Он прихлопнул рот ладонью, но Ринсвинд ткнул ему в грудь дрожащим пальцем.
— Переселение душ! — возбужденно воскликнул он. — Значит то, что утверждают мистики, правда!
— Я от всего отрекаюсь, — раздраженно заявил Золотуха. — Я оговорился. Ну так что, умрешь ты добровольно или нет?
— Нет, — отрезал Ринсвинд.
— Как тебе будет угодно, — сказал демон и занёс косу.
Она довольно профессионально вжикнула, но Ринсвинда на кусте уже не было. Фактически он был несколькими метрами ниже, и данное расстояние быстро увеличивалось. Ветка, на которой он висел, наконец-то сломалась и послала его в путешествие по межзвёздному проливу.
— Вернись! — завопил демон.
Ринсвинд не ответил. Он парил в потоке воздуха и смотрел на облака, которые резко поредели…
А потом исчезли.
Под ним раскинулась вселенная. Там плыл Великий А'Туин, исполинский, могучий, испещрённый кратерами. Там кружилась малюсенькая луна Диска. Там мерцала далекая сверкающая точка, которая могла быть только «Могучим Вояжером». И там горели звезды, удивительно напоминающие толчёные, рассыпанные по чёрному бархату бриллианты. Звезды эти манили и в конечном итоге призывали к себе самых смелых…
Всё Мироздание с нетерпением ждало, когда Ринсвинд в него упадёт.
И он упал.
Просто выбора у него не было.
Солнце поднималось медленно, словно не было уверено в том, что это стоит таких усилий.
Над Диском занимался ещё один день. Разгорался он очень неторопливо, и вот почему.
Когда свет встречается с сильным магическим полем, он тут же теряет всякое представление о спешке и мгновенно замедляет скорость. А на Диске магия до неприличия сильна, из чего следует, что мягкий жёлтый утренний свет скользил по спящему пейзажу, будто прикосновение нежного любовника или, как выразились бы некоторые, словно золотистый сироп. Периодически он притормаживал, чтобы заполнить долины. Скапливался у горных хребтов. Достигнув Кори Челести, десятимильного шпиля из серого камня и зелёного льда, отмечающего Пуп Диска и служащего домом местным богам, свет начал громоздиться ввысь. И, наконец, обрушился гигантским, ленивым, бесшумным, как бархат, цунами на расстилающийся дальше тёмный ландшафт.
Подобного зрелища не увидишь больше нигде.
И это естественно, ведь другие миры не передвигаются по звёздной бесконечности на спинах четырёх исполинских слонов, которые стоят на панцире гигантской черепахи. Звали Ее — или, согласно другой школе философской мысли, Его — Великий А'Туин. Она — или, может статься, Он — не сыграет в последующих событиях важной роли, но для понимания Диска жизненно важно знать, что Она — или Он — находится там, внизу, под залежами руд, морским илом и фальшивыми ископаемыми костями, положенными туда Создателем, которому делать больше нечего, кроме как сбивать с толку археологов и внушать им дурацкие теории.
Звёздная черепаха Великий А'Туин, чей панцирь покрыт коркой замёрзшего метана, изрыт метеоритными кратерами и отшлифован астероидной пылью. Великий А'Туин, чьи глаза похожи на древние моря, а мозг размером с континент, по которому скользят маленькие сверкающие ледники-мысли. Великий А'Туин, обладатель огромных, медлительных ласт и отполированного звёздами щитка, медленно, с трудом плывущий сквозь галактическую ночь и несущий на себе всю тяжесть Диска. Огромный, как миры. Древний, как Время. Безропотный, как кирпич.
Ну, вообще-то, тут философы заблуждаются. На самом деле Великий А'Туин оттягивается на полную катушку.
Великий А'Туин — это единственное существо во вселенной, которое абсолютно точно знает, куда оно направляется.
Конечно, философы уже много лет спорят о том, куда может направляться Великий А'Туин, и часто выказывают обеспокоенность тем, что они никогда этого не узнают.
Но им суждено узнать это месяца через два. И вот тогда они попляшут…
Тех философов, у кого фантазия была побогаче, волновал несколько иной вопрос: каков всё-таки пол Великого А'Туина? Они затратили немало времени и трудов, пытаясь разрешить эту загадку раз и навсегда.
И вот сейчас, по мере того как огромный тёмный силуэт проплывает мимо, подобно бесконечной расчёске из черепашьего панциря, мы можем наблюдать результаты последних деяний этих философов.
