— Не напоминай, Виллард, — сказала Дженни Хиггинс, слегка поморщившись, и протянула оператору свой бокал, чтобы тот его заново наполнил. — То есть, мы приняли твои извинения и все такое, но не испытывай судьбу. Знаешь, я подозреваю, что мы все еще умирали бы от нетерпения под стражей, если бы ты не вспомнил, что я ходила в школу медсестер до вступления на блестящее поприще репортера. Кстати, как поживает Гарри?
— Похоже, у него все идет хорошо, — сказал Шутт. — По крайней мере, его все труднее становится удержать в горизонтальном положении, пока он не поправится. К счастью, по-моему, он имеет достойного противника в лице Бикера. И кстати, позволь еще раз поблагодарить тебя за перевязку.
— У меня было много подобной практики, но еще лучше я разбираюсь в ушибах костей, — заметила журналистка. — Если когда-нибудь об этом зайдет разговор, не позволяй никому убедить себя, что хоккей на траве — игра для женщин. Он может быть столь же, или даже более жестким, чем лакросс — по крайней мере, мы в него так играли. — Она помолчала и вопросительно посмотрела на командира. — Может, мне не следует об этом говорить, но осознаешь ли ты, что уже в пятый или шестой раз благодаришь меня за перевязку твоему сержанту?
— Правда? — Шутт нахмурился и потер лоб пальцем. — Извини. Я не хотел повторяться. Кажется, в последнее время я стал немного забывчив. Наверное, слегка устал.
Журналистка и оператор переглянулись. Невозможно было не заметить глубокие морщинки усталости, прорезавшие лицо Шутта, хотя они и старались не делать по этому поводу никаких замечаний.
— Да ладно, — командир легионеров пожал плечами и принужденно улыбнулся. — Вот за что вы действительно заслуживаете благодарности — это за готовность повременить с репортажем, хотя бы некоторое время. Я понимаю, насколько важен для вас этот материал.
— Нет, не понимаете, — пробормотал Сидней, отводя глаза и делая глоток из бокала.
Дженни бросила на него сердитый взгляд, потом продолжила беседу.
— Очень мило с твоей стороны, что ты нас благодаришь, — непринужденно ответила она, — но репортеры не такие уж бесчувственные, Виллард, что бы о нас ни говорили, — хорошие репортеры, по крайней мере. Нетрудно понять, что репортаж поставит под угрозу твоих переодетых оперативников, поэтому нет ничего особенного в том, что мы согласны немного повременить.
— Но, Дженни, — осторожно сказал Шутт, — вопреки общему мнению, и я не такой уж бесчувственный. Что вы там сказали, Сидней, — что я не понимаю, насколько важен для вас этот материал?
— Что? — Оператор удивленно замигал, неожиданно оказавшись в центре внимания. — О… ничего.
Командир легионеров откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки, поочередно переводя взгляд каждого из собеседников.
— Послушайте, — сказал он. — Я с вами был совершенно откровенным и искренним, и все вам обоим рассказал, вероятно, даже больше, чем следовало. Так что просьба оказать мне ту же любезность не столь уж велика. Так чего же я не знаю о вашем участии во всей этой истории?
На мгновение за столом повисло неловкое молчание. Затем журналистка пожала плечами.
— Скажи ему, Сидней, — разрешила она.
Фотограф поморщился, потом заговорил.
— Вот уж действительно «язык мой — враг мой». Ладно, капитан. То, о чем я так неосторожно упомянул, — это что от этого задания зависит наша дальнейшая работа. Редактор новостей не вполне поверил, что здесь есть что-то интересное, но Дженни давила на него, пока он не согласился послать нас, но с условием: если мы не раскопаем нечто, оправдывающее расходы на перелет, то можем вообще не возвращаться, а все положенные нам выплаты и компенсация за увольнение пойдут на возмещение стоимости этой бессмысленной авантюры.
— Почему, Дженни? — спросил Шутт.
— О, он просто довел меня до белого каления, — призналась журналистка. — Вел себя так, словно я выдумала все это с целью заставить службу новостей оплатить нам с Сиднеем каникулы на Лорелее, чтобы заняться там любовью. Я все пыталась убедить его, что это настоящий материал, и… ну, когда он поставил вопрос ребром, я не могла отказаться, а то получилось бы, что он был прав с самого начала.
— Интересно, — заметил командир. — Но я хотел спросить, почему ты не хотела мне об этом рассказывать?
Дженни пожала плечами.
— Не знаю. Наверное, не хотела, чтобы ты считал себя чем-то нам обязанным. У тебя привычка брать на себя ответственность за всех и за все, что тебя окружает, Виллард, и я боялась, чтобы не получилось так, будто мы пытаемся сыграть на твоей щедрости… или на чувстве вины.
— Ну, это задание заставило меня немного повзрослеть, — ответил Шутт, и на его лице мелькнула тень улыбки. — Как кто-то недавно сказал мне, я считаю вас обоих взрослыми и способными принимать собственные решения и отвечать за последствия. Вы оба заключили сделку, и я считаю, что вы при этом учли степень риска и возможные потери. Так что это ваше дело, а не мое.
Репортер улыбнулась.
— Спасибо, Виллард. Ценю.
— Конечно, — осторожно прибавил командир, — если получится так, что вы действительно попадете в ряды безработных, то надеюсь, вы без колебаний позволите мне помочь вам найти новую работу. Это я был бы готов сделать в любом случае, даже если бы данная история не касалась меня и моих людей.
— Посмотрим, — Дженни ехидно усмехнулась. — Мы все еще живы.
— Еще только одно, Сидней, — прибавил Шутт, — если ты не обидишься на мой вопрос. Я заметил, что у тебя с собой камера для голосъемки, а это довольно дорогая аппаратура. Она принадлежит тебе, или службе новостей? Не придется ли тебе отослать ее обратно, если дело обернется плохо?
— Нет, она моя, — объяснил оператор. — Она не самая новая, имейте в виду, но я собрал за эти годы всю необходимую аппаратуру к ней. Подумал, что просто на всякий случай, если вдруг настанет день, когда мне придется работать на самого себя, я должен… Извините, но это одна из ваших знакомых, капитан? Кажется, она идет к нам.
Командир проследил за взглядом Сиднея и увидел матрону в свободном черном платье покроя «летучая мышь», приближающуюся к их столу. Хотя она и показалась ему знакомой, но он никак не мог вспомнить, где ее видел. Однако, когда их глаза встретились и женщина улыбнулась, он вспомнил.
— Добрый вечер, капитан Шутник. Можно к вам присоединиться?
— Полковник Секира? — Шутт вытаращил глаза, непроизвольно вскакивая. — Что вы… Пожалуйста… присядьте.
Полковник грациозно опустилась на подвинутый им стул, словно только этого и ожидала.
— Я… Простите, думаю, вы не знакомы, — едва выговорил командир, все еще пытаясь придти в себя от изумления, вызванного появлением Секиры в разгар выполнения задания. — Это Дженни Хиггинс и Сидней Нолан.
— Ах, да, репортер, — сказала Секира, приветливо улыбаясь и пожимая ей руку. — Кажется, мы встречались мимоходом на Планете Хаскина.
— Правильно, — подтвердила Дженни. — Еще во время… расследования поведения Шутта во время вторжения инопланетян.
— Ну, а мы-то точно не встречались. Во всяком случае, не беседовали, — перебил Сидней, в свою очередь протягивая руку. — Я в тот день работал с камерой.
— Конечно, — ответила полковник. — Я так и не имела случая поблагодарить вас обоих за ваш репортаж. Было гораздо легче работать, когда пол галактики заглядывало нам через плечо.
— Гмм… что привело вас на Лорелею, полковник? — вмешался Шутт, делая отчаянную попытку сменить тему, пока не дошло до кровопролития.
— Вообще-то вы, капитан, — улыбнулась Секира, показав в улыбке еще несколько зубов. — Вы и ваша развеселая банда головорезов. Думаю, однако, этот разговор следует отложить до другого раза — когда, если можно так выразиться, мы будем в более интимной обстановке. Мне не хотелось бы утомлять ваших гостей легионерскими пересудами.
— Мы… э… как раз собирались уходить, правда, Сидней? — сказала Дженни, резко вскакивая из-за стола.
— Правильно, — отозвался оператор, следуя ее примеру. — Спасибо за обед, капитан. Приятно было снова повидать вас, полковник.
— В этом вовсе не было необходимости, полковник, — пробормотал Шутт, когда журналисты ушли. — Дженни и Сидней в полном порядке.
— Извините, что не разделяю вашей любви к средствам информации, капитан, — буркнула Секира, и искусственная улыбка исчезла с ее лица, — но мой опыт общения с представителями пятой власти нельзя назвать приятным.
— Итак, возвращаясь к прежнему вопросу, — сказал командир, — что вы делаете на Лорелее? Простите, но я не ожидал вас увидеть — и вообще никого из штаба.
— Я находилась на Брукстоне, когда увидела репортаж о вашем прибытии сюда, — объяснила полковник, — и поняла, почему Блицкриг так стремился отправить меня в отпуск. Поскольку я все равно никак не могла придумать, как использовать свободное время, то решила заглянуть к вам и посмотреть, как идут дела.
