Проплыл наискосок чудовищный удильщик – сплошная голова с пастью, усеянной массой прозрачных, словно стеклянных зубов, крошечный хвостик и удочка во лбу с горящим фонариком на конце. Вот уж действительно порождение тьмы!
– Скажи, – неожиданно проговорила Марина, – а ты когда-нибудь думал о будущем?
– О будущем цивилизации? – улыбнулся Тимофей.
– Нет, – серьезно продолжила Рожкова, – о своём собственном. Вот кем ты себя видишь через год, через десять лет?
Браун задумался. Даже несколько растерялся – не ожидал он такого вопроса от врачини… И что ей ответить?
– Не прозреваю я грядущее, – криво усмехнулся младший смотритель. – Хотя ты права, думать о завтрашнем дне необходимо. В самом деле, вот мне нравится пасти китов. Но это сейчас, а потом? Ну не буду же я всю жизнь пастухом!
– А кем?
– Хороший вопрос… – вздохнул Браун. – Знать бы еще ответ… Нет, мне ясна ближайшая цель – я хочу найти Витю, а заодно разжиться живой водой.
В принципе, и дальнейшую судьбу надо планировать, исходя из того, добьюсь ли я этой цели, спасу ли друга, разбогатею ли…
– А дальше?
– Знаешь, мне давно уже многое не нравится на этой планете, – признался Тимофей, – но как достичь перемен? И я подумал: а ведь, если удастся разбогатеть, можно будет и политикой заняться. Сначала в ТОЗО порядок навести, а потом и повыше шагнуть…
– Слышал бы тебя Фогель! – рассмеялась девушка и воскликнула: – Ой, смотри, какая красота…
На дне высыпали черные глыбы базальта, припорошенные белым глобигерином. На кромешном изломе четко нарисовалась «корзинка Венеры» – губка чистейшего молочно-белого цвета, походившая на широкогорлую амфору. Под венчиком морской лилии паслись красные голотурии, две или три. Каменный куст горгонарии, словно резанный из перламутра, тихо покачивался на лавовой «подушке» – каменюке, действительно походившей на пухлый предмет, требующий наволочки. Куст окружала свита из виргулярий, закрученных в неровные спирали. Субмарина задела одну из них, и та нежно засветилась изнутри.
– Неприятно тут... – передернула плечами Марина. – Как ты только выдерживаешь?
– А ты представь, каково кашалоту? – усмехнулся Браун. – Мы-то хоть за стенками, а он снаружи, и голый!
– Бррр! – передернула плечами Рожкова.
Пок... Пок-пок-пок... Пок-пок... Стайка креветок стукнулась в колпак – и словно взрывчики хлопушек в ночи. Внешняя акустика донесла звуки, схожие со скворчанием масла на сковородке, – это так переговаривались креветки.
– А ты сильно изменился… – проговорила Марина.
– Не преувеличивай, – тихо сказал Тимофей, ощущая волнение и тепло.
– Да правда! В тебе чувствуется твердость, уверенность, решительность...
– ...железная челюсть и стальной взгляд, – дополнил Браун список.
– Не иронизируй, не иронизируй! Я уже заметила – когда тебя смущает похвала, ты прячешься за иронией. Как кальмар за сепией!
Сихали засмеялся, и вдруг резкий толчок сотряс субмарину. Что-то противно заскрежетало по обшивке. «Орка» легла на борт.
– Легок на помине!.. – прокряхтел Браун и включил прожектора.
– О, господи! – вырвалось у девушки.
Чудовищная, многометровая шея, длинная и гибкая, вытянулась из-за правого борта и распахнула огромную пасть, словно защищаясь от ярких лучей. Субмарина запрыгала поплавком, и в свете прожекторов проскользило извилистое тело с черной блестящей кожей.
– Морской змей! – выдохнула Марина.
– Похоже... – процедил Тимофей. – Илья расстроится…
Неведома зверушка прянула вверх и вбок. Загудело днище, субмарина заплясала от толчков.
– Ах ты, скотина! – пробормотал младший смотритель. Он включил кнопку «Запись» и стал поворачивать «Орку», чтобы двум стереокамерам было что запечатлеть. Субмарину снова качнуло, послышался отвратительный скрип клюва-пасти о спектролит.
– Он на нас напал? – задыхаясь, спросила Рожкова.
