Впрочем, как раз шипометов балеарги не используют. Гарпунные ружья — да, а кроме них — зазубренные трезубцы и длинные ножи-серпы. Охотясь на таромейского спрута, балеарг вначале пронзает его гарпуном, подтягивая поближе, а затем вонзает трезубец и режет щупальца ножом-серпом. Главное в таком бою — удерживать строго определенное расстояние. Отпустишь спрута слишком далеко — он выстрелит ядовитыми чернилами. Позволишь себя коснуться — парализует стрекательными шипами, опутает щупальцами и сожрет.
Кроме оружия снаряжения у балеарга немного. Живут они на подножном корме, питаются в основном сырой рыбой, которую сами же и добывают. Каждый одет в плотный резиновый комбинезон, облегающий тело от шеи до лодыжек. Шлема нет — в шлеме эйст не сможет распахнуть сонарный веер и наполовину оглохнет. Зато лицо закрыто резиновой маской с застекленным глазным отверстием.
И конечно, альфард, удивительное полуразумное животное. Балеарг и альфард неразделимы. Друг для друга они гораздо большее, чем наездник и всадник. Это не дружба, не родственные чувства — это симбиоз, неразрывная связь. Две автономные части единого организма.
Креол отвернулся от окна. Ванесса обняла его за плечи. Она прекрасно понимала, какая буря сейчас бушует в груди супруга — наконец-то начинается то, чего он ждал все эти долбаные годы… а ему, видите ли, врачи запрещают выходить из дому!
Что ни говори, а судьба — та еще сука.
Обнимая мужа, Вон заметила, что от него исходит острый запах. Похоже на формальдегид или что-то наподобие. Ванесса не знала, что за процедуры проводит с ним Мурок, и не хотела знать. Главное, что благодаря этим процедурам он жив, в сознании, самостоятельно передвигается и через неделю-полторы должен окончательно прийти в норму. Хочется надеяться, что к этому времени маршал Хобокен уже разберется с проблемой.
Хотя Креола такой исход вряд ли порадует. Вон он какой мрачный.
— Молчать, — процедил Креол.
— Я ничего не говорила, — обиделась Ванесса.
— Я не тебе, — буркнул Креол, поднимая посох на уровень лица. — Я ему.
— Кому — ему? — не поняла Вон, вглядываясь в обсидиановый набалдашник.
Там на миг промелькнула какая-то мешанина. Лица — десятки, сотни, тысячи лиц. Все искаженные, с безумными взглядами, раззявленными ртами.
— Ты в самом деле считаешь, что сможешь победить нас? — чуть слышно донесся бесцветный голос. — Глупый смертный…
— Молчать, — повторил Креол, сжимая посох так, словно желал его раздавить.
Заключенный в посохе Нъярлатхотеп так и не покорился магу полностью. Креол использовал его огромную силу, его безграничный запас маны, но только не разум, не знания. Плененный архидемон лишь издевательски смеялся, когда Креол что-то у него выпытывал или пытался прочесть мысли. Сам он большей частью молчал, не пытаясь освободиться, но и сотрудничать тоже не желая.
Остальные же пленники посоха за последние два года вовсе не подавали голоса. Нъярлатхотеп то ли перепугал их всех до умопомрачения, то ли вообще поглотил. Ползучему Хаосу к подобному не привыкать — все, кого пожирал этот архидемон, становились его частицами, добавляли себя к этой безумной мешанине тел, разумов и душ.
— Я вас убью, — прошипел Креол посоху. — Убью вас всех, как убил тебя.
— Ты меня не убил, смертный, — насмешливо фыркнул Нъярлатхотеп. — Я что, похож на мертвого?
— Ты лишен тела и запечатан в куске обсидиана. Да, ты довольно похож на мертвого.
— Несколько лет в заточении — ничто для меня. А когда я освобожусь…
— Ты не освободишься!
— Посмотрим, посмотрим…
— Ты ведь знаешь, что я легко могу уничтожить тебя окончательно? — поинтересовался Креол. — Пока ты сидишь в этом посохе… мне достаточно просто… просто…
— Сломать посох, — закончил Нъярлатхотеп. — Но ты этого не сделаешь. Ты ни за что этого не сделаешь.
Креол почернел лицом. Мерзкая тварь права. Даже ради удовольствия заткнуть Нъярлатхотепу рты он не пожертвует посохом.
А даже если б он и мог убить Нъярлатхотепа, не повредив при этом посох, то все равно бы этого не сделал. Слишком ценен для него плененный архидемон, слишком большую силу он дает хозяину. Креол уже вкусил этой силы и не собирался с ней расставаться.
Но и позволять какому-то ничтожному демону так с собой разговаривать он тоже не собирался. Маг что есть мочи сдавил посох и пробормотал несколько слов. Даже не магия, не чары — просто небольшое наказание, ментальный «пинок» по клетке.
