– Участковы-ый…
По первому разу я решил, что в ухо попала вода или меня зовут с берега. Но голос повторился снова, с тем же текстом и вроде бы откуда-то из глубины. Под склоненными ветвями ивы на противоположном берегу тревожно загорелись чьи-то зелёные глаза.
– Участко-о-вый…
– Уна? – не сразу узнал я. Синеволосая русалка, подружка Дины, дело о Чёрной Мессе помните?
В свое время обе красавицы едва не утянули меня на дно, и в своё же время обе дружно спасли мою молодую жизнь. Мы тогда рухнули в воду вместе с одним из охранников немецкого посла, водяной ещё остроумно ругался, что ему реку замусоривают…
– Участковый, иди ко мне… – тихо позвала она, испуганно озираясь. – Не бойся, мне самой страшно… чую, беда большая грядёт…
– Пишите заявление, рассмотрим, – попробовал пошутить я, но на глазах русалки показались слёзы.
– Безвинные погибнут… земля не родит… реки высохнут… страшное зло пробуждается…
Я, фыркнув, в два гребка подплыл к ней, для уточнения деталей, хотя по идее девушку сначала требовалось просто успокоить.
– Уна, скажите толком, что случилось? Только не надо вот этих ясновидческих пророчеств, их к протоколу не пришьёшь…
– Спаси нас, участковый. – Она быстро вытянула руку, и маленький перламутровый шарик скользнул мне в ладонь. Жемчужина?
– Э-э… спасибо, но…
Слова благодарности повисли в воздухе. Тихо плеснула вода, сомкнувшись над прелестной головкой, а ловить русалку в реке согласится только технически укомплектованная артель круглых идиотов, никогда не встречавшихся с водяным. Он у них то ли за мужа, то ли за отца, то ли за доброго наставника, но воспитанниц своих никому в обиду не даёт. Я пару раз встречался, дядька с юмором, но серьёзный, с глупостями приставать не рекомендуется…
Поэтому я повернул к берегу и… заорал в голос:
– Митька-а!!!
От такого вопля он драматично схватился за сердце и скорчил страдальческое лицо.
– Я убью тебя-а!!!
Теперь уже Маняша, удивлённая моим воем, соизволила повернуть голову. А поняв, в чём дело, по-девичьи прыснула в кулачок и стыдливо спрятала лицо в ладони. Нет, ну совести у обоих ни на грамм!
– Я кого просил посторожить мои вещи?! – продолжал надрываться я, стоя в рубашке, фуражке, при галстуке, в трусах и… без штанов! Ибо мои форменные брюки нагло жевала злопамятная скотина шагах в десяти на мелководье…
Сцена изъятия важной части моего костюма заняла бы ещё полстраницы, хотя бледный Митя старался изо всех сил. А в конечном итоге мимо деревни я возвращался в таком виде, словно меня жевал Кинг-Конг и выплюнул в связи с просроченным сроком годности! Хуже всего то, что по причине деликатности деревенские люди, стоя у околицы, мнение своё выражали исключительно шёпотом. Этим, собственно, вся деликатность и исчерпывалась:
– А доброго денечку, батюшка участковый! Вы-то, может, не заметили, чё у вас-то все штаны мокрые, ага…
– Ой, бабы… а у сыскного воеводы-то… Ой, мамоньки, не могу… ой, гляньте-ка, так и капает… Ой, и чёго ж я ржу, аки дура, а?
– Никита Иванович, может, подмогнуть чем? Ну, там, штаны выжать али на печку вас посадить, подсохнуть, иль одеялом лоскутным обмотать, от глаз любопытственных…
– Не болтай, народ! Видать, того антиресы следственные требоват, штоб наиглавнейший милиционер вдоль улицы лужи за собой оставлял. Видать, в энтом тайна военная есть – подумат жульё, что участковый в мокрых портках безобиден будет, а он тут их и цап за причинно место! Верноть я говорю, сыскной воевода?
Если вы думаете, что мне оставалось лишь надвинуть фуражку поглубже и пламенеть ушами, то вынужден разочаровать – на меня оно давно не действует. Ежедневное общение с нашим народом быстро гасит все лишние комплексы. Ко многим вещам начинаешь относиться проще и спокойнее, потому что если всех слушать и всякому мнению соответствовать, то лучше не жить вовсе…
– Чую, грех на мне, бабы, а тока есть от что-то эдакое в мужике, когда на нём штаны мокрые натягиваются! Вон Митька-беспутный идёт сзади, сух-сухонек, и никакого впечатления. А участковый… в облипочку… точно, грех на мне!..
Пожалуй, я поторопился сказать, что уже совсем не краснею. Даже, кажется, невольно ускорил шаг, едва не срываясь в позорное бегство, но удержался из самоуважения к чести мундира. Да и собаки деревенские наверняка бы бросились в погоню, не отгавкаешься потом…
Мой младший сотрудник всю дорогу хранил глубокомысленное молчание. Вообще-то он у нас последнее время в практическую философию всей массой ударился, может до получаса в себя уйти, и не дозовёшься. Поэтому я сам начал прощупывание почвы:
– Мить, а речушка ваша как-нибудь с речкой Смородиной связана?
