— Не чего, а кого. Му-Окфы. А ты думал, что все понимаешь благодаря своим отменным познаниям в русском языке?
Дитрих сердито замотал головой:
— Только не пытайся меня убедить, что мы так свободно общаемся благодаря колдовству какой-нибудь местной фрау Бабы Яги!
Хун-Чи деликатно прервал ошеломленного немца:
— Никакой Бабы Яги — только ее не хватало. И я не говорил ничего подобного. Мы тут с тобой общаемся, как ты выразился, благодаря великой силе Му-Окфы. — И приподнял свой камень так, чтобы Морунгену было хорошо его видно.
Майор недоверчиво протянул руку и притронулся к теплому светящемуся кристаллу. Ему показалось на мгновение, что камень тихо урчит и вибрирует.
— Ты утверждаешь, что если убрать этот камень, то я тебя не услышу?
За его спиной дружно засмеялись маленькие Хун-Чи. А их предводитель уверенно заявил:
— Услышишь. Отчего ж не услышать. Только понять не сможешь.
Морунгена охватил тот самый азарт, который однажды привел к тому, что наследник фон Морунгенов просадил в карты сумму, приведшую его благородного родителя в предынфарктное состояние. С тех пор молодой барон в карты не играл. Во всяком случае, на деньги.
— А ну давай покажи мне этот фокус.
Хун-Чи не стал спорить, уверенный, что лучше один раз убедиться в чем-то лично, нежели сорок раз слушать мнения других. Он бережно упаковал кристалл в ларчик из скорлупы крака-туса. Когда крышка ларца захлопнулась, Дитриху показалось, что вокруг стало темнее и неуютнее. Он повертел головой, стараясь понять, что именно изменилось. Затем обратился к человечкам:
— О! Йа, йа! Дас ист русиш фантастиш!
Предводитель смешных человечков покачал головой, показывая полное непонимание, и проговорил:
— Нус фуфа, чиф плюпла? Дас ист нихт русиш фантастиш! Дас ист саса Му-Окфа луф мор бора, бора. Зи шуса луф мо?
Морунген молчал долго и многозначительно. Его молчание было правильно понято Хун-Чи. Пушистое создание добыло кристалл из коробочки и снова обхватило его руками.
— Я рад, что убедил тебя в силе великого Му-Окфы.
Не знаем, стоит ли упоминать о том, что в этот момент Дитрих совершенно несолидно подпрыгнул на месте от неожиданности. Ибо как раз в эту минуту думал о том, как прикажете воевать в стране, где враг может прочитать все твои мысли. Это какие же возможности у русских шпионов — им даже не надо заглядывать в секретные карты и документы! Нет, решительно необходимо быстрее добраться до Белохаток, затем до Берлина и там настаивать на личной встрече с высшим руководством. Его долг патриота и любящего сына фатерлянда — предупредить командование о том, что войну с Россией пора сворачивать. Пока немцы не разгромлены окончательно и бесповоротно на этом жутком Восточном фронте.
Барон осторожно переступил с ноги на ногу и вежливо обратился к руководящему Хун-Чи:
— Так ты… — тут он наконец осознал, что все это время его слушали все присутствующие, — то есть вы все знаете любые мысли того существа, которое говорит с вами?
— И не только тех, кто говорит. А и тех, кто думает.
Дитрих уточнил:
— Значит, я думаю про вопросы в гестапо и про Белохатки?
Хун-Чи невозмутимо поправил майора:
— Нет, скорее наоборот. Сначала — про дорогу в Белохатки, а теперь и про вопросы в гестапо. А дорога тебя ждет действительно длинная. И без железного хухотля тебе по ней путешествовать никак нельзя. Поэтому правильно думаешь, что в гестапо тебя спросят в первую очередь о том, как и зачем ты добрался домой живым без личного хухотля? Мы тебе поможем. Но сперва ты угостишь моих братьев фус-ли.
Вдалеке послышались пронзительные скрипы, от которых ломило зубы и чесалось под лопатками. Это приближалась многострадальная вагонетка, влекомая — вернее, толкаемая — членами танкового экипажа.
— Хорошо, — поморщившись от этих жутких звуков, согласился Дитрих. — Будет твоему народу фус-ли. Сейчас подвезут.
В свете личинок руп-лы было видно, как приближаются Вальтер, Генрих, Ганс и Клаус. Но, Господи! В каком они были виде!
Когда-то не то в Древнем Риме, не то в Греции — словом, в седой древности — было принято осыпать триумфаторов лепестками цветов. И когда торжествующие воины проезжали мимо толпы ликующих сограждан, то на них сыпался душистый бело-розовый ливень.
