Остатки еды нужно было пристраивать, поэтому я обходила орков с желанием положить добавки.
— Он сыт! — прохрипела оркесса, пока я пыталась отдать остатки в хорошие желудки.
— Да ладно, пусть не боится! — немного обиделась я, унося остатки дальше по гостям. Ничего, сейчас они наедятся, я сделаю свое грязное дело и… Внезапно орк схватился за грудь. Я внимательно смотрела, не понимая, что происходит с гостями. Кто-то ревел, роняя миски на пол, а вождь с удивлением разглядывал внушительный и аппетитный бюст. Собственно, многие мужчины так делают. Смущало то, что это был его бюст. Но больше всего смущало то, что раньше его не было!
— Что это? — послышался голос, а миска полетела на пол. Оркесса-телохранительница опустила глаза и застыла в состоянии глубокой задумчивости. Ее грудь, перетянутая ремнями, уменьшалась на глазах, превращаясь в плоский и рельефный мужской торс.
С одной стороны, как бы справедливость восторжествовала! Нечего прятать свой огурец за спинами хрупких девушек, а с другой стороны радости от этого было намного меньше, чем можно было предположить. Если суровые женщины племени стоически отнеслись к гендерной интриге, то у тех, что были мужиками ПМС начался сразу же.
— Что это? — женским, но грубым голосом орал вождь, потрясая сказочным декольте, пока его охранницы проверяли друг у друга огурцы. — Это что такое?
Шаманка, которая судя по визгам, до этого была шаманом, бегала и орала. Ее зеленая грудь колыхалась при беге, пока где-то остался бубен и посох.
— Проклятие богов! — орало оно, а я скромно потупилась. Впервые за всю жизнь меня назвали богиней. Даже не знаю, как на это реагировать! Бабушка всегда говорила — будь скромнее. И сейчас я была очень-очень скромной! Настолько скромной, что уже пробиралась к выходу из шатра. Подхватив чемодан, я бросилась бежать. Из шатра доносился страшный рев. За мной, тряся распоясавшейся грудью, бросились разъяренные бывшие мужики, обещая меня изнасиловать в самой грубой и извращенной форме. Из формы, лишенные прикрытия, тряслись на бегу.
— Девочки, не надо! — умоляла я, петляя между шатрами. — Девочки! Я вас по-хорошему прошу!
Я готова была предложить альтернативные методы лечения, пытаясь вспомнить, чем магический эстроген отличается от приправного эстрагона! Я их еще со времен Академии путаю!
— Это позор племени! Как я теперь смогу править, если стал бабой! Орки не признают бабье правление! — орал вождь, лишившийся своих полномочий. То-то я думаю, что бегают они куда резвее! Им теперь мало что мешает!
— Ни один орк не подчиниться бабе! — орал вождь, когда я пыталась спрятаться за маленьким шатром рядом со складом чужого оружия. — Я — вождь всех орков стал бабой!
Они пробежали мимо, а я стянула с себя наброшенные шкуры, провожая взглядом их фигуры. Фу-у-ух! Спаслась! Копье! Не вздумай падать! Я же потом тебя не подниму!
— Все обратно! — послышался далекий голос шаманки. — Все сюда! Я нашел ее волос в супе! Я смогу проклясть ее!
Так, а вот это уже плохо! Внезапно я почувствовала, что грудь моя стала уменьшаться. Куда?!! Там у меня и так не два арбуза! Это что за…
Я смотрела, как с груди падает пушистая повязка. Ой! Ой-е-ей! Я застыла, чувствуя, что что-то не то! А оно точно должно быть там? Просто…. Просто…
— Я нашел ее! — истошно и радостно заорал голос, пока я, потеряв бдительность, приподнимала юбку.
— А! — баском заорала я, шарахаясь в сторону от удара могучего топора! В тот момент, когда топор едва не разрубил меня, я очутилась на коврике.
То, что я видела, вызывало чувства противоречивые. В кресле, прикрыв рукой лицо, сидело его величество. Грудь его вздрагивала, а он как бы отвернулся и слегка покачивал головой.
— Ты … ты плачешь? — спросила я, осторожно заглядывая между пальцев.
На меня подняли глаза, пока я ощупывала руками то место, где была моя грудь! Вместо нее была доска — два соска.
Меня смущало то, что пряталось под искусственной шкуркой. Ой! А он шевелится?
— Нет, я уже не плачу, — послышался глухой голос. — Вводите войска. Ищите эту шаманку!
— Войска уже пять часов, как на границе с орками! — радостно сообщил слуга. Они что? Уже заранее готовились?
