Та же мысль пришла в голову Колону и остальным.
— Мы достанем тележки, — заторопился Фред.
— А я хочу пенни, — вставил Шнобби, протягивая грязную ладонь. К его удивлению Ваймс вложил в нее доллар и сказал:
— И продолжай рассказывать мне обо всем, ладно?
Из штаб-квартиры стражи уже вытащили столы и лавки, и всего через пару минут появился Вади с тележкой пустых бочек. Забаррикадировать эти улицы оказалось гораздо проще, чем держать их в чистоте.
Стражники принялись за работу. Это они хотя бы понимали. Будучи детьми, они уже занимались подобным. А может, сейчас они думали, эй, теперь на нас форма. Мы не можем быть неправыми.
Ваймс пытался втиснуть скамейку в растущую стену, как вдруг заметил людей у себя за спиной. Но он продолжал работать, пока кто-то деликатно не кашлянул. Тогда он повернулся.
— Да? Чем могу помочь?
За ним стояла группа людей, и было вполне ясно, что собрал ее общий страх, потому как, судя по их лицам, они не стали бы связываться друг с другом, если бы этого можно было избежать.
Их представитель, или, по крайней мере, тот, кто стоял впереди, выглядел точно как человек, которого представлял себе Ваймс, думая об Убийстве Из-за Садовой Изгороди.
— Эмм… офицер…
— Да, сэр?
— Что, э, конкретно вы делаете?
— Охраняю мир, сэр. А именно эту его часть.
— Вы говорили, что повсюду беспорядки и солдаты…
— Вполне возможно, сэр.
— Ты не должен спрашивать его, Резерфорд, защищать нас — его долг, — рявкнула стоящая рядом с ним женщина, выглядевшая настоящей хозяйкой. Ваймс поменял свое мнение о человеке. Да, он выглядел, точно робкий семейный узник, из тех, что ужасаются мысли о разводе, но изо дня в день изобретают новые способы потрошения женщин. И можно было понять, почему.
Он одарил даму теплой улыбкой. В руках у нее была синяя ваза.
— Я могу вам помочь, мадам?
— Что вы намерены делать по поводу того, что нас зарежут в наших же постелях? — вопросила она.
— Ну, четырех еще нет, мадам, но если вы мне дадите знать, когда собираетесь уйти…
Ваймс был поражен, как быстро она выпрямилась. Даже Сибилла, будучи истинной Герцогиней, в жилах которой текла кровь двадцати поколений высокомерных предков, не могла бы сравниться с ней.
— Резерфорд, ты собираешься что-нибудь сделать?
Резерфорд взглянул на Ваймса. Тот понимал, что он небрит, растрепан, перепачкан, и, возможно, от него уже начинает попахивать. И потому решил не возлагать еще большие проблемы на плечи другого человека.
— Не могли бы вы и ваша дама помочь нам с баррикадой? — предложил он.
— О, да, благодарю… — начал Резерфорд, но его тут же перебили снова.
— Кое-какая мебель очень грязная, — заговорила миссис Резерфорд. — А это, что же, пивные бочки?
— Да, мадам. Но они пусты, — ответил Ваймс.
— Вы уверены? Я не собираюсь прятаться за алкогольными напитками! Я никогда не одобряла алкоголь, и мой муж — тоже!
— Могу заверить вас, мадам, любая бочка пива, найденная моими людьми, через некоторое время оказывается пустой. В этом вы можете не сомневаться.
— А ваши люди трезвы и чистоплотны? — продолжала женщина.
— Только если нет иного выбора, мадам, — кивнул Ваймс. Это оказалось приемлемым. В этом миссис Резерфорд походила на Раста. Она слушала интонации голоса, а не слова.
— Полагаю, милая, нам лучше поторопиться… — начал Резерфорд.
— Я не оставлю Отца! — воскликнула его жена.
— Не беспокойтесь, мадам, — вмешался Ваймс. — Где он?
— На баррикаде, разумеется! Которая, позвольте мне заметить, гораздо лучше прежней.
— Прекрасно, мадам. Если он спустится, мы…
— Э, вы не совсем поняли, сэр, — пробормотал Резерфорд. — Он, э, на баррикаде…
Ваймс поднял взгляд на баррикаду, а потом всмотрелся пристальнее. У самого верха сваленной мебели едва виднелось кресло. При дальнейшем рассмотрении оказалось, что оно занято спящей фигурой в шлепанцах.
— Он очень привязан к своему креслу, — вздохнул Резерфорд.
— Оно будет семейной реликвией, — добавила его жена. — Будьте так добры, пошлите ваших юношей забрать нашу мебель, хорошо? И будьте поосторожнее с нею. Поставьте ее где-нибудь сзади, чтобы в нее не попали.
Когда миссис Резерфорд направилась к зданию стражи, Ваймс кивнул Сэму и паре других людей.
— А какая-нибудь там битва будет? — спросил растревоженный мистер Резерфорд.