То, что кувыркаясь проносится рядом, — это вышедшая из-под контроля бронзовая оболочка «Могучего Вояжера», этакого космического корабля эпохи неолита, построенного и вытолкнутого в пространство жрецами-астрономами Крулла. Это королевство очень удобно расположилось на самом Краю света и недавно доказало, что такая штука, как космонавтика, — в данном случае рептилионавтика, — существует даже на Плоском мире.
Внутри корабля находится Двацветок, первый турист Плоского мира. Недавно он провёл несколько месяцев, путешествуя по Диску, а теперь стремительно покидает его по причинам, которые довольно-таки запутанны, но имеют некоторое отношение к попытке бегства из Крулла.
Эта попытка удалась на тысячу процентов.
Однако, несмотря на то что Двацветок вполне может стать первым и последним туристом Диска, он, тем не менее, вовсю наслаждается открывающимся видом.
Следом за ним, поотстав мили на две, падает волшебник Ринсвинд, облачённый в то, что на Диске считается скафандром. Скафандр этот чем-то напоминает водолазный костюм, созданный людьми, которые никогда не видели моря. Шесть месяцев назад Ринсвинд был совершенно обычным неудавшимся волшебником. Потом он встретил Двацветка, за совершенно возмутительную кучу денег стал его гидом, и с тех пор жизнь Ринсвинда круто изменилась. Он подвергался обстрелам, запугиваниям, преследованиям, висел без всякой надежды на спасение над всякими пропастями и — как, например, сейчас — падал с огромной высоты.
У него нет времени любоваться видами, потому что перед его глазами бесконечной вереницей проносится прошлая жизнь, которая заслоняет весь обзор. Он постепенно начинает понимать, почему, надев скафандр, так важно не забыть прихватить с собой шлём.
Много можно было бы добавить, чтобы объяснить, почему эта парочка покидает свой мир и почему Двацветков Сундук, который в последний раз видели прыгнувшим вслед за хозяином, — это не совсем обычный предмет багажа. Однако подобные вопросы требуют времени, которое не стоит на них тратить. К примеру, однажды на одной вечеринке знаменитого философа Лай Тинь Видля спросили: «Почему вы здесь?». Ответ занял три года.
Что гораздо более важно, так это события, происходящие наверху, высоко над А'Туином, слонами и быстро теряющим кислород волшебником. Самая ткань пространства и времени вот-вот будет пропущена через мясорубку.
* * *Воздух был характерно маслянистым на ощупь и едким. Здесь царила магия и дымили свечи из чёрного воска, о точном происхождении которого мудрый человек не станет расспрашивать.
В этой комнатке, расположенной глубоко в подвалах Незримого Университета, ведущего магического учебного заведения Плоского Мира, присутствовало нечто очень странное. Прежде всего, у неё было слишком много измерений, не то чтобы видимых, но бродящих где-то рядом, вне поля зрения. Стены были покрыты оккультными символами, а большую часть пола занимала Восьмикратная Печать Застоя. Эта печать, по общепризнанному в волшебных кругах мнению, обладала поразительной сдерживающей силой, которой может похвастаться лишь летящий прямо в цель кирпич.
Единственной мебелью в комнате была кафедра из тёмного дерева, вырезанная в форме птицы, — ладно, ладно, если честно, в форме некоего крылатого существа, к которому, впрочем, лучше не присматриваться. На этой кафедре, обмотанная тяжёлой цепью с замками, лежала книга.
Большая, но не особенно внушительная книга. У других книг в университетских библиотеках имеются переплёты, инкрустированные редкими каменьями и восхитительным деревом или обтянутые драконьей шкурой. Однако этот фолиант был переплетён в довольно потрёпанную кожу. С виду он походил на те книги, которые описываются в библиотечных каталогах, как «слегка потрёпанные», хотя честнее было бы признать, что его не только «трепали», но грызли, кусали и, возможно, драли когтями.
Металлические застёжки удерживали его в закрытом положении. Особенной красотой они похвастаться не могли, зато отличались прочностью — как и цепь, которая не столько прикрепляла фолиант к кафедре, сколько ограничивала его свободу.
Выглядели застежки так, словно были сработаны человеком, преследовавшим конкретную цель и посвятившим большую часть жизни изготовлению сбруй для слонов.
Воздух сгустился и пошёл клубами. Страницы книги начали совершенно жутко, нарочито неспешно потрескивать, и из них выплеснулся наружу голубой свет. Тишина охватила комнату, словно медленно сжимающийся кулак.
