Доктор приоткрыл дверцу сейфа и осторожно взял с верхней полочки обломок кирпича.
Выходя из кабинета, обернулся к лежащему на полу Следователю:
— Извини, амиго! У меня не было другого выхода. Рево¬люция в опасности! Фиделю нужна новая жизнь.
Анджей Пилипик
Загадки воды
Что-то стряслось, определённо. Якуб Вендерович своим шестым чувством безошибочно определил неладное. По телам отдыхающих, которые грелись под солнышком на пляже, усыпанном грязным гравием, мурашками пробежал электрический разряд. Люди приподняли головы, а некоторые из них даже поднялись и направились в сторону кафетерия. Экзорцист остался сидеть на месте. Он приехал в санаторий отдыхать! Врачи ему так прописали. А ещё они прописали ему много солнца и мало нервов. Легко сказать! Этот «пионерлагерь» ему был явно не по душе. Всё здесь раздражало Якуба: бетонные ограждения, отделявшие друг от друга одинаковые двух- и трёхэтажные бетонные блочные постройки, асфальтовые дорожки с бетонными урнами около лавок, бетонная пристань, к которой пришвартовались с десяток лодок, которые, к счастью, были сделаны не из бетона. Да, деревянными ещё были упомянутые лавки и бар с названием «Стёклышко» или как-то в этом роде. В центре пансионата возвышалось уродливое здание времён Союза учителей Польской Народной Республики, которое каждый сезон без изменений заселяли целые стада кошмарных мамочек с такими же кошмарными, разбалованными оболтусами, а через некоторое время — подросшие оболтусы со своими чадами, и так, казалось, будет до бесконечности. Да, был ещё один магазинчик на самой окраине пансионата, в котором можно было стоять в очереди до посинения, а когда приходил твой черёд, то на прилавках уже ничего не оставалось. Но самой страшной бедой для Якуба было то, что врачи строго-настрого запретили ему пить. Спиртное, разумеется. Ну и ещё эта проклятая диета...
— Эх, мне бы сейчас в Войславицы, да в пшеничное поле. Раз в десять бы легче стало,— тяжело вздохнул Якуб в пространство.
Санаторный пленник не спеша встал и поправил немного помятые от лежания на гравии джинсы. Посмотрел на них с нескрываемым отвращением. Лучше всего Вендерович чувствовал себя в трофейных штанах от советского мундира и в эсэсовской куртке, но ему было бы стыдно показываться в таком виде перед культурными городскими жителями... Якуб хмуро всматривался в зеркальную гладь залива. Поверхность воды время от времени сморщивалась от порывов северного ветра. Где-то там, на глубине, стояли развалины домов. Вендерович знал об этом.
— Холера, нельзя им было этого делать... — сказал он сам себе.
А потом замолчал. Во-первых, кто-нибудь мог подслушать. Во-вторых, разговоры с самим собой в таких кругах считались проявлением психической болезни. Об этом постоянно твердил друг Якуба, ксёндз Вильковский. Кстати, путёвка в санаторий — это его работа.
Толпа зевак на краю пляжа росла.
— Вот так всегда. Любит наш народ поглазеть на чужие несчастья.— Вендерович снова заговорил сам с собой.
Нелегко искоренять в себе старые привычки. Вот и Якуб, как бы против воли, не спеша потопал в ту же сторону. В свое оправдание он мог бы сказать, что ноги сами повели его туда. Толпа зевак собралась как раз за кафетерием. За тем самым кафетерием, где продавали тошнотворное мороженое, которое прилипало к языку и оставляло на нём жирный след красителя. Абсолютно безвкусное, но зато — холодное. В нескольких метрах от берега, напротив отдыхающих, плавали лебеди, попрошайничая у зевак и прохожих кусочки хлеба.
Якуб по привычке сунул было руку в карман, но, к большому сожалению, не обнаружил там хорошо знакомой ему велосипедной цепи. Добрую минуту старый браконьер стоял и с тоскливой завистью наблюдал за стаей откормленных птиц.
— Скажите спасибо, что здесь столько народу собралось,— с ненавистью прошипел он десятикилограммовым тушкам, покачивающимся на волнах,— иначе с каждого из вас вышел бы неплохой бульон, а по кому-то и печка плачет на День благодарения. Начинить бы вас теми яблочками, что растут за моим забором на заброшенном дворе Михайла, вот был бы пир на всю улицу! И ещё чуточку самогончику...
Но потом Якуб вспомнил, что Семён Панченко давно уже перестал гнать самогон на своём чердаке. В деревне, правда, остались и другие экспериментаторы, но их первачок был слишком уж слабый, да и гнали его из каких-то подозрительных ингредиентов. Разве что на Тростянце били ещё несколько родничков недорогой и смачной горилки производства настоящих мастеров, но и те пересыхали бесследно.
— Эх, времена упадка... — пожаловался Вендерович птицам.
Лебедям явно не нравился этот старик. Неправильный он какой-то, только и знает, что болтать, а им даже крохи в воду не бросил. Стая дружно дала понять, что таким гостям она не рада, и начала прогонять Якуба шипением. Тот, в свою очередь, показал им фигу и пошёл дальше. К этому времени народу, собравшемуся на берегу, значительно прибавилось. В толпе Якуб узнал одного старичка, которого время от времени видел в парке возле санатория. Нормальный человек, хотя и учёный. Как же его звали? Михал... Михал Рабинович! Только не из тех Рабиновичей, о которых придумали столько анекдотов — Якуб уже спрашивал его об этом. Михал работал учителем в техникуме, а сейчас отдыхал на пенсии.
— Что дают? — поинтересовался экзорцист. Старичок оглянулся.
— Ах это вы, пан Вендерович,— обрадовался он собеседнику.— Да вот, знаете ли, утопился один из этих оболтусов. Его только что выловили полицейские водолазы. Какая трагедия! Скажу пану по секрету, здесь творится что-то страшное. Вся шея у мальчонки синяя, словно его кто-то душил. А к тем синякам прилип какой-то зелёный шлейф, но не водоросль. Гадость невероятная! Труп уже запаковали в мешок и сейчас, по-видимому, ждут моторную лодку. Говорят, что его повезут в Сероцк делать вскрытие в морге.
— Зелёный шлейф, говоришь? На желе похожий? — серьёзно спросил Якуб.
— Вы перехватили у меня это сравнение прямо изо рта! Мерзость полнейшая.
Якуб зажмурил глаза. Что-то всплывало из глубокого колодца его памяти. Воспоминание было окутано туманом, но всё же он кое-что увидел: еще ребёнком Якуб сидел в Войславицах на берегу реки и слушал истории старожилов-рыбаков. Те рассказывали о чём-то похожем, отпугивая байками проворных мальчуганов от своих удочек. Но о чём конкретно они рассказывали тогда, вспомнить пока не удавалось. Якуб, который в санатории был обречён на жизнь в обществе интеллигентов, сам того не замечая, иногда вёл себя культурно. Он вынул из кармана огрызок простого карандаша, наслюнявил его и на обложке медицинской карточки каракулями записал перечень улик, чтобы ночью, на свежую голову, обо всём поразмыслить. Всё равно по ночам его мучила бессонница. Хотя зачем дожидаться ночи? И Якуб, почувствовав себя Шерлоком Холмсом, направился в сторону пристани. Он удобно устроился на бетонных ступеньках, разулся и опустил ноги в прохладную воду. Воспоминания посвежели. Та-ак, нечто подобное уже случалось однажды. В Уханях это было, а может, и в Войславицах, да, скорее всего, в Войславицах. Дело было у ручья, что возле замка. Ручей ещё называли Чёрной бездной. Вроде бы и небольшой был на вид, но глубокий и слишком уж мрачноватый. Но что именно там произошло, новоявленный сыщик припомнить пока не мог. «Да,— подумал он с горечью,— глоточек из моей фляги — для восстановления памяти — был бы сейчас очень кстати». От тяжких раздумий его отвлёк диалог двоих, проплывавших мимо на лодке.
— А я говорю вам, что это дело рук психопата. И ведь, заметьте, это уже не первый случай.
— Да вроде как седьмой за три года.— Голос принадлежал женщине среднего возраста и телосложения. «Наверное, учительница», — подумал Якуб. Учительница в широкой шляпе продолжала своим эффектным голосом: — Я здесь уже не первый год, знаете ли, отдыхаю. И всегда, всегда топились только детишки. И всегда их находили с этими жуткими и огромными синяками на шее. Ну прямо как от удушья.
— И все они были вымазаны той зелёной гадостью,— добавил кто-то третий.
— Поговаривают, что чаще всего люди гибли после захода солнца.— Это снова был первый голос— Но никогда в их крови не обнаруживали алкоголь. Ну я бы ещё могла понять, если какой-то пьяница сдуру влез в воду, поскользнулся, а выплыть уже не смог. Но как вы объясните мне тот факт, что в прошлом году утонул парень из яхт-клуба? Ведь никто не станет убеждать меня в том, что он не умел плавать.
— А тот скаут, помните? Вошёл по пояс в воду, а потом внезапно пропал, как будто в яму провалился. Только в этом месте слишком мелко, да и дно ровное.
— Говоришь, что люди это видели? Значит, свидетели-то были!
— Ага, половина их отряда, или как там они себя называют. На окончание смены хотели голышом в полнолуние искупаться. Так первый и доплавался. А следы — те же.