Хотя очень болезненный пинок. Человек при этом познал бы всю глубину мук, погрузился в самую пучину страдания. Той же Кодере Ясновидящей хватило всего трех таких уроков, чтобы понять, кто здесь главный. Нъярлатхотеп же лишь недовольно шипел — не столько от боли, сколько от ярости. Эти булавочные уколы раздражали его, злили, но не более. Слишком огромна мощь архидемона, чтобы так легко сломить его.
Но Креол и не думал сдаваться. Чего-чего, а упорства у него всегда было вдосталь. Если стена слишком прочна, если ее нельзя обрушить собственными силами… что ж, позовем еще людей, принесем таран, сделаем подкоп…
Рано или поздно он все равно пробьет дорогу. Рано или поздно.
— Владыка Креол, вы опять нарушаете режим? — послышался недовольный голос. Мурок Вивисектор не переставал сетовать на неугомонность этого своего пациента. — Нет, если вы непременно желаете сжечь себе чакры… или даже саморазрушиться… кто я такой, чтобы вставать на вашем пути?..
Креол бросил на Мурока ненавидящий взгляд, но все же подчинился. Бормоча сквозь зубы ругательства, великий маг неохотно поплелся к себе. Валяться в постели, пока остальные заняты важным делом.
— Должен заметить, повелительница, ваш муж невероятно безрассуден, — пожаловался Ванессе Мурок.
— Скажите что-нибудь новенькое, доктор, — вздохнула Ванесса.
— Новенькое, новенькое… Кстати, повелительница, простите за нескромный вопрос, но как давно вы в последний раз были с владыкой Креолом?
— Только что, — недоуменно моргнула Вон. — Он же только что тут был, вы с ним даже разговаривали.
— Я имею в виду половой акт, — спокойно пояснил Мурок.
— А в чем дело?! — вспыхнула Ванесса.
— Просто я забыл предупредить, но это ему сейчас тоже крайне противопоказано.
— Не волнуйтесь, об этом мы и сами догадались, — мрачно ответила Ванесса. — Можете не переживать.
— Так я-то как раз и не переживаю, — улыбнулся Мурок. — Это вам следует переживать. В вашем нынешнем положении…
— Да-да, — отмахнулась Ванесса. — Положение у нас сложное, мы знаем.
— Если вам угодно называть это так…
— Да, мне угодно.
За окнами продолжали двигаться войска. Гулко топали многотонные Стальные Солдаты, парили над землей гравистрелки, маршировали бесконечные колонны сероликих мушкетеров… хотя теперь их следует называть скорее… Ванесса выпятила губу, пытаясь придумать производное от слова «лазер».
Лазереры?.. Лазерщики?.. Лазеристы?.. Нет, не звучит…
Совсем рядом с балконом пролетел снежно-белый раши. Эти прекрасные крылатые кони несли на спинах Серебряных Рыцарей — с ног до головы закованных в кереф, вооруженных длинными копьями и мечами, потрясающих щитами из адамантия. Паладины Инанны выглядели удивительно величественно — Ванесса невольно залюбовалась.
Мурок Вивисектор тоже любовался этой картиной. Правда, он смотрел не на всадников, а на коней. Своих драгоценных созданий, собственноручно выращенных в репликаторах. На глазах колдуна-гомункула даже выступили слезы — так он был счастлив.
— Берегите моих деточек! — тонким голосом крикнул он, едва не вываливаясь с балкона.
Старший матрос Дато устроился на баке поудобнее, развернул пайку и привычно взвесил ее на ладони. Как обычно, не хватает добрых полкентаво.
Не считая воды и рома с лимонным соком, каждому матросу ежедневно положено два кентаво твердой пищи — гречневые галеты, соленая свинина, вяленая рыба, горох, сыр, сливочное масло и два кислых яблока. Но артельщик «Черного Орла» — редкая гнида. Все масло и сыр он давно продал на сторону, а остальное отвешивает, прижав палец к чашке весов. И не пожалуешься никому — эта сволочь приходится деверем капитану, известной своим стервозным нравом Мардагре Пиранье.
Ну и пошел он в холодные воды Р'льиеха, корм для маскимов. Пусть пока что жиреет на матросских харчах — недолго осталось. Братва давно уже решила, что во время сражения артельщик нечаянно свалится за борт — обычное дело на войне, с каждым может случиться.
Будь он колдуном, никто б, конечно, его тронуть не посмел, но разве ж какой цветной плащ замарается в артелке? А вот всяких бесплащовых родственничков капитаны пристраивают частенько — должность-то сытная, а лишнее серебришко — оно никому не повредит. Все артельщики приворовывают, но не четверть же! Собирай свою десятину, никто слова не скажет — дело-то понятное, любой бы на его месте так поступал.
