Ознакомительная версия.
Только после этого вернулся ангел на свою лавку. В коровнике было тихо, если не считать храпа красноармейца Семена Гусева. Улегся ангел, повернулся на бок так, чтобы видеть спящую Катю, и так, глядя на нее, заснул он в конце концов, хотя сна ему ночь оставляла немного, всего лишь часика три.
Перед самым рассветом в коровник, стараясь не шуметь, вошли три красноармейца, и каждый из них нес по большому тяжелому мешку. Пройдя в дальний угол коровника, опустили они мешки на деревянный пол и прилегли отдохнуть.
Пройдя короткий инструктаж на поле Тушинского аэродрома, Банов и Клара Ройд вместе с инструктором Добролета забрались в самолет, который тут же начал разбег, подпрыгивая на ухабах и неровностях взлетной полосы. В хвостовой части, где сидели под стенками Банов, Клара и инструктор, было темновато: два давно не мытых иллюминатора с трудом пропускали внутрь дневной свет. По полу каталась, создавая шум, какая-то железка. Когда она оказалась у ног Банова, он наступил на нее, придавив ее крепко к дюралевому полу. Стало чуть тише, но только на мгновение. Взревел двигатель, набравший, по-видимому, максимальное количество оборотов винта/машина еще сильнее задрожала и наконец оторвалась от земли.
Инструктор, невысокий мужчина лет сорока пяти в летной куртке, сидел напротив Клары и Банова. Он то и дело досматривал на свои часы. Потом, наклонившись всем телом вперед, напомнил прыгающим основные правила, на что Клара и Банов кивнули.
Еще минут через пять инструктор встал, заглянул в иллюминатор.
— Пора! — громко сказал он, обернувшись.
Клара с готовностью встала. Вела она себя так, будто напрыгала уже сто прыжков — и парашют на ней сидел ладно, и всем она казалась довольна. Банов даже позавидовал.
Инструктор открыл внутрь дверцу в хвостовой части и поманил прыгающих рукой.
Первой подошла Клара, за ней — немного нервничающий директор школы.
— Только помните! Сосчитайте до сорока пяти, а потом дергайте! — еще раз напомнил инструктор. Клара Ройд кивнула.
— Ну, пошли! — крикнул инструктор и отошел от дверцы, за которой начиналось небо.
Клара сделала два шага вперед и «провалилась» вниз. У Банова перехватило дыхание — таким неожиданным было исчезновение Клары! Он-то думал, что человек, прыгнувший с парашютом, еще некоторое время летит за самолетом или по крайней мере видно, как медленно летит вниз, а тут: вот она стояла и, сделав шаг, пропала из виду.
Чья-то рука коснулась плеча Банова, и он с испуга или от неожиданности тоже нырнул вниз, в синее холодное небо.
Тут же его развернуло, закрутило, понесло, и только в короткие мгновения он успел заметить удаляющийся самолет. На душе стало неприятно до рвоты. Возникло ощущение большой обиды — словно его просто выкинули из самолета как ненужный балласт. И вот он летел вниз, точнее не летел, а падал, как кусок чегонибудь или камень. А летчик и инструктор спокойно себе летели дальше, наверно, обратно на аэродром, где их ждет большая чашка чая и отдых, может быть, даже и незаслуженный, ведь что тяжелого сделал инструктор? Ну сказал несколько раз несколько слов, и все.
Уже исчез из виду самолет, залетев за облака, а Банов все падал и падал. И тут он вспомнил, что надо было сосчитать до сорока пяти, а потом дергать шнурок. Но он-то и не начинал считать, а значит: если начнет считать сейчас, то как раз к «сорока пяти» уже и грохнется оземь. И даже холодный небесный воздух не мог подавить волнение, возникшее и взбурлившее в директоре школы. Рука схватила нужный шнурок и дернула его изо всех сил.
Тут же что-то изменилось в падении. Его еще раз развернуло, потом дернуло, и над головой раздался громкий хлопок. И тут же, после этого хлопка, струи воздуха стали медленнее обтекать летящее тело Банова. Внизу замерла зеленая земля.
И Банов вспомнил о Кларе.
Повиснув на стропах, огляделся и увидел белый парашют метрах в ста от себя.
Теперь он себя чувствовал лучше. Можно даже сказать — удобно, как в своем кабинете.
Разглядел он и Клару — она тоже спокойно летела и, казалось, смотрела в его-сторону.
— Клара! — крикнул Банов.
— А-а!!! — донесся до его ушей ответ летевшей недалеко женщины.
Банов улыбнулся. Он себе представлял этот полет немного иначе — вот летят они рядом, чуть ли не совсем рядом, не обнявшись, конечно, но плечо к плечу. Летят и разговаривают, мечтают о будущем, обсуждают новые аэропланы. И тут в какой-то более подходящий момент он ей говорит так открыто и искренне, что она для него много значит… Да, именно так и говорит. Не говорит: «Я вас люблю!» или «Давайте поженимся», а просто и понятно: «Вы для меня очень много значите!» А она с пониманием, радостно улыбается и прямо в небе целует его в щеку. И потом они некоторое время летят молча, а после молчания снова начинают мечтать.
