Мисс Тик оперлась подбородком на руку, и странноватая улыбка появилась на ее лице.
— Это было правильно, разве нет? — сказала Тиффани.
— Что? А, да. М-м… да. Очень… точно. Рассказывай дальше.
Тиффани рассказала о схватке с Дженни, однако про Вентворта не упомянула. Мало ли как могла бы Мисс Тик воспринять это. Та слушала очень внимательно.
— Почему сковорода? — спросила Мисс Тик. — Ты могла бы найти палку.
— Мне просто показалось, что сковородой выйдет лучше, — ответила Тиффани.
— Ха! Именно. Если бы ты выбрала палку, Дженни сожрала бы тебя. Сковорода железная, а твари вроде Дженни железа не переносят.
— Но это монстр из книги сказок! — проговорила Тиффани. — Что оно делало в речке?
Мисс Тик некоторое время пристально смотрела на нее, а потом спросила:
— Почему ты хочешь быть ведьмой, Тиффани?
Началось это с книги «Волшебныя Сказки Для Детушекъ Хорошихъ». Возможно, началось это вообще со множества всяких вещей, но со сказок — больше всего.
Когда она была маленькой, мать читала ей эти сказки, а потом Тиффани читала сама. Во всех сказках так или сяк была ведьма. Злая старая ведьма.
И Тиффани подумала: где доказательства?
В сказаках никогда не говорилось, почему непременно злая. Говорилось только — старуха, живет одиноко, выглядит как-то не так, потому что беззубая — этого достаточно. Этого достаточно для того, чтобы тебя звали ведьмой.
Если на то пошло, в книге сказок не приводились доказательства ничему. Там говорилось «прекрасный принц»… он правда такой, или его называли прекрасным только за то, что принц? Или «девушка, чья краса светла как день»… какой именно день? В середине зимы дни — солнца почти не увидишь. Когда читаете сказки, от вас не требуется думать. А только верить в то, что вам говорят.
И говорят вам: старая ведьма живет одна в странном пряничном доме, либо в доме, который ходит-бродит на курьих ножках. Она разговаривает со зверем и птицей и умеет колдовать.
Тиффани в жизни знала лишь одну старуху, что жила одиноко в странном доме…
Хотя нет. Не совсем так. Точнее сказать — она знала лишь одну старуху, что жила одиноко в странном доме, который двигался с места на место — и это была Бабушка Болит. И она умела колдовать колдовство для овец, и говорила со зверем и птицей, и ничего злого в ней не было. Это — доказательство, что сказкам верить нельзя.
И еще была другая старуха, которую все звали ведьмой. И то, что произошло с ней, заставило Тиффани… много думать.
В любом случае, ведьмы ей нравились больше очень довольных собою прекрасных принцев и уж всяко больше принцесс, что красой поспорят с ясным днем, а умом — с божьей коровкой. И еще у них были дивные золотые волосы, а у Тиффани — нет. У нее волосы были коричневые, скучно коричневые. Мать о них говорила: каштановые или порой «шатеновые», но Тиффани знала: коричневые, коричневые, коричневые, точно так же, как и глаза. Коричневого цвета земли. Так что же — найдутся в книге какие-нибудь приключения для коричневых волос и глаз? Нет и нет. Златовласые голубые очи либо зеленоглазые рыжие кудри заполучат все истории. С коричневыми волосами ты можешь быть прислугой или дровосеком или в этом духе. Или молочницей. Ну так вот — этого не будет, хотя сыры у нее получаются хорошо. Принцем ей не быть никак, а принцессой — ни за что, и дровосеком не по душе, поэтому она будет ведьмой, она будет знать, как знала Бабушка Болит…
— Кто такая была Бабушка Болит? — спросил голос.
Кто такая была Бабушка Болит? Люди теперь начнут задаваться этим вопросом. И ответ: быть ею значило быть здесь. Она всегда была здесь. Казалось, она была осью жизни всех Болитов. Тут, в деревне, решения принимались и поступки совершались и жизнь текла в постоянном знании о том, что среди холмов — старая пастушья хижина на колесах, и там Бабушка Болит — смотрит, наблюдает.
И она была молчанием холмов. Может, поэтому ей нравилась Тиффани, с неловкостью и застенчивостью. Старшие сестры были болтушки, а Бабушка не любила шума. Тиффани не шумела, когда бывала наверху, в хижине. Любила просто находиться там, и все. Наблюдать за полетом сарычей, слушать звуки молчания.
Там, на холмах, молчание звучало. Долетал туда живой шум, голоса людей и животных, и все это как-то придавало молчанию глубину и совершенство. Бабушка Болит закутывалась в это молчание и делала так, чтобы внутри оставалось место для Тиффани. На ферме всегда было слишком хлопотливо. Много людей, у них много дел. На молчание не хватало времени, не хватало времени на то, чтобы слушать. Но Бабушка Болит была молчалива и всегда слушала.