Сихали медленно кивнул. Субмарину встряхнуло, роговой клюв лязгнул по металлу. Браун глянул в боковой иллюминатор, задрал голову к прозрачному колпаку и положил палец на спусковую клавишу.
– Тима! – просительно сказала Марина. – Не надо. Не убивай его!
– Не буду, – улыбнулся Браун, – пугну только. И никакой это не змей... И на угря не похож... Это что-то совсем новенькое. Сейчас мы его...
Он поднял нос субмарины вертикально и активировал ультразвуковую пушку, дав большое рассеяние. Высокочастотный визг продрал воду. Крутясь и дергаясь, «змей» ввинтился в желто-зеленую толщу, подсвеченную прожекторами.
Субмарина вернулась в горизонтальное положение.
– Какое чудо! – пробормотала врачиня.
– Чудо-юдо...
Мерно гудел пар в реакторе, потрескивала чешуя, плотнее прилегая под давлением воды. Разноцветные блики приборов смутно очерчивали два профиля – чеканный мужской и нежный женский.
Поднявшись над пологим возвышением, субмарина пошла прежним курсом над крупными осадочными дюнами. С краю пульта замигал зеленый квадратик, и к разноголосице самой «Орки» – сопению, журчанию, низкому стону турбин – прибавились звуки человеческой речи:
– Вызываем «Орку-1», вызываем «Орку-1». Ответьте...
Сихали придавил пальцем светящийся квадратик:
– «Орка-1» слушает.
– Это вы – Браун?
– Умгу.
– Tres bien [35]. Мадам Рошкова с вами? – Фамилию Марины незримый диспетчер проговаривал на французский манер, ударяя в последний слог.
– Умгу.
– Tres bien... Будете причаливать к стыковочному узлу танка номер шесть. Повторяю: к СУ танка-батискафа номер шесть. Как поняли, мастер?
– Вас понял. К СУ танка шесть.
– Tres bien.
Квадратик погас. А за иллюминаторами уже ощущалась близость разлома Мендосино – в лучах прожекторов белейший глобигериновый ил пошел яркооранжевыми пятнами отложений, вскорости слившихся в сплошное поле. Рыхлое, оно вставало холмиками и пышными султанчиками веселого апельсинного цвета, ветвилось сростками-«елками», поверху облитыми черной глазурью марганца.
– Это все «курильщик» надымил? – спросила девушка.
– Он. Вон, видишь свет?
– Где, где? А, вижу!
Вдали, на пределе видимости, появилось размытое свечение прожекторов. Там шатались неясные тени и разгорались сполохи. Подплыв ближе, Браун увидел выхваченную из мглы сульфидную башню «черного курильщика» – высокий и узкий неровный конус с «балконами» баритовых карнизов, очень похожими на грибы-тутовики. Высотой «курильщик» набирал хорошую сотню метров, из жерла на макушке хлестал клубящийся рудоносный «дым», а взвесь частиц пирита придавала «дыму» радикально-черный цвет. От башни накатывались шипение и гул.
Метрах в десяти от сульфидной башни ворочался гигантский танк-батискаф, разбирая неактивного «курильщика».
– Этот уже докурил, – прокомментировала Марина.
– Похоже...
«Бросившая курить» гидротерма выглядела пологой горкой, покрытой слоем оксидов охряных и темно-зеленых цветов. Танк вгрызался в малахитовый склон, выламывал мощными эффекторами куски руды, дробил их и засыпал в бункер. Из кормы танка раз за разом выпадал полный контейнер, призывно мигающий маячком. Самоходная подводная баржа регулярно посещала забои и собирала контейнеры.
– Это какой танк? – спросила девушка, вглядываясь в иллюминатор. – Не наш, случайно?
– Это третий, наш дальше должен быть.
Субмарина прошла над целым полем колышущихся вестиментифер рифтий – на тонких длинных стеблях раскрывались изящные лепестки, белые с красным. Цветы? Злаки? Нет, черви такие...
Жизнь кипела и бурлила вокруг «курильщиков» – каждая трещина на дне была буквально завалена грудами раковин с толстыми створками, тучи креветок вились в горячем муаре у самых горловин кривобоких башен, а бактерий – тех расплодилось столько, что сбивало в толстые маты, устилавшие дно и карнизы. От матов отрывались клочья, словно хлопья ваты, и устремлялись вверх, разносясь веером, закручиваясь спиралью.