В каком-то смысле четверо танкистов напоминали этих самых триумфаторов. С той лишь разницей, что их осыпали не лепестками, а… гхм… несколько иной субстанцией, и не ликующие сограждане, а перепуганные и ошалевшие полчища летучих мышей, и не бело-розовым душистым ливнем, а чем-то грязно-бело-зеленым с весьма специфическим запахом.
Майор в ужасе уставился на товарищей по оружию:
— Что это такое? Вас что, по дороге накрыл ураганный огонь?
Танкисты смотрели на него грустными глазами и вообще вели себя так, словно жизнь их уже кончена: все равно ничего не исправишь, а поэтому что толку заботиться о бренном существовании?
Наконец Вальтер решил объяснить своему командиру суть происходящего:
— Господин майор, мы ничего не могли с этим поделать. Эти мыши — будь они неладны, — как оказалось, совершенно не выносят скрипа этой чертовой вагонетки. Поскольку вы приказали транспортировать на ней все вещи, то мы так и поступили. А они так переполошились, — вздохнул он, — что через полминуты было уже поздно что-либо предпринимать для своего спасения.
Вид у танкистов был жуткий, но ничто не могло поколебать майора фон Морунгена. На сегодня лимит его способностей к изумлению, испугу и подобным реакциям был исчерпан.
— Ну молодцы! Вот что значит — танкисты! Без танка совсем как дети. Если над головой нет ни одного миллиметра брони, даже летучие мыши могут вас разбомбить. Ладно, разгружайте продукты, потом — бегом мыться, не то быть вам счастливыми до самой Москвы. Да, и возьмите у Хун-Чи скрик-су и хорошенько смажьте колеса пискомзы…
Вальтер и Генрих с некоторым страхом воззрились на драгоценного командира. В таком трудном походе всякое может статься и в любой момент. К тому же — древний баронский род, голубая кровь, вырождение аристократии. Одним словом, кто его знает, вдруг с головой у Дитриха начнутся серьезные проблемы? Всем понятно, что на российских просторах помешательство — совершенно естественная реакция организма на происходящее.
— Ну, — вопросил весело командир, — что вы на меня смотрите, как Риббентроп на Молотова? Колеса у вашей вагонетки кто должен смазывать — хухотли?!
Глава, в которой мы встречаем старых и новых знакомых
Если уж верить в то, чего увидеть нельзя, то лучше верить в чудеса, чем в бактерии.
Карл Краус
Никогда не спорь с женщиной. Ты можешь выиграть спор — и тогда уж тебе не поздоровится.
Человек, у которого все в порядке с логическим мышлением, вправе спросить нас сразу о двух вещах.
Первое: а куда смотрят Мулкеба и его официальный представитель в воздушном пространстве Вольхолла — ведьма Свахерея? Как они допустили такое безобразие, как утеря почти собственного королевского дракона?
Второе: когда наконец будут даны вразумительные объяснения по поводу внезапного и бесследного исчезновения советской гражданки Гали, затерявшейся в чужой стране? Особые приметы пропавшей: валенки, тулупчик, пуховый платок, шикарный бюст.
Вопросы естественные и даже неизбежные. Спасает одно: две эти на первый взгляд совершенно разные истории тесно и неразрывно связаны между собой. И отсутствие ведьмы Свахереи на своем боевом посту проистекает именно из-за присутствия советской гражданки Гали на территории Уппертальского королевства.
Итак, маленький беленький домик с красной черепичной крышей. Чисто вымытые окошки, миленькие шторки в розовый цветочек, герань в горшочке на подоконнике. Дощатые светлые полы покрыты пестренькими половиками. Из дома несутся упоительные запахи: пахнет свежим украинским борщом, галушками с мясом и вишневым киселем.
А вокруг дома цветет и благоухает почти Эдемский сад. Он не такой грандиозный, и в нем не водится такое несметное количество зверья — но вот деревья и цветы ни в чем не уступают райским зеленым насаждениям.
Немного дальше, с левой стороны, до самого берега широкого и полноводного ручья, тянется огород. Какие только овощи не растут на нем, пестуемые заботливой рукой хозяйки: тыква, фасоль, огурцы, помидоры, капуста, кабачки, горох — всего не перечислишь. И все это полновесное, яркое, такое красивое, что слюнки текут.
Повелительница всего этого великолепия как раз стоит, уткнувшись в какую-то грядку, и что-то рвет, подрезает, подкапывает, подсаживает и выдергивает. Руки так и мелькают, так и мелькают — любой может узнать по этой сноровке ударницу коммунистического труда Галину Наливайко.
Позвольте, скажет изумленный читатель, какую ударницу? Какого труда? Ведьма она самая настоящая — из-за нее в неведомых краях очутились и немецкий танк, и доблестные советские партизаны, которым потом еще долго придется объяснять, где они обретались все это время.