— Что? — сказала Тиффани, моргая.
— Ты сказала сейчас: «Бабушка Болит меня всегда слушала».
Тиффани сглотнула. И проговорила:
— Я думаю, моя бабушка была немножко ведьма. — Она сказала это с ноткой гордости.
— Действительно? Почему ты так считаешь?
— Ну, ведьмы умеют проклинать, верно?
— Так о них говорят, — ответила Мисс Тик дипломатично.
— Вот, а мой отец говорил: от Бабушкиных кляток и небо посинеет.
Мисс Тик легонько кашлянула.
— Клятки, видишь ли, клятки — это не совсем то же самое, что настоящее проклятие. Клятки это скорее «Хрень те в пень, приблуда навозная, тварюка холерная», знаешь? Проклятие больше похоже на «Я надеюсь, что нос твой взорвется и уши твои улетят: одно налево, а другое направо».
— Я думаю, что Бабушкины клятки означали немного больше, — сказала Тиффани с некоторым вызовом. — И она разговаривала со своими собаками.
— Что же она им говорила?
— О, всякое вроде «Кругом, гони, пойдет», сказала Тиффани. — Они всегда делали то, что Бабушка им говорила.
— Это все обычные команды для пастушьих собак, — отмела Мисс Тик доводы Тиффани. — Это не ведьмовство.
— Но все-таки значит — они были не просто собаки, они приходились ей своими, — возразила Тиффани, начиная сердиться. — У ведьм есть животные, с которыми они говорят, и такие животные зовутся своими. Как ваш этот жаба.
— Нет, я сам не свой, — проговорил голос из бумажных цветов. — Я просто слегка своенравный.
— И она знала все травы, — настаивала Тиффани. Бабушка должна быть ведьмой, если даже Тиффани придется ради этого спорить весь день. — Она могла вылечить все, что угодно. Мой отец говорил: она может заставить пастуший пирог встать и замемекать. — Тиффани понизила голос. — Она могла возвращать ягнят к жизни.
В летнюю и весеннюю пору Бабушка Болит редко бывала под крышей. Она вообще почти круглый год ночевала в старой хижине на колесах, которую можно перевозить вслед за стадами. Но первое воспоминание Тиффани о том, как она видела Бабушку в их доме на ферме, было такое: старуха стоит на коленях перед очагом и кладет мертвого ягненка в большую черную печь.
Тиффани тогда вскрикнула, и продолжала кричать. А Бабушка взяла ее на руки, бережно и чуток неуклюже, усадила себе на колени, сказала «тш-ш» и назвала ее «мой маленький джиггит», а на полу Бабушкины собаки — Гром и Молния — наблюдали за ней с песьим изумлением. Бабушка чувствовала себя не совсем в своей тарелке с детьми, потому что они не мемекают.
Когда Тиффани перестала плакать — просто из-за того, что уже не хватало дыхания — Бабушка опустила ее на коврик, открыла печь, и Тиффани увидела, что ягненок ожил.
Когда Тиффани стала немного старше, то узнала: «джиггит» — это «двадцать» на Вэн Тэн Тефера, старинном пастушьем языке для счета. Пожилые люди пользовались им до сих пор, когда пересчитывали что-нибудь особенно важное для себя. Она была двадцатой из Бабушкиных внуков.
А став еще постарше, она узнала о согревании в очаге, который был внутри не обжигающим, просто теплым. Мать оставляла в нем квашню, чтобы взошла на дрожжах, а кот Крысоед любил там спать, иногда на квашне. Это было самое лучшее место, чтобы оживить хилого ягненка, если он родился в холодную ночь и почти насмерть оцепенел. Вот так это получалось. Вовсе никакой магии. Но в тот раз это было магией; и не переставало ею быть, хоть вы и поняли, как она делается.
— Хорошо, но все же это не ведьмовство в полном смысле, — сказала Мисс Тик, снова прервав чары воспоминаний. — Впрочем, не обязательно иметь ведьму в роду, чтобы стать ведьмой. Правда, возможность унаследовать что-то совсем не повредит.
— Вы хотите сказать, как семейный талант? — спросила Тиффани, морща лоб.
— Пожалуй. Но я говорю о ведьминской шляпе, к примеру. Если можешь получить островерхую шляпу от бабушки в наследство, это прекрасно в смысле экономии. Они по ценам — не подступиться, особенно хорошие, которые способны выдержать падение на голову домиков. У Миссис Болит было что-нибудь в этом роде?
— Нет, вряд ли, — сказала Тиффани. — Она вообще редко носила что-то на голове, кроме как в самые сильные холода. Накидывала на голову старый мешок из-под зерна, вроде капюшона. Эм-м… Это считается?
