Но Вулфрит знал, что отсюда нет выхода. Он уже провел здесь несколько недель взаперти...
Хотя нет! Какая ерунда! Ведь он же помнит отпирающее заклинание, на которое случайно наткнулся в библиотеке.
Но если кто-нибудь увидит его без маски, может случиться конфуз. Все подумают, что он Арбол, которую должны скормить дракону. А единственный способ доказать им, что он не принцесса, это продемонстрировать свою принадлежность к мужскому полу. А если он им это продемонстрирует, местные психи наверняка кинутся возводить его на престол.
Вулфрит решил, что в подземелье надо проскочить незаметно. Благодаря Арболу он знал, как это осуществить.
И быстро направился к секретному ходу.
Часом позже, после нескольких неверных поворотов и немыслимого количества дверей и лестниц, после превращения двух гвардейцев в крысу и канарейку, Вулфрит наконец очутился примерно в двадцати футах под землей в узком и неприятно сыром каменном коридоре, слабо освещенном вонючим факелом.
Если это не дворцовая темница, то королевский дизайнер ошибся.
Юноша осторожно крался вдоль влажной стены, заглядывал в двери камер. Он держал наготове превращальное заклинание, но очень боялся, что рано или поздно оно выкинет какой-нибудь неприятный трюк. До сих пор в результате превращений получались мелкие, безобидные твари, но происходило это просто потому, что большинство существ на свете мелкие и безвредные. Всякий, кто обращал внимание, видел, что мир просто кишмя кишит жучками, червячками и всякими грызунами, а вот крупные страшные хищники, которые лапают и когтят, встречаются относительно редко.
Но все-таки они есть. А превращальное заклинание основано на какой-то закономерности, потому что млекопитающие получались гораздо чаще, чем, например, насекомые или птицы. Вулфрит не знал, чем определяется результат, но был совершенно уверен, что, продолжая превращать людей с помощью заклинания, рано или поздно получит льва или росомаху.
А это могло обернуться серьезной угрозой для жизни.
Поэтому лучше как можно тише красться вдоль мокрой стены.
Вулфрит очень переживал, что обрыскал только крохотный кусочек темницы. Подземелье простиралось во всех направлениях, неожиданно открывая узкие боковые ответвления, крутые изгибы и повороты, странные обманные ступени, ведущие вверх и вниз. Юноша осмотрел уже множество камер, но все они оказались пусты.
Неожиданно за стеной кто-то жутко завыл. На Клути вроде бы не похоже, но Вулфрит поспешил на звук. По крайней мере это точно кто-то живой и наверняка не гвардеец. Кого-то явно мучили, и, если это окажется чародей...
Вой повторился, и Вулфрит смог определить, из какой камеры он доносится. Он заглянул в крохотное зарешеченное окошечко, ожидая увидеть дьявольскую сцену горгорианской жестокости.
Но из камеры на него уставилось чье-то бородатое лицо, и сварливый голос прошамкал:
— Будьте любезны, сдвиньтесь немного вбок. Вы загораживаете мне свет.
— Извините, — растерянно пробормотал Вулфрит, отодвигаясь как можно дальше, но так, чтобы видеть камеру.
Она была крохотной, но довольно чистой, пол покрыт свежей соломой, в углу ведро. Заключенный, скрестив ноги, уселся в центре.
— Спасибо, — сказал он юноше. — Вы, может, прикроете уши: я сейчас снова крикну. — И прежде чем Вулфрит ответил, завопил так, что кровь заледенела в жилах.
Когда звон в ушах поутих, Вулфрит поинтересовался:
— Зачем вы так орете?
— Это моя работа, — объяснил узник.
— Что, что?
— Это моя работа.
— Какая еще работа?
— А что это будет за темница, в которой не раздаются жалостные страдальческие крики?
Вулфрит испуганно разинул рот, и вопитель сжалился:
— Объясняю: основная проблема заключается в том, что горгорианцы не умеют пытать и мучить людей.
— ??! — Это никак не согласовывалось с тем, что Вулфрит слышал до сих пор.
— Нет, не умеют. Они способны только устраивать общественные мероприятия — все эти ваши сжигания, травли росомахами и так далее. Но у них не хватает терпения для настоящих мучительств, при которых тюрьмы забиты годами и переполнены жуткими криками, воплями, стонами и всем прочим. У них вообще кишка тонка по части тюрем: убивают — и делу конец. Если пытка длится больше недели, горгорианцы либо надираются от тоски, либо просто оттяпывают жертве голову.
— Я вижу, — согласился Вулфрит.