– Не припоминаю, Никита Иванович, но, может статься, каким рукавом и является…
– А русалки в ней водятся?
– Русалки? – Он вскинул брови, и глаза его наполнились туманом розовых воспоминаний. – Сам-то не встречал, но парни болтали, будто бы страсть как много их! Так под водой, бесстыжие, и шарются, хоть купаться не заходи. Помню, был у нас один мужичонка, Сидор-скотник, уж больно по женской линии любвеобилен и мастеровит. Не знаю, чего в нём бабы находили, а тока когда он в речку охладиться лез – русалки со всех краёв сплывались полюбоваться. Уж на что вода у нас мутная, так они поближе сунуться норовят и…
– Мить, спасибо, можно без подробностей!
– Так я ж к тому, что нравственность на селе падает!
– Ты ещё вспомни, к кому в отделение сразу пять невест с вещами припёрлись, борец с распущенностью! – строго прикрикнул я, но тут же сбавил тон: – Слушай, а жемчуг у вас здесь добывают?
– Добывают, отчего ж нет? – легко переключился он. – Как кого из купцов заезжих по ночи остановят, так и жемчуг, и парчу, и каменья всякие… много чего добыть можно. Надо тока места знать…
– Милая у вас деревенька…
– А я о чём…
Полуденное солнце грело спину, к дому подходили уже молча. Только теперь мне взбрело в голову рассмотреть его повнимательнее, без спешки и суеты. В целом изба как изба, на первый взгляд ничем таким уж подозрительным не отмечена. Крепкая, надёжная, довольно новая, свободная… Вот это действительно интересный момент. Кому и зачем стукнуло в голову строить такой хороший дом на самой окраине, а потом ещё и не жить в нём? Не то чтобы это были столь уж неразрешимые загадки, на поверку наверняка ничего таинственного не окажется, но…
Один непонятный момент всё-таки был – пока дошли до порога, я насчитал по пути ровно двадцать шесть пауков, спешащих в том же направлении, что и мы. Причём разных – чёрных, коричневых, с детишками, зловещих, с крестом на спине, хромых, суетливых, подпрыгивающих, лохматых, неприятных… Кто нам говорил, что пауки почему-то любят этот дом? Так вот, любят – не то слово; он их словно наэлектризованный притягивает!
– Необъяснимый научной философией факт, – тщательно взвесив ситуацию, оповестил Митька.
– Спросим у Яги, – согласился я, стараясь ступать осторожнее.
Смех смехом, но давить многочисленных насекомых казалось нецелесообразным. Даже опасным почему-то… Хотя главный «сюрприз» ждал нас в доме. Представляете: открываем дверь, входим в горницу, а там на лавке, носом кверху, лежит наша бабка, и на груди у неё сидит огромный, с чайную чашку, паук! У меня аж ноги подкосились…
* * *
– Ты чего орёшь, участковый? – тихо вскинула бровки Яга, открывая один глаз.
Я не орал. Ну, может, взвизгнул чуточку… И то вряд ли. Митька метнулся во двор и вернулся с дрыном наперевес – паука гасить.
– Бабуленька, не шевелитесь – щас я ему промеж глаз бесстыжих…
– А мне поперёк рёбер, да? Брось хворостину, дурак, я ещё жить хочу, – повысила голос отчаянная эксперт-криминалистка. – Али не видите оба – совещание у нас.
– И чё лёжа-то?
– А на совещании, бывает, и вздремнёшь… Паучий язык трудный да долгий, кто знал, что вы с порога пугаться начнёте? – Бабка встала, сочувственно оглядела бледного меня и, осторожно сняв паука с груди, заботливо переселила его в закуток за печкой.
– Садись к столу, Никитушка, поговорить бы надо.
Митька за моей спиной на цыпочках двинулся к печке, коварно вздымая дубьё, но бабка, не глядя, подставила ему ножку – он грохнулся и надулся. Типа вот хотел как лучше, а мы ему опять всё испортили…
– Ты уж не серди меня, касатик. Сам видишь, настроение у меня с утра не фиалками пахнет… Покуда на стол накрывать буду, сгоняй-ка во деревню, насчёт баньки вечерней договорись. И ещё, покуда вы купалися, нам староста снеди полон короб доставил, а вот соль забыл. Прикупи, надобно мне…
Когда наша домохозяйка говорит таким задушевно-проникновенным тоном, лучше послушаться. И репутация не пострадает, и нервы целее будут, и самооценка повысится – как же, уважил бабушку! Случаи «неуважения» караются быстро и разнообразно, от неизлечимого косоглазия до собачьего хвоста, не скрываемого никакими штанами. Кстати, меня бабка ещё ни разу ничем таким не наказывала, но у Митьки опыта больше, поэтому он спорить не стал. Уточнил только:
