Ознакомительная версия.
— Читай, Кузьма! — скомандовал Марк без обычной игривости в голосе.
Кузьма чувствовал холодность хозяина.
Он покрутил клювом, разыскивая микрофон, но микрофона здесь не было.
— Наша земля холодна словно лед, — зазвучал голос Кузьмы. — Ей мало отпущено теплых дней…
Марк облегченно вздохнул. Теперь, пока птица читает, он может рассмотреть старика получше. Неужели это он?!
Неужели?
Мешали птицы, хлопавшие крыльями прямо над ними, в кронах сосен.
Партия скажет — и счастье придет, Партия взглянет — заря горит…
«Спасибо» — наш эскимосский народ Партии Ленина говорит.
«Хоть бы уже быстрее наверх и домой, — думал Марк, отвлекшись от разглядывания старика. — Может, действительно на майские не будут меня трогать. Вот было бы хорошо».
И было детство розовым, как утро, — птица читала уже следующее стихотворение — И все ему казалось нипочем.
Глазами он напоминал якута,
А по отцу был мальчик Ильичом…
Марк вдруг захотел кушать. Он вспомнил, что не ел в этот день, да и есть в его служебной квартире было нечего. Жил он там редко, и один, без жены. Все его лучшие мечты о пище были связаны с расположенной через три дома столовой работников столичного водопровода. Пускали его туда охотно, зная, что Марк — артист. Он даже замечал каждый раз, что одна молоденькая белобрысая раздатчица делает для него порции намного большие, чем для водопроводчиков. Может, он ей нравится?! Мысль эта приятно согрела Марка и немного отвлекла от недовольного отсутствием пищи желудка. А Кузьма читал, и старик внимательно слушал его, был старик, кажется, ошарашен и тронут, в его глазах блестели слезы.
И когда все уйдут отсюда
И затихнет людской прибой,
Я немного одна побуду,
Я побуду, Ильич, с тобой…
Опять заныло правое плечо у Марка. Но настроение было хорошее.
Кузьма шпарил программу без сбоев и без пауз.
Еще одно, и все…
Потом надо будет вернуться туда, за ели. Там стоит и ждет старший лейтенант Волчанов.
Марк посмотрел на эти ели и встретился с Волчановым взглядом — глаза, нос и пол-лба старшего лейтенанта были видны между двумя еловыми ветками.
…Косит глазом конь буланый и копытами частит. Арестованный Ульянов Не особенно грустит…
— Последнее! — сам себе прошептал Марк Иванов с радостью.
Старик покачал головою изумленно, провел пальцами под своими узковатыми глазами — слезы вытер. Был он, кажется, доволен.
Попугай, не дочитав последнюю строфу, замолчал.
Марк понял, что продолжения не будет, но на Кузьму не разозлился. Посмотрел в сторону Волчанова и увидел призывный жест его руки, высунувшейся из ельника.
Старик молчал. Ожидать аплодисментов от него не стоило. Но видно было, что он очень тронут.
— С днем рождения! — поклонившись, прошептал Марк.
Попугай тоже поклонился заученно.
Добрая улыбка появилась на лице старичка. Он стал рыться во многочисленных кармашках коричневой жилетки. Наверно, искал что-то, может быть, хотел что-то подарить Марку.
Но рука Волчанова властно звала к себе, и, помедлив минуту, Марк еще раз поклонился и пошел к ельнику.
Пошел, даже не оглядываясь.
Хотелось спросить у старшего лейтенанта: неужели это действительно Он?
— Кто это? — наконец, оказавшись за елями, прошептал мучивший его вопрос Марк.
Волчанов не ответил.
Они уже шли назад по тропинке.
Марк находился в полном недоумении. Но кроме этого что-то еще его раздражало, что-то мешало ему очень, и только дойдя до мостика через речку, Марк понял в чем дело. На правом плече до сих пор сидел попугай, а в левой руке Марк нес пустую клетку, Остановился. Не церемонясь схватил птицу за лапы и сунул ее головой в открытую дверцу клетки.
Идти стало легче, но оставленный без ответа вопрос все еще мучил артиста.
На ходу он пытался поравняться с Волчановым, заглядывал по-доброму, просительно ему в глаза.
Но старший лейтенант, поймав на себе косой взгляд Марка, повернулся, не сбавляя шагу, и сказал довольно грубо, даже с нотками угрозы:
— Забудьте обо всем, иначе вам же будет плохо! Вы расписались о неразглашении, не забывайте!
Марк после этих слов немного отстал и шагал уже сзади, в затылок Волчанову, пытаясь истребить в себе мучившее его любопытство.
Кузьма что-то бормотал.
Марк прислушался к птице, приподняв клетку.
Оказалось, попугай вспомнил последнюю пропущенную им строфу из последнего стихотворения программы.
А сани все скользили и скользили, и проносились мимо лесочки и рощицы, состоявшие из хвойных деревьев, а поэтому зеленый их цвет причинял особую радость взгляду народного контролера. После краткой остановки в пути, когда Баллах и собак покормил сушеной рыбой, и сами они строганины погрызли, Добрынин не ложился и чувствовал себя довольно бодро. Абунайка же, как погрыз своими черными зубами соленого сушеного мяса, так и снова прилег и засопел.
— Русский человек — мудрый, — говорил урку-емец присевшему после остановки рядом на передок саней Добрынину. — Пусть мне он новое хорошее имя даст. Русские имена красивые, лучше урку-емецких!
Павел задумался, глядя на бежавших без устали собачек. В этой просьбе увидел он большое к себе уважение, и это, конечно, и растрогало его, и обрадовало, хотя последнего он своим лицом не показал.
— Можно, конечно, — проговорил Добрынин размеренно и четко. — Но у нас, русских, человек имеет не только имя, но и фамилию.
— Ну тогда пусть мне Павел и фамилию тоже даст, — кивнул урку-емец.
— Ну ладно, дам, — сказал Добрынин, и тут же в его голове произошло некое решительное движение мыслей, и уже через минуту знал он, как следует назвать своего спасителя.
— Вот что, — сказал народный контролер. — Тебе имя Дмитрий нравится?
— Красивое, — урку-емец улыбнулся и повторил: — Дмитрий!
— Раз нравится, то назову тебя Дмитрием, а фамилия твоя будет… Ваплахов, а?.. Звучит хорошо, по-русски. Урку-емец подумал недолго, потом кивнул.
— Да, — сказал он. — Теперь у урку-емецкого народа будет русское имя…
Добрынин снова вспомнил о таинственном исчезновении народа и снова захотел было спросить об этом бывшего Ваплаха, а теперь уже — Дмитрия Ваплахова, но испугался, что настроение его спасителя из-за этого может стать грустным, а ведь и самому Добрынину грустить надоело, и хотелось ему думать о чем-то светлом и радостном. И не спросил он о народе.
А сани все скользили и скользили, и вдруг Дмитрий Ваплахов резко остановил собачек, и от такой неожиданности Добрынин чуть в снег не свалился.
— Что такое? — спросил он, оглядываясь на урку-емца. «Новокрещенный» Дмитрий показал рукой вперед, но прежде чем увидеть что-то, Павел услышал механический гул, а потом уже разглядел едущий к ним навстречу большой зеленый танк.
— Наверно, в гости в Худайбу едут, — предположил урку-емец.
Танк, подъехав, остановился. Из открытого люка выглянул молодой солдат в шлеме, помахал рукою.
— Вы куда? — спросил он, глядя на Добрынина.
— Туда, к военным! — ответил Павел. — А вы?
— В Хулайбу, там контрреволюционный мятеж, приказали подавить, — ответил солдат радостным голосом» в котором звучал такой молодой задор, что народный контролер на мгновение почувствовал себя древним стариком.
— Какой мятеж? — удивился вслух ДобрынинНет там никакого мятежа. Там все в порядке!
— Да! — воскликнул солдат. — Жалко… Мне обещали за подавление отпуск на двадцать суток. Думал в Курск поехать, к маме… А теперь придется назад…
И тут в голову к Добрынину пришла полезная мысль. «А что, — думал он, — если я сейчас на танк пересяду и на нем же к военным поеду, а собачек с Дмитрием и стариком можно домой в Хулайбу отпустить».
И он спросил солдата:
— Слушай, отвези меня на танке к своему командиру!
— Садитесь! — охотно ответил солдат-танкист. — Танк большой, в нем места много.
— Ну, тогда я дальше с ним поеду, — обернулся Павел к урку-емцу. — А вы можете возвращаться.
Урку-емец помрачнел лицом.
— Зачем Павел не хочет Дмитрия с собою взять? — спросил он. — Дмитрий в Хулайбу не поедет!
— А собаки? Они же в танк не полезут? — попытался объяснить народный контролер.
— На собачках Абунайка в город вернется, а я хочу дальше с русским человеком Павлом ехать…
— Ну что с тобой делать?! — Добрынин почесал за ухом. — Ладно!
Разбудили они старика, объяснили ему, в чем дело, и он, оказалось, очень этому обрадовался. Кивнул на прощанье обоим, развернул сани и погнал их назад в сторону города Хулайбы. А Павел с Дмитрием залезли в танк, устроились там на каких-то зеленых ящиках. Солдат сел впереди, заворочал рычагами/и с новой силой загудел мощный военный двигатель. Дернулся танк с места, крутанулся, разворачиваясь, и поехал обратно к своему военному стойбищу.
Ехали они совсем недолго, а когда уже приехали и из танка выбрались — увидели вокруг густой хвойный лес, а посреди этого леса целый городок с нормальными деревянными домами и привычными покатыми крышами на них. На особом шесте, высоком и тонком, развевался родной красный флаг, а под ним, у самого основания шеста стоял по стойке «смирно» симпатичный солдат с винтовкой.
Ознакомительная версия.