— Да, но нельзя же содержать респектабельную темницу, если она просто набор пустых камер. А здесь большинство камер и вправду пусты. Вот я и стараюсь изо всех сил поддерживать имидж тюремщиков, но, скажу тебе, парень, это нелегко.
— Значит... А как вы получили эту работу?
— О, я уже давно сидел здесь, когда во дворец явились горгорианцы. Они отпустили всех, кто пострадал за политические убеждения, остальным поотрубали головы, но никак не могли решить, что делать со мной, потому что никто не вспомнил, за что я сюда угодил.
— А за что вы сюда угодили? Узник пожал плечами.
— Не имею ни малейшего представления. Забыл много лет назад. Я попал сюда еще мальчиком.
— Ох!
— Горгорианцы долго спорили, что со мной делать. И большинство уже склонялось к тому, чтобы отрубить мне голову. Просто для верности. Но тут я и предложил им оставить меня в темнице для придания ей настоящего стиля. Должен сказать, что переговоры заняли несколько дней, но они согласились. — Он гордо улыбнулся.
Вулфрит кисло улыбнулся в ответ.
— С тех пор я сижу здесь как профессиональный вопитель. Мне дают хорошую свежую солому, регулярно выносят ведро, или я объявляю забастовку и перестаю кричать. Я согласен, это не лучшая должность, но меня устраивает.
Неожиданно до Вулфрита дошло, что он даром теряет время.
— Что ж, было очень приятно побеседовать с вами, но мне нужно искать чародея, которого заперли где-то здесь.
— Чародея? — Узник приподнял голову. — Вы имеете в виду чародея, который поступил к нам недавно? Он в номере сорок третьем: это дальше по коридору, поворот налево, вниз по ступенькам, а там шестая дверь направо.
— О! — только и смог выдохнуть Вулфрит.
— Я подумал, что сэкономлю вам время, — объяснил заключенный.
— Спасибо.
— А сейчас отойдите от моего окошка, пожалуйста.
— Да, сэр.
Юноша двинулся в указанном направлении, а за ним, отражаясь от каменных стен, эхом катились крики.
Поворот налево прикрывали свисающие с потолка старые цепи. Вулфрит наверняка прозевал бы его, если бы искал сам, и никогда бы не нашел номера сорок третьего. Уже через пять минут он взламывал ржавый засов и кричал Клути, связанному, что сейчас освободит его.
Три пыльные фигуры проскользнули через городские ворота и замерли, озираясь в смущении.
Улицы словно вымерли. Это не соответствовало их ожиданиям и не совпадало с планами, которые они обсуждали по дороге.
Однако к сюрпризам все уже подготовились. Час назад путники обнаружили, что пара предместий горят, как факелы в честь коронационного праздника.
— Я не думал, что горгорианцы такие варвары, — заметил Пурпурный Опоссум. — А говорят, что в нынешние времена они стали куда спокойнее и тяготеют к тихим занятиямм гидрангианцев.
— Заткнись, — буркнул Черная Ласка. После того как он очнулся в домике вдовы Джилджип, это была его обычная реакция на все внешние раздражители. Когда Опоссум сказал ему, что она может считаться довольно грубой, коль скоро Черная Ласка не приобретет королевство, Ласка почти извинился. Он проклял свой дурной характер и списал все на непроходящую головную боль.
А сейчас, когда он глядел на город, его голова болела еще сильнее.
— Смотри, — показал Пурпурный Опоссум. — Вон улица Удовольствий, Непоминаемых в Приличной Компании. Я уж боялся, что никогда больше ее не увижу.
Черная Ласка промямлил что-то нечленораздельное, но заткнуться Опоссуму не предлагал. Он тоже наслаждался видом родного города.
— А что это за транспарант? — спросил Данвин, показывая на ворота. — Он всегда там висел?
— Какой транспарант? — не понял Черная Ласка.
— На котором написано «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДРАКОН».
Ласка с Опоссумом переглянулись.
— Ты видел какой-нибудь транспарант? — спросил Ласка.
— Нет, мой лорд, — заколебался Опоссум. — Я рассматривал архитектуру предместий. Вы заметили, что они строят каменные дома, имитируя форму горгорианских походных палаток?
— Ни хрена я не заметил, — зарычал Черная Ласка. — У меня голова раскалывается, будто по ней колотит кузнец, выполняющий срочный королевский заказ. И я шел, опустив глаза, потому что от солнечного света она болит еще хуже.
— Мы можем вернуться и посмотреть, — предложил Опоссум.
— А вон еще транспаранты, — заметил Данвин.
— Действительно, — согласился Пурпурный Опоссум. Он рассматривал плакаты, выставленные вдоль главной улицы, ведущей к королевскому дворцу. Черная Ласка, позабыв о своей головной боли, делал то же самое.
