Майор Дюкова подала Бабе-яге блюдце с яблоком, по которому она наблюдала за перемещением группы делегатов к Водяному Царю.
— Кажись коробейник, — сказала Яга, покрутив яблочко. — Впустить, что ли? Эля, тебе, родненькая, ничего из шелков или парчи не надобно?
— Да пусть войдет, — ответила бывшая русалка. — Смотря как торговаться будет. Может, осчастливлю молодца, да прикуплю чего.
— Ой, гляди, Эльвира, — погрозила пальцем майор Дюкова. — Лешек вернется, хвост тебе накрутит!
— А я что? Я только улыбнусь ему, да скидку попрошу. А вы чего подумали?
Минут через пятнадцать в терем ввалился румяный, этакий кровь с молоком, молодой парень в картузе, начищенных яловых сапогах, с ромашкой в петлице и огромной, грязно-белой в синюю клетку, сумкой через плечо.
— Здравствуйте, — широко улыбаясь и опуская свою ношу на пол, произнес он. — Я представитель Заморской компании. Я хочу предложить вам широкий выбор тканей. Если вы покупаете десять саженей материи, один вершок получаете бесплатно. Но это еще не все. У нас сегодня акция «Налетай, не ленись!» Если вы купите по сто локтей сразу двух сортов ткани…
— Хорош балаболить, — остановила словесный понос Яга. — Показывай, чего принес. Мы сами разберемся.
— Какой зверь у вас во дворе страшный! Огромный, о трех головах! — делился впечатлениями коммивояжер, раскладывая товар на лавке. — Никакой сторожевой собаки не надо. Я поначалу испугался, а смотрю: он смирный вроде. Я слыхал, что только у Кощея Бессмертного такой есть, а оказывается — вон еще один. Это что ж, близнец его?
— Никакой не близнец, — ответила бабка. — Он самый и есть, Змей Горыныч Кощеев. Сам-то в отпуск отправился далёко. Вот и оставил на передержку, позаботились чтоб. А ты хватит болтать, балаболка! Пришел торговать, вот и торгуй, нечего любопытничать!
Эльвира принялась рассматривать ткани, Мария вновь взяла блюдце с яблоком и продолжила прерванное наблюдение. Баба-яга ходила вокруг солдат, которые все сидели за столом и сметали еду так быстро, что скатерть-самобранка не успевала материализовывать все новые и новые блюда.
— Кушайте, кушайте, — приговаривала Яга. — В полку-то, небось, так не кормили. А тут все свеженькое, как дома, правда? А домой-то хочется, поди? Ну ничего, скоро от энтого оружия вашего один прах останется, тогда и вас всех дематериализуют. Тьфу, демобилизуют, в смысле. По домам, то есть, распустят. Вот привезут Водяному царю… Ой, — она покосилась на коробейника, внезапно навострившего уши. — Чего же я дурна баба болтаю-то!
— Не привезут, — мрачно сказала Мария Дюкова, опуская на колени блюдце, в которое она наблюдала за аэронавтами. — Погибли ребята. Их проглотила огромная акула.
Все, кто был в горнице, громко ахнули. Солдаты перестали жевать, тихо положили на стол ложки и перекрестились. Эльвира, увитая шелками и ситцем, упала в обморок прямо на руки опешившему коробейнику. К нему подбежали Мельников с Константином помогать приводить ее в чувство. Мокус поднял глаза от компьютера и тихо произнес:
— Жесть!
— Не могёт такого быть! — всплеснула руками Баба-яга. — А ну-ка, дай сюда блюдце, я сама гляну!
Шестнадцатое июля, в море-окияне
Мегалодон не показывался долго, минут, наверно, пять. Мы сгрудились в уцелевшей носовой части гондолы и не могли вымолвить ни слова, поскольку находились в состоянии глубокого шока. То, что осталось от нашей корзины не могло долго держаться на плаву, внутрь хлынула вода, короче мы стали тонуть. Хорошо еще, что эта тварь не проглотила драгоценную флягу с зельем. Я подхватил ее, хотя теперь совершенно непонятно, каким образом доставить эту жидкость Водяному Царю. Мы приготовились для начала повторить участь команды «Варяга», после чего стать кормом доисторическому хищнику. Впрочем, оба этих события могут произойти и в обратном порядке. Хотя нет — второе исключает первое. Вот оставшаяся не съеденной часть корзины перевернулась, и все мы оказались в воде. Однако при этом остатки нашего судна сохраняли плавучесть, так что мы могли какое-то время за них держаться. Но, судя по всему, делать это нам осталось недолго. Гладь морской поверхности вспучилась и появилось гигантское туловище. Правда, оно всплыло кверху брюхом и почти не шевелилось.
— Что это с ним, — спросила Катька, — сдох?
Соловей покружил над телом гиганта и сообщил:
— Да нет, похоже, спит.
— С чего бы это?
— Пьян, очевидно, — предположил Герман.
— Пьян? — удивились мы все.
— Ну да! Он же движок проглотил. А там в топливном баке жидкости из баклажки литров двадцать было. Вот она у него в желудке и разлилась, наверно.
— А сама баклажка-то где, кстати, утонула?
— Да ты что! — возмутился Лешек, похлопав себя по нагрудному карману.
— Все это, конечно, здорово, — сказал Герман. — Но сколько времени он проспит? Это раз. И на чем мы поплывем дальше? — это два. Остатки корзины долго на плаву не продержатся.
Соловей-разбойник тоже приуныл, поскольку совершенно не знал, чем нам помочь в создавшейся ситуации.
— Не пойму, то ли у меня галлюцинации, — задумчиво произнесла Катька, — то ли я на самом деле вижу парус.
— Как? Еще один плавник? — испугался я, оглядываясь по сторонам. — Это что, подружка нашего пьяненького гиганта явилась?
— Нет, — ответил Лешек. — Точно-точно! Парусник! Самый настоящий!
Я стал приглядываться в том же направлении. На горизонте действительно виднелся силуэт парусного корабля.
— Соловей, ты где? — спросил Герман.
— Я тута!
— Сможешь его пригнать! Мы же отсюда не дооремся.
— Не вопрос.
— Если экипаж будет сопротивляться, — предупредил я, — начнут там галсами лавировать, гони его все равно. Пусть даже все паруса уберут. — Бу зде!
Соловей улетел, а мы продолжали барахтаться в воде, цепляясь за останки нашего плавсредства, которое постепенно погружалось все больше, при этом с опаской поглядывая на распластанное и пока не подававшее признаков жизни тело гигантского чудовища. Примерно через полчаса — а точнее сказать не могу, китайские пылевлагонепроницаемые часы были уже полны воды — корабль стал отчетливо различим, он находился от нас приблизительно в полукилометре. Это был двухмачтовый бриг с грязными, позеленевшими, в белесых разводах от морской соли бортами и посеревшими от времени парусами. Пираты? Всякое возможно, но какое уж теперь имеет значение, другого выбора нам предоставлено не было. Альтернатива такая: либо стать жертвами пиратов, либо — мегалодона. Первое нам казалось предпочтительнее, все-таки пираты съедят нас не сразу, они тоже люди, с ними хоть как-то можно договориться.
Мы стали орать и махать руками, дабы нас пораньше заметили с корабля и прибавили парусов для того, чтоб дойти до нас быстрее. Но парусов никто не прибавлял. Зато те, что уже были подняты, раздувались, наполненные ветром, а буруны, расходившиеся от форштевня, свидетельствовали о том, что судно двигалось и так достаточно ходко. Когда нас разделяло метров пятьдесят или сорок, паруса беспомощно повисли — это Соловей перестал дуть. Никто из экипажа почему-то не стал убирать паруса, чтобы остановить судно, оно продолжало плыть по инерции, надвигаясь на нас правым бортом. На борту, ближе к носу, виднелись едва различимые остатки полустертой надписи: «…land's erran…». Что это? «Ирландский посыльный»? Когда дистанция между нами и кораблем сократилась до десяти метров, никто из команды судна не выбросил якорь, не спустил шлюпку и даже не бросил нам веревку. Все ясно: спасение утопающих — дело рук… ну, можно не продолжать, это и так все знают. Правда, лично мне кажется, что такое пренебрежение человеческими жизнями противоречит всем нормам морской этики, пусть даже это пиратское судно, оно обязано принять на борт терпящих бедствие. Вот поднимемся на палубу, я все выскажу капитану. Ишь, «джентльмены удачи»!
Борт корабля уже коснулся нашей почти затонувшей корзины, судно все еще продолжало дрейфовать и прижимало нас к спящему мегалодону. Монстр, тем временем, как-то подозрительно заворочался, то ли приходя в себя, то ли поудобнее устраиваясь. Лешек подобрал привязанный к нашей корзине обрывок веревки, сделал на конце петлю и смело запрыгнул на брюхо чудовища. С этого пьедестала он стал кидать веревку на корабль. С третьей попытки ему удалось накинуть петлю на обломок балясины в том месте, где балюстрада, устроенная вдоль борта судна, была повреждена то ли в ходе абордажной схватки, то ли штормом. По этой веревке мы по очереди забрались на борт корабля. Меня затаскивали последним, поскольку одной рукой я держал драгоценную флягу и без посторонней помощи забраться не смог бы. Тем временем судно уже «пришвартовалось» к спящему мегалодону, а то, что оставалось от нашей корзины исчезло в морской пучине. Но ничего, теперь мы все были на борту, Соловей-разбойник тоже присоединился к нам. Оказавшись на палубе, мы огляделись по сторонам и пришли в ужас. Вся палуба была усеяна человеческими костями. Кое-где попадались и целые скелеты, застывшие в различных позах, на них даже сохранились истлевшие и выгоревшие на солнце лохмотья. Два скелета были привязаны к мачтам, у штурвала стоял рулевой — тоже, естественно, без плоти. В его костях запуталось лишь несколько лоскутов, которые слегка колыхались. Он таращил на нас пустые глазницы, черепушку прикрывала выцветшая бандана. Сильный толчок в борт прервал наше оцепенение. Судно резко качнулось, скрипнули снасти, где-то что-то затрещало. У рулевого отвалилась голова и покатилась по палубе.
