Ознакомительная версия.
— Чуть побольше, — деликатно молвил старшой.
— Четыреста пятьдесят шесть, — уточнил ученый дон Кабальо.
Он ожидал, что принцесса, услышав страшное известие, тут же грохнется в обморок и придется бежать к аптекарю. Но принцесса сказала:
— Милый рыцарь… э-э, как ваше имя?
Дон Кабальо замялся.
— Это не рыцарь, — сказал честный Тихон.
Тут только принцесса заметила братьев в их причудливых, хоть и попорченных дорогой и разбойниками одеждах.
— А это что за чучела? Уж не вы ли меня разбудили?
— Это он, — показал на Тихона честный на данный момент Терентий.
— Да? — страшным голосом спросила принцесса. — Значит, вот он каков, мой суженый? Веди же меня под венец, о юный герой! Я вся твоя!
И протянула Тихону руку.
— Бери, бери, пока дают! — зашипел Терентий.
Тихон, содрогаясь, коснулся пальцами тонкой руки. Но едва лишь принцесса сделала шаг, как ее платье, честно служившее четыре с лишним века, разом ушло в отставку и осыпалось на пол мелкими клочками.
Тихон мгновенно развернулся и раскинул руки, чтобы закрыть принцессу от чужих взоров. Она рассмеялась.
— Как, однако, целомудрен ваш век, юные кавалеры! А вот мы на Майский день…
— Ваше высочество, — сказал старшой. — Есть у нас, что накинуть. Мы время от времени покупали как раз для такого случая… Обновляли гардероб…
— Раз в сто лет, — сказала принцесса. — Ну, тащи. … Потом она гоняла старшого принесенным платьем по всему балагану.
— Да такого даже пьяная троллиха носить не станет! Разве это цвет? Разве такое носят?
Бедный Себастьян пытался ей объяснить, что сейчас как раз такое и носят, а братья и даже перетрудившийся дон Кабальо с восхищением следили за скандалом.
Тихон от восхищения и смущаться забыл — так прекрасна была принцесса во гневе. Но гнев мигом перекинулся на всю честную компанию.
— Чего выставились? Лучше найдите девушке приличную одежду!
Но пойти за новым платьем никто не рискнул.
— Вот у нас тут мужское есть, — предложил Тихон. — Рубаха там, штаны… Покойник невелик был ростом!
Замечания насчет покойника принцесса не изволила заметить.
— Я всегда была чертовски хороша в мужской одежде, — сказала она, взяла поданное Тихоном и скрылась в складках шатра.
Братья переглянулись.
— Батюшке она бы понравилась, — робко предположил Тихон.
— Да она мне и самому нравится, — сказал Терентий. — А только жениться… Ой-ой! Не завидую я ее злой мачехе!
— А я бы взял ее в жены, — сказал Тихон и возмечтал о грядущей семейной жизни.
— Ага! Не хочу учиться, а хочу жениться! — поддел его брат. — Не ожидал, не ожидал…
— Не спорьте, мои юные друзья, — вступил в разговор дон Кабальо. — Когда… То есть, если я верну себе прежний облик, вопрос решится сам собой…
— Уздечку тебе конскую! — внезапно озлился Терентий.
Потом все трое спорили, какого цвета у принцессы глаза — карие или зеленые. Дон Кабальо утверждал, что серые, но лошади воспринимают цвета по-своему, и к его мнению не прислушались.
Провинившиеся бородатые дети в отсутствие своей госпожи осмелели и тихонько стали требовать возмещения: за гроб из чистого горного хрусталя, за многочисленные платья, за упущенную выгоду — ведь принцессу можно было возить по ярмаркам еще лет пятьсот.
Но принцесса, оказывается, не только одевалась и прихорашивалась — она все прекрасно слышала.
В белой рубашке, черных брюках и высоких сапогах Нормана Бейтса она и вправду была чертовски хороша.
— Вуаля — Изора, принцесса Мезантийская! — воскликнула она, раскинув руки в широких рукавах.
— Тереша, скажи, что мы тоже… — пискнул Тихон, да брат вовремя заткнул ему рот.
Но принцессе Изоре сперва надо было разобраться с бородатой семеркой.
— Как ты опустился, Себастьян, — сказала она. — Как вы все опустились, ребята. Из артели честных тружеников вы превратились в банду мошенников. Вспомните, как вы возвращались из забоя, распевая вашу песенку, а я уже ждала вас за накрытым столом, где дымилась гороховая похлебка, чтобы вы, негодяи, не вздумали сесть за стол с немытыми лапами! Вспомните, как весело танцевали вы под луной с белками и барсуками, а я играла вам на челесте!
Маленькие бородачи захлюпали носами.
— В общем, свое убежище, мои маленькие друзья, я вам с лихвой отработала, — трезво заключила принцесса Изора. — А теперь я из-за вас в дурацком положении. За кого мне, бесприданнице, вы теперь прикажете выходить замуж?