— Клара! — снова крикнул Банови махнул ей рукой, как бы подзывая ее подлететь поближе. — Клара-а!
Она тоже помахала в ответ. Что-то крикнула, но директор школы не услышал ее голоса.
И тут ему показалось, что они сближаются. То ли ветер как-то закрутился на одном месте, то ли что-то другое происходило с небесной тканью, но действительно Клара и Банов приближались друг к другу, и вот уже до его ушей донесся женский голос: «Товарищ Банов! А-а!» Банов снова обрадовался. Между ними оставалось метров двадцать.
Земля приближалась медленно, и на нее летевшие не обращали внимания.
— Вы сосчитали до сорока пяти? — криком спрашивал Банов.
— Не-ет! — смеялась в ответ Клара. — А вы?
— Нет! — мотал головой директор школы и тут же, сообразив, что они отлично слышат друг друга, закричал: — Клара, вы для меня очень много значите! Вы понимаете?
— Да! — крикнула Клара и заулыбалась широко. — И вы тоже! Вы тоже для меня много значите!!
Солнце ослепило вдруг Банова, и он зажмурился, и почувствовал тепло солнечных лучей на своем лице. Это было ощущение счастья. Не хотелось открывать глаза. Так бы и лететь, и лететь…
— Товарищ Банов! — кричала Клара. — Посмотрите!
Банов вдохнул полные легкие. Воздух был сладким, как мороженое.
Внизу, уже недалеко, была земля. Поле, дорожка, по которой шли куда-то люди. Маленькие люди, в таких из пулемета с этой высоты не попадешь, только распугаешь! А дальше искрилась на солнце речушка, один берег которой был выше другого. Над ней, склонившись, «плакали» ивы. Действительно, огромной силы красота русской земли! И Банов почувствовал эту красоту. Ему захотелось сказать еще что-нибудь важное Кларе, но что? Самое важное он ей уже сказал!
— Товарищ Банов! — снова кричала она. — Огромное спасибо! За все! Огромное спасибо!
Банов кивнул.
Речушка, очаровавшая обоих парашютистов, приближалась, и приближалась она с такой скоростью, что Банов подумал, будто в его парашюте образовалась дырка, и он нервно глянул вверх, но там было все в порядке.
А ветер снова свистел в ушах директора школы, и он уже дергался на стропах, стараясь замедлить падение, но земля была уже слишком близко, и, испугавшись ее, Банов поджал ноги и так долетел до земли, повалившись на песок более низкого берега речушки. Тут же его накрыл белый шелк парашюта, и он запутался в нем, пытаясь выбраться наружу.
Спать урку-емцу Дмитрию Ваплахову определили койку в общей казарме. Но не успел Дмитрий выспаться после отлета Добрынина, как его растормошил невысокий лысоватый солдатик.
— Товарищ гражданин, — говорил солдатик. — Вас командир зовет. Срочно зовет!
Нехотя поднялся Ваплахов с такой удобной пружинистой кровати. Хорошо, что спать он лег не раздевшись, только оленью доху скинув рядом на пол — не пришлось поэтому ему тратить время на одевание. Сразу же и вышли они с солдатом на покрытый гладким снегом двор.
— А! Заходи! — радостно прогремел басом полковник, увидев в дверях своего кабинета заспанного урку-емца. — Я обещал твоему начальнику, что ты здесь скучать не будешь, так что давай научу тебя в карты играть.
Урку-емец согласился учиться и внимательно слушал по-военному четкие названия карт и всяческие правила, но понять ничего не мог.
Полковник, потратив на разъяснения полтора часа, посмотрел пристально на Дмитрия и окончательно спросил:
— Что, совсем ничего не понятно?
— Нет, чуть-чуть понятно, но не понятно, как играть,ответил смущенный урку-емец. — Ну ладно, тогда мы что-нибудь другое устроим для тебя…
И полковник, подперев мощным кулаком свою большую голову, задумался, перебирая мысленно все известные ему способы борьбы со скукой.
— О! — вдруг воскликнул он. — А ты охотиться умеешь, любишь?
— Конечно! — ответил Дмитрий.
— Тогда мы тебе такую охоту устроим — век не забудешь! Ты когда-нибудь порусски охотился?
— А как это?
— А-а, ну тогда увидишь сегодня же! Посиди здесь, а я пойду приказы дам!
И полковник вышел, оставив Дмитрия одного в тепло протопленном кабинете, на одной стене которого висела большущая географическая карта, а на другой портрет человека, показавшегося урку-емцу знакомым.
Ознакомительная версия.