— Возможно, сэр.
— Боюсь, я не слишком-то хорош в этом.
— Не волнуйтесь, сэр. — Ваймс подтолкнул человека к баррикаде и повернулся к оставшейся группе. Ему казалось, что его сверлили чьи-то глаза, и теперь он смог проследить за взглядом и заметил молодого человека в черных брюках, рубашке с оборками и с длинными кудрявыми волосами.
— Это какая-то уловка, так ведь, — проговорил человек. — Вы заманите нас к себе, и никто никогда нас больше не увидит, да?
— Тогда не иди, Редж, — отозвался Ваймс. Он сложил руки и повернулся обратно к баррикаде улицы Китовой Кости. — Если кто-нибудь еще хочет присоединиться к нам, вам лучше поторапливаться! — крикнул он.
— Вы не знаете моего имени! — возразил Редж Башмак.
Он заглянул в большие выпученные глаза. Единственной разницей между нынешним Реджем и тем, которого он оставил в будущем, состояла в том, что констебль Башмак был гораздо серее и держался на нитках. Зомбийство было у него в крови. Он родился, чтобы быть мертвым. Он так твердо верил, что какая-то внутренняя пружинка так и не отпустила его. Он станет неплохим копом. Но революционер из него никудышный. Люди, настолько же пылкие, как и Редж, становились настоящей проблемой для революционеров. Именно так он и начинал.
— Ты Редж Башмак, — сказал он. — Ты живешь на улице Китовой Кости.
— Ага, у вас есть тайное досье на меня, да? — с ужасающей радостью заметил Редж.
— Нет, вовсе нет. Теперь, будь так добр…
— Могу поспорить, оно в милю длиной, — продолжал Редж.
— Нет, не в целую милю, Редж. Послушай, Редж, мы…
— Я хочу его видеть!
Ваймс вздохнул.
— Мистер Башмак, у нас нет на вас никакого досье. У нас ни на кого нет никаких досье, понимаешь? Половина из нас не могут читать, не отрывая пальца от текста. Редж, мы не интересуемся тобой.
С минуту Редж Башмак слегка взволновано смотрел на Ваймса, а потом его мозг отверг полученную информацию как несоответствующую тем фантазиям, что творились внутри него.
— Что ж, пытая меня, вы ничего не добьетесь, потому что я не выдам вам ничего о своих товарищах из других революционных ячеек! — сказал он.
— Хорошо. Тогда я не буду. Теперь, может…
— Вот как мы действуем, видите? Ни один из нас не знает о другом!
— Прекрасно. А они знают о тебе? — спросил Ваймс.
На мгновение лицо Реджа потемнело.
— Простите?
— Ну, ты сказал, что не знаешь о них, — объяснил Ваймс. — Так… они знают о тебе? — Он хотел добавить: ты ячейка, состоящая из одного человека, Редж. Истинные революционеры — это тихие люди с глазами игрока в покер и, возможно, они не знают или им все равно, существуешь ты или нет. Ты надел рубашку, сделал стрижку, повязал ленту и ты знаешь все песни, но ты не городской партизан. Ты городской мечтатель. Ты переворачиваешь урны и пишешь на стенах лозунги во имя Народа, который надерет тебе уши, если поймает за этим занятием. Но ты веришь.
— А, значит, ты тайный сотрудник, — закончил он, чтобы снять бедолагу с крючка.
Редж просиял.
— Вот именно! — воскликнул он. — Люди — это море, в котором плывет революционер!
— Как рыба-меч? — попытался Ваймс.
— Простите?
И ты барахтаешься. Подумал Ваймс. Нед — революционер. Он знает, как сражаться и может думать, даже если он кубарем катится под откос. Но тебе, Редж, действительно стоит сидеть дома…
— Что ж, теперь я вижу, что ты опасный человек, — сказал он вслух. — Нам стоило бы приглядывать за тобой. А ведь точно. Ты можешь подорвать врага изнутри.
Редж с облегчением поднял кулак в знак приветствия и с революционной скоростью понес стол к новой баррикаде. За старой импровизированной баррикадой, уже очищенные от мебели Резерфордов, послышались какие-то торопливые переговоры. Но они были прерваны стуком копыт, доносившимся с конца улицы Паточной Шахты, и внезапный взрыв решительности обуял оставшуюся группу людей.
Они хлынули к новой официальной баррикаде вместе с младшим констеблем Ваймсом, замыкающим шествие и довольно хорошо прикрываемым креслом из гостиной.
— Поаккуратнее с ним! — откуда-то из-за его спины раздался женский голос. — Оно из комплекта!
Ваймс положил руку на плечо юноши.
— Только дай мне свой арбалет, хорошо? — произнес он.
Всадники подъехали ближе.
Ваймс недолюбливал их. Что-то в нем восставало, когда к нему обращался кто-то, находящийся в восьми футах над землей. Ему не слишком нравилось, когда на него смотрят ноздрями. И разговаривают с ним свысока.