— Насколько я знаю, вы и вправду бесприданница, — вмешался дон Кабальо. — Ибо никакого великого герцогства Мезантийского больше не существует, равно как и вашей злой мачехи, дорогая синьорита Изора. Там теперь сплошная Бонжурия, а я сомневаюсь, чтобы у вас остались какие-нибудь верительные грамоты…
— Да какие грамоты! — в сердцах воскликнула Изора. — Когда лесничий уводил меня в лес, неужели бы я догадалась взять с собой документы? Я-то думала, он меня с благородными намерениями уводит, а он меня там, в чаще, просто-напросто бросил! И кто я теперь? Смазливая пейзанка?
— О нет! — пламенно вскричал Тихон. — Вы будете, непременно будете королевой!
— Бедный мальчик, — улыбнулась принцесса сквозь слезы. — Все вы горазды обещать нам королевские троны… А все-таки жаль, что старая стерва подохла. Уж я бы заставила ее поплясать на раскаленном железном листе!
Тут даже Терентия передернуло.
— Таковы были жестокие нравы того времени! — назидательно пояснил дон Кабальо. — Но, синьорита, не можем же мы вас тут бросить! Вы отстали от жизни, вам необходимо постепенно приспосабливаться…
— Это вам, мужикам, нужно приспосабливаться, — пренебрежительно бросила Изора. — А женщина — всегда женщина!
И она мечтательно потянулась.
— Кажется, еще то сокровище нам досталось, — задумчиво молвил Терентий.
— Как верно сказал ты, брат! Сокровище! — воскликнул Тихон.
Между тем маленькие бородатые проходимцы прощались с прежней жизнью и готовились к новой: сворачивали убранство балагана, меняли детские костюмчики на суровое рабочее платье, доставали из сундуков заржавевшие обушки и шахтерские лампы, в которых давным-давно высохло масло.
— И куда же мы направляемся? — спросил, принцесса, словно все было уже решено.
— В Плезир, мадам! — галантно сказал Терентий.
— В Плезир? — скривилась Изора. — Чего я не видела в этой убогой бонжурской деревушке?
— О нет, прекрасная синьорита! — воскликнул дон Кабальо. — Нынче Плезир — блестящая столица Бонжурии. Там есть все, что необходимо женщине, — портнихи, куаферы, поэты, музыканты, неотразимые кавалеры и, конечно же, его величество Пистон Девятый, галантнейший из владык земных!
— А не врешь? — спросила принцесса.
Время ее, видно, и вправду было посуровей нынешнего. Да и говорящие кони тогда были, надо полагать, обычным явлением.
— Как можно! Я и сам туда направляюсь, сопровождая моих молодых друзей, которые хотят поступить в Академию…
— В Академию… Кушать хочу! — капризно воскликнула Изора.
Наскоро расцеловав прощенных ею рыдающих бородачей, Изора вприпрыжку покинула полуразобранный балаган. Братья и даже дон Кабальо едва за ней поспевали.
Дону Кабальо купили мешок овса и оставили во дворе ближайшего трактира, а сами пошли внутрь.
Все мужские взгляды уставились на Изору. Все, кроме одного. Он устремлен был на посконских принцев.
Обладатель взгляда, средних лет мужчина, высокий и стройный, проезжая границу, записался как посконский граф Пихто.
в которой излагается (к счастью, в сильно сжатом виде) история Плезирской Академии
Не было в мире ни одного учебного заведения, хоть сколько-нибудь похожего на Плезирскую Академию.
Возникла она вроде бы не так уж и давно (в королевстве готовились отметить ее четырехсотлетие), а о том, как и почему она возникла, никаких достоверных сведений не сохранилось.
Некоторые говорят, что дело было так: с разных сторон в городишко Плезир, который и столицей-то еще не был, вошли два мудреца, Бабрий и Фесон. Самые грамотные могут возразить, что Бабрий и Фесон жили и работали гораздо раньше, еще до Темных веков, но теория Хомы Хроноложца не оставляет камня на камне от этих придирок.
«Не следует множить число исторических личностей сверх необходимого», — учит он. Так что предполагаемые некоторыми дерзецами фигуры мэтра Дискредитье и мэтра Пульманона можно смело отбросить. Проще ведь запомнить имена двух ученых, чем целой кучи или, как они любят сами себя называть, плеяды.
Так вот, встретившись прямо среди улицы, вышесказанные мудрецы, даже не поприветствовав друг друга, начали яростно обсуждать основной вопрос философии: кто кого сборет — слон или кит?
Философы спорили дотемна, а утром пораженные горожане увидели, что мудрецы и не уходили на покой. Так прошел еще один день и еще одна ночь.
Ознакомительная версия.