Дверь захлопнулась, а я сочувственно смотрела в фиолетовый глаз.
— Ты злишься на меня? — спросила я, чувствуя, что голос стал грубее. Моя зеленая рука поправляла нововведение, которое раздражало своим наличием.
Ответа я не дождалась, усаживаясь во второе кресло.
— Иди, мойся, — послышался глухой голос. Я взяла чемодан и последовала в смежную комнату, обалдевая от такой роскоши! Да у него ванная больше, чем моя квартира!
Я сняла мех, направилась в сторону купальни, которую уже заботливо подготовили, как вдруг остановилась перед зеркалом. Слушайте, а так и должно быть? Я прищурилась. А почему он такой ма-а-аленький? Этот вопрос нужно срочно уточнить!
— Слушай, а почему он такой маленький? — возмутилась я, высовываясь в комнату. — Это вообще нормально?
Мой собеседник сидел ко мне спиной. В момент вопроса он напрягся. Я видела, как рука вцепилась в роскошную лакированную ручку кресла. Был слышен глухой кашель.
— Нормально, — сглотнули мне в ответ. Нет, не успокоил!
— А он и должен быть таким маленьким? — поинтересовалась я. Нет, а вдруг это — плохо? — Слушай, не надо делать вид, что тебе хочется повеситься! Мне больше не у кого спросить!
— Д-д-да, — процедили мне, прикрывая глаза рукой.
— Он у всех такой маленький или только у меня? — не отставала я, чувствуя, что другой возможности пролить свет на эту тайну у меня никогда в жизни не будет!
— Ему холодно, — сквозь зубы процедили мне, пока я направилась к зеркалу.
Через пять минут я высунулась снова, чувствуя, как меня подъедает очень насущный вопрос.
— А он что? Сам шевелится? — спросила я, слыша тихий стон. — Просто, когда я с тобой разговариваю, он шевелится! Он не уползет?
— Не переживай, — отозвался глухой голос. — Он от тебя никуда не уползет…
— Ага! — обрадовалась я, терзаемая профессиональным интересом. Открытия удивляли, а я понимала, что он существует от меня как бы отдельно! А что он делает?
— Аааа! — возмутилась я, хватая полотенце и пытаясь успокоить новшество. — Он … растет! Это нормально?
Из комнаты послышалось полузадушенное: «Я проклинаю тот день, когда на тебе появилась моя метка!».
— Нет, он растет! Я его водичкой полила, а он, — насторожилась я, удивляясь все больше и больше. — У меня к тебе будет много вопросов!
Через минуту я вышла с линейкой, обмотанная полотенцем. До купания дело пока не дошло. Меня смущало лишь то, что когда я обматываю полотенцем грудь, там внизу….А с другой стороны, грудь тоже как-то неприличной показывать!
— Я даже не знаю, как начать, — мрачно произнесла я, глядя на бледный профиль и лицо закрытое рукой. — Семнадцать сантиметров — это много или мало? Нет, я, конечно, понимаю, что не как у оборотня… Мне кажется, что это мало! А еще линейка холодная!
— Готовьте мой фамильный склеп, — послышался глухой голос, а руки сделали такое движение, словно умывают лицо. — Скажи, чтобы подготовили мой фамильный склеп. Пусть отца подвинут, а бабушку положат в саркофаг к дедушке. Это на случай, если места не окажется…
— Нет, ну мне важно это знать! — настаивала я, чувствуя, что в таких делах себя новичком. В ответ было что-то про то, что цветов не надо. Скромные похороны и все.
— Слушай, а, может, его как-то назвать? — спросила я, понимая, что мы с хвостиком как бы два отдельных организма. — А правда ли, что все мужчины дают ему имя? Я читала, что некоторые разговаривают с ним…
— Быстро! Чтобы через пять минут шаманку уже тащили сюда! — рявкнуло его величество.
— Орки сопротивляются! Но мы уже дожимаем их! — послышался далекий, слегка вибрирующий голос, а на стол, судя по звуку, легло зеркало. Я еще с Академии знала, что орочья магия — это отдельная магия. Эту магию не изучают, поскольку орки никому не открывают свои секреты. Преподаватели называли ее первобытной магией, но при этом не отрицали ее мощи. «Магия инкогнита», — кажется, так называлась книга про магию других народов. Если про демоническую магию мы немного знали. Некоторые эльфийские заклинания тоже изучались в Академии, то про магию орков мы не знали ничего. Кроме того, что она есть! Говорят, есть премия, которую учредили маги для того, кто опишет с примерами и заклинаниями орочью магию. Но уже пятьсот лет никому не удавалось этого сделать.
