничтожили их, но стало ясно: такие прорывы повторятся, они управляются кем-то очень могущественным, и понадобится несколько очень сильных магов для того, чтобы противостоять им и вычислить нашего общего врага.
Лицо Глории дрогнуло. Наверно, она вспомнила того, кого увидела в водяном зеркале. Я ободряюще сжал ее руку, и Глория посмотрела на меня с искренним теплом.
«Ты не одна», - подумал я.
- Госпожа Фьярвисдоттир показалась мне отличным вариантом, - продолжал Хотс. – Обучая вас боевой магии, Глория, я видел: ваша сила очень велика, но она может стать еще больше. Что для этого нужно? Эмоциональный срыв. Таким срывом должен был стать провал на экзамене – но вы не сорвались. Вам было больно, однако вы устояли. Я, конечно, был неприятно удивлен, но психика магов очень тонкая вещь, здесь никогда и ничего нельзя предсказать наверняка. Я вручил вам передатчик, замаскированный под золотую крону, надеясь, что вы выйдете на связь со мной, когда подниметесь в уровне. А сам тем временем действовал по прежнему плану – назначил Анжена на ваше место и отбивал упреки коллег, которые чуть ли не в лицо говорили мне о том, что я продажная шкура.
- Но вы почти сразу обнаружили, что Анжен болен, - промолвила Глория. – И обвинили в его болезни меня.
- Верно, - кивнул ректор. – Я надеялся, что это спровоцирует срыв, но его снова не произошло. Зато стало ясно: Анжен болен потому, что наш общий враг счел его опасным и решил убрать. Но я решил не показывать противнику, что знаю это, и сделал вид, что обвиняю вас в предумышленном убийстве.
- Вы использовали его как наживку, - произнес Аврелий. – Но ее сожрали, и вы остались ни с чем.
Хотс едва уловимо улыбнулся.
- Не совсем ни с чем. Я смог выяснить, кого именно надо искать.
9.5
Мы переглянулись. Аврелий поднялся и, пройдя к низенькому шкафчику для вин, украшенному богатой перламутровой инкрустацией, со вздохом сообщил:
- Никак не найду новых слуг! Здешний народ несказанно глуп, боится меня, так что пока приходится все делать собственноручно. Предлагаю по глотку бренди – смягчим, так сказать, эти новости.
Бренди у мага было роскошным: мягкий вкус с легкой дубовой ноткой и такая же мягкая сила, которая не ударяла в голову, а осторожно обнимала за плечи и, заглядывая в лицо, спрашивала: хочешь еще? Хотс покрутил бокал в ладонях, потом дотронулся до лица, словно проверял, все ли с ним в порядке, и продолжал:
- Он обладает непостижимой силой, он тщательно заметает следы, но я все-таки сумел выхватить одну из нитей его волшебства. Она проявилась в тот вечер, когда на Глорию напали выпивохи, нанятые господином Шмидтом. Я следил за ней и заметил в течениях магического поля кое-что новое. А там дело было за малым – потянуть нить и прийти к тому, от кого она оторвалась. Конечно, я увидел не все, но…
Глория перевела на меня изумленный взгляд, но потрясенное удивление почти сразу же сменилось уже привычным ледяным презрением, словно ничего другого она и не ожидала. Да, герой из меня вышел никудышный. Позолота, грубо налепленная на деревяшку – подул ветерок,
